Народы и личности в истории. Том 1 - Владимир Миронов

Разумеется, мы рассмешили бы весь белый свет, заявив, что деньги и собственность не сыграли никакой роли в возникновении Английской революции. В основе конфликта, переросшего в гражданскую войну, лежали имущественные интересы. На одной стороне оказались король и роялисты (пэры, бароны, рыцари, богатые эсквайры, джентльмены), на другой стороне – средние классы (среднее и мелкое джентри, купцы, люди ученых профессий, мастеровые, ремесленники, священники, йомены, фригольдеры, зажиточные фермеры). Вот как оценил социально-экономические причины возникновения Английской революции один из английских историков, член Британской академии наук Дж. Э. Эйлер: «Недовольство, вызванное монополиями, правительственным контролем и другими формами вмешательства в сельское хозяйство, промышленность, торговлю и транспорт, мы безусловно должны включить в число многих элементов в ситуации, сложившейся перед 1640 г., без которых последовавшие события не смогли бы стать такими, какими они были в действительности».[159] Скажем вдобавок о заметном ухудшении финансового положения короны (в период между царствиями Генриха VIII и Якова I), усилении роли Лондона как одного из самых больших экономически активных городов мира, а также о заметном росте влияния идеологии протестантизма (позднего пуританства) на средние слои английского общества. Представители нового революционного класса не скрывали своего презрения к дворянам за их косность и невежество. Джон Скелтон сочинил такие вирши:

Зачем на свет родился ты?Дворянство – семя суеты!К ученью глухи и тупы,Вам все бы обивать мосты,Баклуши бить, разинув рты…

Мы видим, конфликт между двумя лагерями – «джентльменами» и «простецами» – возник задолго до революции. «Джентльмены» считали, что у них достаточно богатств, «прав крови», чтобы и далее занимать лидирующие роли. «Простецы» так не думали. Их соперники (их благородия) не были заинтересованы в умственном и духовном развитии чад… К примеру, один из джентльменов даже гордо заявил: «Клянусь телом Христовым, я скорее соглашусь увидеть моего сына повешенным, чем зубрящим буквы в школе. Разве сыновьями джентльменов становятся не для того, чтобы ловко дуть в охотничий рог, вести элегантно и красиво охоту за дичью и зверем, с должной грацией держа ястреба и умело дрессируя его?! А за буквами да цифрами пусть сидит деревенщина». Деревенщина училась. Примерно в таком же духе описывают премудрости обучения благородных дворян Т. Старк и другие… Первый прямо указывает на то, что главным в подготовке этих кругов к жизни являлось их обучение искусству охоты, танцам, игре в карты, приему пищи и спиртных напитков… Оказывается, самое важное – не труд, не деловые навыки человека, а развлечения и удовольствия. Он говорит: «В Англии джентльменов учат скорее тому, как вырастить хорошую породу собак, нежели мудрых наследников». Э. Дадли считал английское дворянство «наихудшим из всех того, что воспитано христианским миром».[160] Надо задуматься над тем, а почему с тронов сбрасывают королей.

Англия XVII в. представляла бурлящий котел личных, династических, политических страстей. Век начался с утверждения личной унии между Шотландией и Англией (1603 г.) под короной Стюартов. Сын казненной Марии Стюарт Яков стал королем (до 1625 г.). Он настроен пораженчески к католицизму, ища поддержку у Испании, врага Англии. Это привело английское общество к расколу на тори и вигов. Первые твердо стояли за короля, вторые решительно – за парламент. В условиях противоборства богатый сквайр Р. Кетсби организовал «пороховой заговор» (1605), целью которого стала физическая ликвидация короля Якова I и его сына в британском парламенте. Неспособность короля Якова, «ученейшего дурака», противостоять вторжению католицизма и привела в итоге к расколу страны, жестокой гражданской войне и казни сына, короля Карла I (1625–1649). Стремление же Карла и его сторонников «кавалеров» править единолично не было подкреплено ни финансами, ни внушительными военными силами.

В это время «круглоголовые» (сторонники парламента) предпочитали заниматься не пустой болтовней, а укреплением руководства движения, во главе которого встал 43-летний сквайр Оливер Кромвель. Кромвель (1599–1658), бесспорно, главное лицо Английской буржуазной революции. Это – сложная и противоречивая фигура. Историки справедливо говорят о том, что XVII век его ненавидел и презирал, XVIII век не понимал и только XIX век сумел-таки воздать ему должное. «Ближайшее потомство клеймило Кромвеля как нравственное чудовище, а в позднейшее время его прославляли как величайшего из людей».[161] Где же истина?

Истина, как это часто бывает, находится посредине. В нем сочетались черты великого политика, сурового пуританина, деспота. Противоречивость вообще характерна для великих фигур истории (Наполеон, Петр Великий, Ленин, и т. д.). Иные никак не могут понять одной истины: совершить крутой перелом в сознании и жизни миллионов людей, изменить весь ход истории, вырваться из порочного круга преступного правления, вывести народы из тупика (а, увы, не заводить людей в тупик) нельзя, не применив к врагу силу в союзе с разумом. Вспомним, как тот же Мор возлагал надежды лишь на разум и мудрость. И что же? Он был казнен ничтожным правителем. Оливер Кромвель отчетливо понял, что разум надо вооружить, дополнив его аргументацию железом гвардейцев, смелыми генералами. И на плаху справедливо был отправлен бездарный и безвольный правитель…

Однако все это произойдет позже… Имя Кромвеля будет овеяно легендами. О нем будут рассказывать сказки, создавать мифы: что, якобы, уже в четырехлетнем возрасте он разбил в кровь нос 3-летнему наследнику престола, будущему королю Карлу I, а вскоре увидел и устремленные на него огненные глаза. Чей-то громовой голос, якобы, воскликнул: «Ты будешь великим человеком»… Оставив легенды, расскажем о ранних годах его жизни. Учился Оливер в пуританской школе, где царили суровые порядки. Доктор Бирд не жалел ни молитв, ни розог. В 1616 г. (а это был год смерти Шекспира) 17-летнего Кромвеля привели в Кембридж. Здесь тогда преподавали богословие, геометрию с арифметикой, риторику с логикой, латынь и греческий язык. Учился он довольно средне.

Недруги будут позже обвинять Кромвеля в злоупотреблении виски и женщинами, но какой сильный и здоровый юноша не отдавал дани грехам молодости. Особенно если ты очутился в компании студентов, изучающих право! Разве не затем изучают законы, чтобы в зрелые годы не устоять от соблазна их нарушить?! Во всяком случае доподлинно известно то, что из стен университета он вынес искреннее преклонение перед светскими науками (особенно, историей). Учеба была краткой, через год он вынужден будет уехать домой: умер отец и нужно было помочь матери вести хозяйство. В 21 год Оливер женится на дочери богатого лондонского купца-меховщика. Вернувшись в родные места, он взвалил на себя все хозяйственные заботы. Уже тогда в нем выработались такие завидные качества как точный расчет и железная хватка.

Скромный, трудолюбивый фермере, внешне угрюмый и замкнутый человек. Впрочем, причислять Кромвеля к обычным фермерам было бы неверно. Его род в отдаленном родстве с министром Генриха VIII Томасом Кромвелем, по прозвищу «молот монахов» (он изгонял святых отцов, разрушал их монастыри и распродал с молотка почти все их земли). Среди его предков были и те, кого звали «золотыми рыцарями». Король Яков I однажды остановился у дяди Оливера. Одним словом, его вполне можно было отнести к джентльменам.

Уединившись в сельском доме, он обрабатывал землю, ежедневно молился (вместе со слугами), умело читал проповеди, укрывал и ободрял преследуемых священников. Выступал он защитником общественных интересов в вопросе о земле, отчуждаемой у крестьян графом Бедфордом. По словам Карлейля, он призвал власть к ответу, сделав то, на что никто другой не решился. Так он прожил почти в полной безвестности до сорока лет. В округе все его знали и уважали как человека справедливого, разумного, решительного и мужественного. Вскоре граждане Гентингдона избрали его в парламент. Тогда в Англии никому и в голову не могла бы прийти такая глупость – избирать в парламент по спискам, да еще никому не известных выскочек. Выдвигали только тех, кого знали на местах. А с королем стране не повезло. Самовлюбленный циник, он требовал от законодательной власти все новых субсидий (пытаясь одобрить свой разбухший бюджет). При этом заявлял: «Помните, что парламенты всецело в моей власти, и от того, найду ли я их полезными или вредными, зависит, будут ли они продолжаться или нет».

Смело и отважно сражались против деспотии короля английские политики (Пим, Эллиот, Гемпден), пытаясь отстоять права и привилегии нового дворянства и буржуазии, и прежде всего «полную собственность на свое имущество, земли и владения»… Король требует денег, вместе с тем категорически запрещая выдвигать обвинения против должностных лиц короля и правительства (даже обоснованные). «Мое правительство всегда право,» – таков его циничный лозунг. Впервые палата общин парламента Англии отказалась повиноваться воле короля. Трусливого спикера заставили принять революционные решения: отныне врагом и предателем страны должен считаться всякий, кто разрешит взимать пошлины без согласия парламента(даже король), кто добровольно заплатит неутвержденные парламентом налоги, кто одобрит привнесение папистских новшеств в англиканскую церковь. Король распускает парламент. Организаторы «парламентского бунта» (1629 г.) брошены в казематы Тауэра. За сочинения, направленные против епископов, их клеймили раскаленным железом и отрезали уши.