Полудемон. Счастье короля - Галина Гончарова

— Значит так. Завтра идешь в Храм и требуешь, чтобы вас развели. Поняла? В качестве доказательства покажешь свою спину. А сейчас — спать.

— Но я…

— Инни, завари сон — траву?

— Да, Алекс.

Не хочется, конечно, связываться с Храмом, но если что — я этого Мусю Ак — Квиру скормлю. Авось, не побрезгует… в качестве дружеской услуги?

Твою ж!

Про бандитов забыл! Надо хоть сегодня сходить, найти их…

До вечера дом посещают Линтор со стражниками, который вежливо расспрашивает и Иннис и тетушку. Девушка отвечает ему честно, что как было — и получает в награду шокирующее известие. Как оказалось, Мирон с самого начала подозревал о ее происхождении.

Вот как увидел.

Внешность у Андаго очень уж нехарактерная для риолонцев, они, в основном, светленькие, а если и темные, то не до воронова крыла. А Иннис уж очень своеобразна…

Сначала Мирон подозревал, что Иннис — бастард Андаго, но потом навел справки. Дня так за два. И поняв, кто ему попался, повел осаду. Не верите? Вот письма, читайте сами. Правда, до конца он был не уверен, быстро‑то подробных справок не наведешь.

А уж когда наткнулся на Сидона, вообще обрадовался. Теперь его подозрения точно подтвердились, и Иннис нужно было брать.

Он и попытался, с понятным результатом.

Оставалось выяснить, кто же убил и его, и короля…

Приходили соседки тетушки Меди. Вроде то за мукой, то за солью, то еще за чем, а на мордах так и читается: 'Простите, что беспокою вас во время вашей семейной драмы, но мне так любопытно…'.

С этими разбирается Иннис, вежливо вручая каждой просимое и выпроваживая за ворота. Я бы их просто поленом гнал…

Потом является отлежавшийся Муся и начинает призывать жену.

За воротами.

Это, конечно, правильно, но ведь есть — я! Я прицеливаюсь в него поленом, попадаю, конечно, и будущий холоп удобно устраивается в той же луже.

Тиррима ничего не слышит, сонное зелье сбоев не дает.

И последним приходит птица иного полета.

Рясоносная гадина с отполированной чешуей! Служитель Светлого Святого. Чего ему надо?

А вот того. Пришел проводить беседу. Донесли ему, что прислужник под забором валяется, вот он и явился. С этим типом разбирался я. Тетушка Меди рвалась в бой, но мы с Инни ее не пустили, побоялись за здоровье старушки.

Вот где у людей совесть?!

Видели же, что девчонка связалась с тварью!? Видели.

Понимали, что за этим стоит Храм, семья‑то не бедная. Тетушка Меди умрет — все достанется поровну дочери и сыну. А все, что дочкино, так и Мусино. А Мусино — считай, Храмовное, честным трудом нажитое и уже в кармане ощущаемое.

А терять‑то не хочется, а Тиррима удрала… они ж с Мусей и жили при Храме, чуть ли не на всем готовеньком. Тетушка Меди, видите ли, отказалась содержать дочурку, сама та толком не зарабатывала, а Мусю вообще в дом не пускала.

Все видели, всё понимали — и хоть бы одна тварь помогла! Так нет же!

Ни один!

Ни разу!!!

Ничтожества…

Так что к служителю я выхожу сам. За ворота палисадничка, не в дом же пускать такую заразу, потом не отмоешься.

— Дитя света, нехорошо это!

Ни здрасте, ни как дела…

Смотрю пристально, в упор.

— Да, вы знаете, светлый, я тоже думаю, что это очень, очень плохо.

От такого согласия, храмовник на миг замирает.

— А…

— Это же ваш ученик, а какой пример он подает людям?! Ужасно, просто ужасно… Ломится в дом к почтенной женщине, грозится ее убить, кулаками машет Тетушка Меди — человек пожилой, много ли ей надо? Сейчас удар хватит — Храм век не отмоется!

— Наш ученик?

— Ну да, там, под забором пьяный лежал… Лось такой, с брюшком.

— Дитя света, а ты кто такой?

— А я племянник соседки брата жены сына тетушки Меди.

Явно у служителя сегодня день окуня. Глаза выпучены, жабры хлопают…

— Э…

— Одним словом — родственник. Так вы своего умничка заберете? А то нехорошо… подрывает у народа доверие к Храму!

— И жену его заберу, — вставляет свои два медяка служитель, понимая, что от меня больше ничего не добиться.

Я развожу руками.

— Жену отдать не могу. Не брал.

— Здесь ее мать живет. Я должен поверить, что она в другом месте?

— Так а что ж она не с мужем? — удивляюсь я. — И почему вы ее тут ищете?

— Э…

— Дайте, додумаюсь! Она сбежала…. от любви?

Служитель понимает, что договориться со мной не выйдет. Тем более, что я говорю громко, четко, начинает собираться народ, все перешептываются… не любят тут Храм, ой, не любят.

Да и не за что.

— Только служитель, я вот это из лужи тащить не буду, — предупреждаю я, — и вам не советую. Пусть само приползет, как проспится?

Служитель соглашается.

А что ему остается делать? Упрекать меня, что я отношусь к Храму без уважения?

Позвольте, я уважаю Храм! Он же еще стоит? Вот!

Но тащить вот это грязное и вонючее… это Храм меня не уважает! И себя — тоже!

Служитель уходит несолоно хлебавши, а я решаю, что надо поговорить с тетушкой Меди. Та устала и расстроена. Прячется в комнате и горюет над чашкой с отваром.

— Алекс? Заходи…

— Тетушка, нам надо поговорить.

— Надо, сынок…

Излагаю я кратко. Тирриму так оставлять нельзя. Вообще. Любой мужчина, Который поднимает руку на женщину — это уже не мужчина. Это гнусная скотина и долг любого человека — раскрыть его свинячью сущность миру. К тому же, рано или поздно, он не рассчитает сил и просто убьет девчонку. А тетушку Ммеди и убивать не придется — сама от горя помрет.

Из этого положения есть выход.

Тирриму надо развести с этим типом. Но!

Своих мозгов не добавишь, она обязательно во что‑нибудь да вляпается, а потому после развода поедет с Иннис. В Андаго. Как и вы, тетушка Меди. Подальше от храмовников и прочих тварей. Там тихо, спокойно, вам там хорошо будет.

Тетушка слушает с сомнением.

— Алекс, у тебя все так легко. А люди… они же живые…

Вот уж это не проблема. Особенно для некроманта.

— Но так у вас идея не вызывает отторжения?

— Нет… но Иннис…

— Она уже согласна. И даже рада будет. Сами с ней поговорите.

Я пока с Иннис не говорил, но… почему бы и не тетушка Меди? Уж всяких Сидонов она точно к девочке не подпустит! Ожглась на дочери, над Иннис трястись станет!

Навещаю Иней.

У девочки предложение вызывает восторг. Конечно, Андаго она очень любит, но вот возвращаться туда — сейчас?

Слишком много неприятных воспоминаний там живет. А из хорошего — один призрак. Маловато для уюта и покоя.

Я успокаиваю Иннис, целую ее в лоб — и быстро удираю. Потому как поцеловать ее мне хочется вовсе не по — братски. Скотина я‑таки. Еще какая скотина…