Неизвестные лица. Ошибочный адрес. Недоступная тайна - Клавдий Дербенев

Таня несколько растерялась и смущенно опустила голову. Собственно, в ее сердце уже не было обиды на парня, только досада на себя за излишнюю принципиальность и гордость.

— Он ваш друг? — спросила она.

— Повторяю, очень хороший.

— Я этого не знала.

— Откуда же вам знать. Так как, Таня?

Таня молчала. Томов, хитро прищурившись, смотрел на нее.

— Хорошо, — наконец сказала она. — Передайте ему: извинение принято.

Опять верная помощница

Поезд набирал скорость. Только теперь Пустова вспомнила, что она забыла о предупреждении Дзюрабо быть осторожной и внимательной на вокзале и при посадке в поезд. Теперь, когда вспыхнувшая неприязнь к Дзюрабо не стала чувствоваться так остро, как по пути на вокзал, Пустова раскаивалась в пренебрежении элементарной осторожностью. Кто этот с толстыми щеками, только что вошедший в купе и бесцеремонно усевшийся напротив? Пустова успела рассмотреть ослепительно новые полуботинки франта, клетчатые, цвета солнечного заката носки, наутюженные брюки стального цвета, щегольский излом серой фетровой шляпы, лихо надвинутой на левую бровь, и толстые короткие пальцы. Кто он? Временами, когда пассажир, уже отбросивший в сторону газету, отводил от Пустовой взгляд выпуклых насмешливых глаз, она снова и снова принималась рассматривать его.

«Среди сотрудников госбезопасности я никогда не видела этого самодовольного фазана… Правда, всех я не знаю, но этот определенно не из той братии…» — подумала Пустова.

Постоянная настороженность давно заставляла Пустову присматриваться к сотрудникам КГБ. Делала она это очень просто: периодически, перед девятью часами утра, в час дня и в шесть вечера, медленно прогуливалась в том квартале Долматовской улицы, где находилось здание КГБ. Она также знала, что часть сотрудников управления живет в доме на улице Чапаева. Иногда она появлялась вблизи этого дома в часы, когда сотрудники шли на работу или с работы, и запоминала лица.

Дзюрабо, узнав от нее об этой ее инициативе, запретил проводить подобные опасные эксперименты. Он даже не пожелал выслушать ее рассказ о методах, которыми она пользуется, проводя изучение чекистов.

Во всяком случае, ее сосед по купе не из числа тех, которых ей больше всего приходилось опасаться, но все же лучше выбрать момент и уйти из купе.

В другом конце этого же вагона, у окна, стояли Нина Ивановна и Гаврилов.

Нина Ивановна не спрашивала Гаврилова о цели его поездки. Ей просто хорошо было рядом с ним. Задумчиво глядя на пробегающие за окнами вагона окутанные вечерним сумраком леса, она думала о своей жизни, о том, что произошло в последние дни.

— О чем вы думаете? — ласково спросил Гаврилов.

Она повернула к нему лицо и, встретив внимательный и дружелюбный взгляд, опустила глаза.

Нина Ивановна казалась в эти минуты Гаврилову совсем юной. Он бережно сжал в ладонях обе ее руки и привлек к себе. Теперь они стояли совсем рядом. Кто из них первым сделал движение, сказать трудно, но в следующее мгновение их губы слились в поцелуе.

— Милая моя, — едва слышно прошептал Гаврилов, всматриваясь в ее глаза, доверчиво устремленные на него.

Она ничего не успела сказать. Послышались шаги, и они, как провинившиеся дети, быстро отпрянули один от другого, сели на свои места.

Это шла Пустова, громко выстукивая каблуками. Ее сосед по купе оказался очень развязным. Громко возмущаясь нахалом, Пустова покинула купе и теперь шла по вагону, ища для себя подходящее место.

Заглянув в купе, занимаемое Ниной Ивановной и Гавриловым, Пустова сразу узнала старшую сестру санатория.

— Дорогая моя! Какая встреча! — с напускной веселостью воскликнула она. — Можно к вам?

Нина Ивановна, изумленная неожиданной встречей, молчала.

Пустова поставила на скамейку рядом с Ниной Ивановной саквояж.

При свете маленькой лампочки, светившейся под потолком, Гаврилов с удивлением узнал Пустову. Он отвернулся. Об отъезде Пустовой из города в управлении ему никто ничего не говорил. Возможно, потому, что ему срочно пришлось заняться разрешением другого вопроса?…

Пустова между тем села рядом с Ниной Ивановной, настороженно косясь на Гаврилова.

— Милочка! Как я рада вас видеть! — певуче затараторила она. — Пусть мало я побыла в вашем санатории, но не забыла ни вас, ни вашу чудесную Катю! Знаете, после я ругала себя, что не полностью использовала путевку. Опять чувствую себя скверно.

Гаврилов встал и, положив на верхнюю полку чемодан, обратился к Нине Ивановне:

— Простите, гражданка, я выйду покурить. Вас не затруднит посмотреть за моим багажом?

Нина Ивановна поняла и равнодушно ответила:

— Пожалуйста.

Гаврилов вышел из купе.

— Кто этот интересный? — сразу спросила Пустова.

— Понятия не имею, — безразличным тоном ответила Нина Ивановна. — Просто пассажир… Молчит всю дорогу…

— У меня наоборот получилось! — успокоившись, подхватила Пустова. — Попался такой стопроцентный нахал, что стал руки распускать… Я пошла искать другое место. Как я рада, что увидела вас!

Пустова стала расспрашивать Нину Ивановну о цели ее приезда в город.

Общение с чекистами кое-чему научило Нину Ивановну. Почувствовав, что для Гаврилова встреча с Пустовой явилась полной неожиданностью, она решила помочь ему, разузнать цель этой поездки. Поэтому Нина Ивановна с добродушной приветливостью отнеслась к Пустовой и рассказала о своем отпуске, не умолчала и о намерении, пользуясь хорошей погодой, остающиеся дни посвятить прогулкам по лесу.

— Так вы свободны! — живо воскликнула Пустова, осененная какой-то мыслью. — Превосходно! Я вас приглашаю! Тоже своего рода прогулка… и мне скучать не придется в одиночестве. Причем это совсем недалеко от вашего санатория.

— Куда? — спросила Нина Ивановна.

— Видите ли, Нина Ивановна, — начала Пустова, понизив голос. — Я когда-то занималась биологией. У меня есть в МГУ связи, друзья. И вот для биолого-почвенного факультета я выполняю некоторые задания. Попутно для одного научного журнала готовлю статью об особенностях архитектуры помещичьих сооружений начала двадцатого века… Не знаю, получится ли…

В это время в купе возвратился Гаврилов. Он только что переговорил в тамбуре вагона с лейтенантом Чижовым, который оказался в поезде исключительно ради Пустовой. Теперь Гаврилов надеялся из разговора Пустовой с Ниной Ивановной извлечь какую-то пользу, но Пустова замолчала. Через минуту, внимательно оглядев Гаврилова, она сказала:

— Гражданин, может быть, вы будете любезны перейти в другое купе. Мы — дамы. У нас чисто женский разговор, не хотелось бы его прерывать и вообще стесняться… В последнем купе только один мужчина, которого в бешенство приводит присутствие интересной женщины…

Гаврилов мельком посмотрел на Нину Ивановну. Она сказала:

— Верно, гражданин. Вам все равно, а нас ваше присутствие только стесняет…

— Пожалуйста, — с самым равнодушным видом ответил Гаврилов и снял с полки свой чемодан. Пока он, нагнувшись, с заботливостью недоверчивого человека осматривал чемодан, Нина Ивановна пожала ему локоть.

Была уже ночь. Пассажиры вагона угомонились. Остановки за три до города Н-ска Нина Ивановна прошла в туалетную комнату, а возвращаясь обратно, передала Гаврилову записочку.

Через некоторое время Гаврилов вышел в тамбур и вместе с Чижовым прочитал сообщение. Нина Ивановна написала:

«Она направляется к доктору Полякову. Ссылается на задание МГУ и редакции журнала. Будет осматривать домик доктора. Уговорила меня поехать с ней. Не знаю, правильно ли, но я решилась. Знайте об этом на всякий случай».

Пир с расчетом

В этот вечер шел мелкий моросящий дождь. Но людей, не успевших еще отвыкнуть от щедрой ласковости необычайно теплой и сухой в этих краях осени, он не пугал. На улицах было много гуляющих.

Таня Наливина и Иван Дубенко тоже гуляли. Примирение было счастливым. Для Дубенко осенью наступила весенняя пора жизни. Он не подозревал, что Таня имеет отношение к делу, которым занимается Томов и его товарищи. Таня тоже ничего не знала о второй стороне жизни Дубенко.

Они шли счастливые и довольные. Вдруг Таня напомнила Дубенко о его обещании показать свой дом. Дубенко смутился.

— Ты не хочешь? — спросила Таня, недоверчиво посмотрев на спутника.

— Пожалуйста, Таня! Но это очень далеко. Такая погода…

Таня подкинула зонт и сказала:

— Под ним места хватит и двум головам!

Дубенко ничего не мог возразить против такого убедительного аргумента. Тесно прижавшись, они пошли.

Подойдя к дому, Таня и Дубенко услышали доносившийся из открытого окна пьяный басовитый мужской голос, выкрикивающий слова песни о дождливом вечере и горячем стакане вина. Голос этот не принадлежал Свиридову. И тут Дубенко в страхе вспомнил предупреждение лейтенанта Томова не оставлять вечерами Свиридова одного. Дубенко растерянно взглянул на Таню: он ей говорил, о своем полном одиночестве, а тут…