Кремлевское дело Бешеного - Виктор Доценко

Тем более что неудачи в интимной сфере вполне компенсировались успешным продвижением по службе: уже в тридцать лет Кирилл стал подполковником и занимал должность заместителя начальника охраны первого секретаря Свердловского обкома КПСС. Именно тогда и обратил на него внимание будущий первый Президент России.

Причиной тому послужил совсем банальный эпизод. Обкомовская верхушка отправилась на охоту. Стояла ранняя осень. Было тепло, но слякотно. Вдруг Борис Николаевич поскользнулся на ровном месте и стал падать. Первым среагировал Кирилл, тогда еще молодой майор: он подхватил шефа под локоть и удержал на ногах, но впопыхах не заметил, что дуло карабина шефа направлено в его сторону. Грохнул выстрел, пуля попала Кириллу в плечо. Его откинуло на спину. Встревоженный Борис Николаевич склонился над ним.

— Как вы? — спросил он.

— Пустяки, царапина! — бодро ответил Кирилл и потерял сознание.

Выписался из больницы он уже подполковником и обладателем просторной трехкомнатной квартиры. Когда Борис Николаевич переехал в Москву, он забрал с собой и Кирилла Калошина.

Казалось бы, сама судьба благоволит Кириллу Сергеевичу: живи и радуйся, ан нет. Изображая постоянную готовность служить верой и правдой, он всегда страдал от собственной, как он считал, неполноценности. Незадолго до переезда в Москву, чисто случайно, идя по улице, он увидел, как совершенно пьяная проститутка опустошила карманы своего еще более пьяного партнера. На ее беду проезжал милицейский патруль, который и задержал ее.

Но она, заметив заинтересованный взгляд статного красавца, нахально призвала того в свидетели: «Вот этот симпатичный мужчина видел, что эта пьянь сам ко мне приставал. Он даже замечание ему сделал, а тот и ему нахамил!»

Калошин вначале опешил от такой наглости: ее партнер лежит, как говорится, в стельку пьяный, лыко не вяжет, а она на него, сотрудника КГБ, «весь прикуп скидывает», да еще и в свидетели прихватывает. Калошину бы возмутиться, но он вдруг, наоборот, все подтвердил, а когда менты попытались права качать, сунул им «корочку» сотрудника КГБ — к тому времени он уже стал полковником. Те козырнули с извинениями, и он довел случайную знакомую до ее дома.

По дороге выяснилось, что она закончила медицинское училище, а проституцией занялась потому, что осталась одна, без средств к существованию: год назад ее родители и старший брат погибли в железнодорожной катастрофе.

И вот так в пятьдесят лет для него открылся новый, не изведанный доселе мир ощущений: он не только без памяти влюбился в эту проститутку, но в первую же их встречу получил истинное удовольствие от секса. Причем вспыхнувшее в нем чувство не осталось безответным: девушке понравился этот нежный, хорошо сохранившийся красавец, которого она назвала «милый дядюшка».

Полковник устроил ее в местную медсанчасть КГБ, а когда перебрался в Москву, добился и ее перевода, сначала в ведомственную поликлинику, а потом и в Центральную клиническую больницу.

Став к тому времени уже генералом, Калошин тщательно скрывал от всех, тем более от соответствующих служб, свою связь с Зиночкой, и это вовсе ее не тяготило: она не претендовала на роль супруги, довольствуясь стабильностью отношений со своим покровителем и материальной обеспеченностью. Она настолько крепко за эти годы привязалась к своему «милому дядюшке», что ради него готова была на все.

Их свидания происходили в глубокой тайне, что позволяло им скрывать их связь в течение долгих лет. И когда Бакурин в лоб упомянул его тайное и столь многолетнее увлечение, Калошин сначала искренне удивился, а потом изругал сам себя всеми последними словами: первый раз в жизни он искренне испугался. Но не за себя, а за единственную женщину, с которой ему никогда не нужно было таиться, играть: с Зиночкой он всегда оставался самим собой. А теперь страх удвоился: Зиночка ждала от него ребенка… Его собственного, наконец стопроцентно родного, его кровиночку, а не тех, чужих, кому он просто отдал свою фамилию…

Слежку за Фадеевым установили на самом высоком профессиональном уровне. Калошин выделил Скворцову полтора десятка лучших людей из своего охранного предприятия. Все они когда-то работали или в президентской Службе безопасности, или оперативниками в спецслужбах, поэтому об особенностях системы президентской охраны они были вполне осведомлены. Да и Скворцов тут чувствовал себя как рыба в воде, ведь именно он в свое время разрабатывал варианты маршрутов движения президентского кортежа, количество и схемы личной охраны. Поскольку теперь Фадеев неотлучно находился рядом с Президентом, фактически предстояло следить именно за первым лицом государства.

Слежка у Скворцова наладилась так ловко, что он грешным делом однажды даже подумал, что неплохо бы устроить теракт или автомобильную катастрофу и одним выстрелом убить двух зайцев: и бывшего своего подчиненного Фадеева, и бывшего шефа с ним заодно.

Теоретически такое было возможно. Но Скворцов побоялся взять на себя ответственность за такой решительный и эффектный ход. Более того, он не сомневался, что его же подельники из «семьи» без сожаления немедленно расправятся с ним — им же надо будет показать народу свою преданность Президенту: найдут, осудят — и к стенке.

«Инициатива наказуема» — вспомнил он любимую в их службе присказку и отбросил появившуюся у него шальную мысль о теракте.

Виктор Илларионович Фадеев ныне был наделен ответственностью за безопасность .первого лица государства. Возглавив его Службу безопасности, Фадеев окончательно потерял покой: он был уверен, что люди, которым Президент объявил свой жесткий ультиматум, так просто не сдадутся и обязательно будут искать любую возможность выйти сухими из воды.

Именно исходя из этих соображений, Фадеев усилил бдительность. Он даже не исключал, что «семья», будучи загнанной в тупик, способна пойти даже на прямой государственный переворот и физическое устранение Президента. Фадеев поменял почти всех людей в Службе безопасности — ведь их лично подбирал генерал Скворцов — и постарался обновить традиционные схемы маршрутов передвижения Президента из столицы на дачу, из резиденции в Горках в ЦКБ…

Но, как оказалось, принятых Фадеевым мер было недостаточно: люди Скворцова четко отслеживали все передвижения как самого Президента, так и Фадеева, и знали о каждом их шаге. Они, как привязанные, мотались за президентским кортежем, меняя свои нашпигованные суперэлектроникой машины, и через каждые пятнадцать минут докладывали Скворцову об изменениях в оперативной обстановке.

За прошедшие три дня Виктор Илларионович несколько раз говорил с Президентом по поводу тех данных, которые добыл Савелий.

Обычно это происходило по дороге из загородной резиденции в Кремль.

— Как думаете, Виктор Илларионович, вернут эти ребята деньги или нет? — как-то раз спросил его Президент.

— Кто послабее, типа Полуянова или Штырько, вернут. Им и возвращать-то надо какие-то жалкие сотни тысяч, — ответил Фадеев. — Остальные вряд ли, слишком много наворовали: привыкли, так сказать, к большим деньгам. Отдать такие состояния для них, наверное, все равно что руку или ногу себе отрубить. Конечно, зверь, попавший ,к капкан, отгрызает себе лапу, чтобы уйти на свободу… Но хромой волк — уже не волк, его свои же в два счета загрызут. А если не загрызут, то он все равно уже фактически не способен на полноценный промысел, даже зайца ему не задрать. Это уже не волк, а инвалид. Кто же добровольно на такое пойдет?

— А кто говорил, что добровольно? — возразил Президент. — Я же их заставляю это сделать!

— Так-то оно так, только… думаю, они ни нашей Генпрокуратуры, ни суда не боятся: наймут адвокатов, те повертят нашими дырявыми законами туда-сюда, глядишь, и отделаются наши волки жалкими штрафами или условным сроком.

— Ну этого-то не будет! — уверенно сказал Президент. — Врежем им на полную катушку!

— Это еще когда случится… — вздохнул Фадеев.

— А вы вот что… — задумался Президент, — свяжитесь-ка с нашим общим знакомым, пусть он пока готовит все для Генпрокуратуры. Если эти прохиндеи елозить налево начнут, понимаешь, мы время тянуть не станем, у нас должно уже все готово быть. Вы же, кажется, говорили, что у нашего приятеля все подлинники на руках?

— Да, они у него или, скорее всего, он где-нибудь их припрятал, подальше от чужих жадных глаз.

— Неважно, где они. Главное, что они есть. Короче, пусть он не тянет резину, а сразу и займется этим. Скажите ему, что я лично об этом прошу. Доверяю, понимаешь…

Как ревностный служака, Фадеев, выполняя указание Президента, немедленно позвонил Говоркову на его мобильный:

— Привет! Это я! Узнал?

— Конечно! Но… — Савелий был несколько удивлен, ведь они договаривались созваниваться через посредника.

— ОН попросил срочно связаться с тобой, — Фадеев сразу догадался, что волнует Савелия, но понадеялся на пресловутое русское «авось».