Суровые времена. Тьма - Глен Кук

— Ты, дядюшка, неплохо говоришь по-таглиански.

Он улыбнулся:

— Однако я забывчив, Каменный Солдат. Завтра я могу не вспомнить ни слова.

Может. Если только глашатай не подбодрит его память.

Дядюшка Дой не ограничился наблюдениями за тем, как мы колем и рубим южан. Он и сам внес в это дело немалый вклад, обратившись в человека-вихря, разящего вокруг молнией меча, причем быстрота молнии сочеталась в нем с грацией танцовщика. Всякое его движение повергало наземь очередного тенеземца.

— Черт подери, — сказал я Гоблину через некоторое время, — напомни потом, что с этим парнем ссориться не стоит.

— Напомню, чтоб ты не забыл прихватить арбалет и пустить ему стрелу в спину, футов с тридцати. После того, как я наколдую на него глухоту и тупость, чтобы хоть малость уравнять шансы.

— Ну, если я когда-нибудь отведу глаза, пока Одноглазый тебе же вставляет свечу из кактуса… Ты уж не удивляйся.

— К слову об этом недомерке. Скажи-ка, кто тут у нас недавно втихаря бегал в самоволку?

Я разослал по своим подразделениям весть, что мы достаточно облегчили работу силам Могабы. Теперь же всем следует отойти в наш конец города, заняться ранеными, малость вздремнуть и так далее. Затем обратился к старейшине нюень бао:

— Дядюшка Дой, ты уж, пожалуйста, сообщи глашатаю, что Черный Отряд безмерно благодарен. Скажи, что он может обратиться к нам в любое время, и мы сделаем все, что сможем.

Коренастей человек поклонился — ровно настолько, чтоб жест сей что-либо значил. Я отвечал точно таким же поклоном. И, пожалуй, поступил верно: он слегка улыбнулся, слегка поклонился — уже от себя — и заспешил прочь.

— Бежит, как утка, — заметил Шандал.

— Я лично рад, что эта утка на нашей стороне.

— Повтори-ка.

— Я лично рад… Аргх!

Шандал взял меня за глотку.

— Кто-нибудь, помогите заткнуть ему рот.

Это было лишь началом того, что превратилось в настоящую оргию. Сам не участвовал, но слышал, что для джайкурийских шлюх то была самая выгодная ночь в жизни.

41

— Где тебя черти носили? — зарычал я на Одноглазого. — Отряд, понимаешь, ведет самый распрепакостнейший бой за последние… хм-м-м… несколько дней, а он где-то шляется!

Хотя… Его присутствие вряд ли чем-нибудь помогло бы.

Одноглазый ухмыльнулся. На мое неудовольствие ему было плевать.

— Должен же я был забрать мой тенекрутокол назад! Столько труда в него вложено… А что такое?

— А?

На миг я увидел маленькую черную точку, быстро двигающуюся через серый ландшафт небес на высоте, недостижимой из Деджагора — даже с верхушки цитадели, где ребят из Старой команды более не жалуют…

— Ничего, коротышка. Дать бы тебе как следует, да все равно толку не выйдет. Значит, ты спускался на равнину. Что было дальше с Вдоводелом и Жизнедавом?

Пока я обеспечивал нашему предводителю спокойную жизнь, эта парочка сгинула без следа.

Интересно, как Могаба опишет все происшедшее, если продолжит вести Анналы?

— Одноглазый!

— Чего тебе? — уже раздраженно спросил он.

— Ты ответишь, наконец? Что было дальше с Вдоводелом и Жизнедавом?

— А ты что-то знаешь? Я — ни малейшего понятия не имею. И не желаю иметь. У меня одно было в голове: надо забрать копье, потому как для следующего раза может пригодиться. А потом мне пришлось позаботиться о шайке тенеземцев, которые хотели меня взять, а потом куда-то делись. Все понятно?

Исчезновения их не понимал никто — всадники пропали как раз тогда, когда самоуверенность тенеземцев сделалась наиболее шаткой. Тенекрут поджал хвост, и его люди сломались.

— Будь это Старик с Госпожой, — проворчал я, — они шли бы вперед, пока со всем этим балаганом не было бы покончено. Верно?

Я устремил взгляд на белую ворону, устроившуюся менее чем в Двадцати футах от нас. Взгляд ее был разумен и зол.

В ту ночь ворон вокруг было множество.

Они наверняка преследовали какие-то другие цели, а я был просто пешкой, запутавшейся в сети интриги. Однако, пока мы не мешаем, нет нужды нас трогать…

Могаба с нарами, а также их таглиосские части были по горло заняты еще несколько дней. Может, Хозяин Теней решил, что Могаба должен заплатить за невыполнение своей части молчаливого уговора.

Что являлось только еще одним доказательством, что с Черным Отрядом связываться — себе дороже.

Занервничаешь тут, если из головы не идет, будто все на тысячу миль вокруг желали бы, чтобы ты никогда не рождался на свет.

Мои ребята вовсю наслаждались положением, в которое влип Могаба. А он по поводу их отношения и вякнуть не мог. Мы ему обеспечили в точности то, о чем он просил.

Я почти каждый день встречался с ним на заседаниях штаба. А еще приходилось показываться солдатам — так, словно мы — братья, плечом к плечу идущие на злобного врага.

И ни разу это никого не обмануло — кроме, может быть, самого Могабы.

Я никогда не подходил к этому с личной точки зрения. Занял положение, которое, скорее всего, одобрили бы все летописцы прошлого: просто изображал Могабу, как не принадлежащего к нам.

Мы — Черный Отряд. Друзей у нас нет. Все прочие — враги или просто не достойны доверия. Подобные отношения с миром не требуют ненависти или еще каких-нибудь чувств. Необходима лишь бдительность.

Возможно, наш отказ протестовать против предательства Могабы и даже допускать возможность оного, послужил тем последним перышком, а может, хребет ему переломило то, что даже его сотоварищи-нары теперь были уверены, что настоящий капитан вполне мог остаться в живых… Словом, как бы то ни было, наш величайший и совершеннейший воин пересек рубеж, из-за коего нет возврата. А мы не раскрывали тайны, пока не пришлось платить золотом боли…

Возвращение к обыденной жизни заняло десять дней — если только положение перед тем большим штурмом можно назвать обыденным. Обе стороны ужасно пострадали. Я был уверен, что Тенекрут займется зализыванием рай, а нас просто оставит малость проголодаться.

42

— Мурген, тут кое-что для тебя.

Я начал пробуждаться.

— Что?..

Что стряслось? Вроде бы я не сбивался с пути…

Одноглазый снял широчайшей улыбкой, однако она улетучилась, едва он взглянул на меня пристальнее.

— Что, опять припадок?

— Припадок?

— Ты отлично знаешь, о чем я.

Не совсем. Я лишь с их слов знаю, что порой со мною творится странное.

— Ты пережил нечто вроде психического потрясения. Пожалуй, я вовремя подошел.