Сделай меня точно. Как репродуктивные технологии меняют мир - Инна Викторовна Денисова

в рамках схемы выставления счетов страховщикам за лечение бесплодия, неуплате налогов, получил условные сроки за всех и был уволен из университета [212].

Бальмаседу еще несколько раз пытались арестовать в Аргентине, а Аша – в Мексике, но в Америку в итоге не экстрадировали. Клиника Las Condes приняла Бальмаседу с распростертыми. В 2003 году он стал директором Latin American Assisted Reproduction Network; в клиниках Чили, Перу и Боливии подскочила рождаемость [213]. Бальмаседа всю жизнь отрицает вину и утверждает, что врачи были ни при чем, а разбираться в путаницах нужно с администрацией клиники. «Нам кажется, что это слухи, – сказал доктор Цезарь Кафатти Жамарн, репродуктолог клиники Las Nieves, в ответ на вопросы журналиста из The New York Times. – Бальмаседа – прекрасный врач, настоящий специалист, и, покуда вина не будет доказана, никто не лишит его практики в Чили». Клиника Las Condes пользуется огромной популярностью, ЭКО в Чили стоит около 7000 долларов по сравнению с 12–15 тысячами долларов в США.

Перу тоже известна миру репродуктивным скандалом с другим «душком»: в 1990-х больше 300 тысяч женщин были принудительно стерилизованы; так правительство Альберто Фухимори боролось с высокой рождаемостью. Поэтому говорить или писать об ЭКО в Перу даже как-то несколько неуместно. Размножение тут по-прежнему не приветствуют, хотя уже и не так радикально.

Сегодня государственная медицинская страховка не покрывает ЭКО. Донорство запрещено. С суррогатным материнством все строго, перед законом генетическая мать – та, что вынашивает. Однако перуанские черные рынки и суррогатные матери популярны у иностранцев.

Под конец главы – о репродуктивном расизме в Эквадоре. Антрополог Элизабет Ф. Робертс в 2000–2007 годах проводила исследования в клиниках Кито и Гуаякиля. В книге «Лаборатория Бога», вышедшей по итогам, она упоминает blancamiento, буквально «обеление» – социальную, политическую и экономическую практику колониальных стран с целью «улучшить расу». В Национальном музее изящных искусств в Рио висит картина «Искупление Хама», эту практику иллюстрирующая: на ней изображена черная бабушка, мулатка-мать, белый отец и, о счастье, белый ребенок.

С момента независимости (Эквадор получил ее в 1830-м) правительство призывало граждан к смешанным бракам. Сегодня, считает Робертс, blancamiento стало практикой репродуктивных клиник. Репродуктологи и бизнесмены не стесняясь говорят об участии в нацистском проекте, выбирая яйцеклетку и сперму доноров, которые mejorar la raza [214].

Австралия и Океания

Больше 80 тысяч циклов в год делают в Австралии и Новой Зеландии. Количество ежегодно растет (в 2017 году выросло на 2,2 %). В Австралии половину стоимости цикла ЭКО (он стоит от 9 до 15 тысяч австралийских долларов) покроет государственная страховка Medicare; в нее не входят донорские программы. В Новой Зеландии страховка предлагает оплатить или четыре инсеминации (причем не важно, спермой партнера или донора) или ЭКО, в том числе и с донорской яйцеклеткой, и суррогатный вариант.

Донорство в обеих странах возможно только бесплатное и только открытое: 18-летний ребенок и донор могут встретиться в случае взаимного желания [215]. Интересный факт о Новой Зеландии: в 2019 году в стране появился банк спермы ВИЧ-положительных доноров: это было сделано для того, чтобы бороться со стигмами. Вирус в крови донора настолько незначителен, что диагноз не будет передан по наследству [216].

Суррогатное материнство в Новой Зеландии – только альтруистическое [217]. В Австралии от территории к территории все регулируется по-разному. Например, в Западной Австралии суррогатное материнство разрешается только гетеросексуалам, а в остальных штатах – всем, но только безвозмездно; за попытку наживы – строгое наказание. Австралийца из Квинсленда, Нового Южного Уэльса или Австралийской столичной территории, пойманного с поличным в заграничной клинике, посадят в тюрьму сроком от года до трех в зависимости от штата. За продажу яйцеклетки можно получить срок до пяти лет [218].

Африка

Во французском языке есть выражение pousse comme la misère – плодиться, как нищета.

В 1990 году в Африке в родах каждый год умирало больше полумиллиона женщин.

Масштабы обратной бесплодию проблемы в тандеме с бедностью, казалось бы, так впечатляют, что ЭКО, технологию «для бесящихся с жиру», как-то даже обсуждать неловко.

Однако зайдем с другого бока: в отсутствие любой прочей самореализации дети для африканки – прокорм; бездетную не просто «заплюют» соседи, как в какой-нибудь российской или украинской глубинке; но в буквальном смысле сживут со свету, поскольку сочтут лишним ртом, не заслуживающим куска.

На континенте, где больше пятидесяти независимых стран, процедуру делают только в 21-й. ЭКО доступно 1,5 % населения. Первый ЭКО-ребенок «черной Африки», девочка по имени Ханнату Купчи, родилась в 1998 году в Нигерии [219]. В 2015-м все газеты страны с восторгом обсуждали, как девочка поступила в медицинский университет в Венгрии, а затем последовало разоблачительное признание. Профессор Оладапо Аширу, эмбриолог, делавший в 1989 году ЭКО в колледже при медуниверситете Лагоса вместе с репродуктологом, профессором Осато Гива-Осаги, сообщили, что мисс Купчи не была первой, до нее был мальчик, родители которого так боялись стигматизации, что упросили врачей не заявлять о беременности публично и повременить с сенсацией.

Больше всего клиник сегодня насчитывается в Египте, Гане, Кении, Нигерии, Намибии и Южной Африке. В 2019 году африканский реестр зафиксировал 151 клинику [220].

Африканская репродукция долгое время тяготела к двум высокотехнологичным полюсам, северу и югу, Египту и ЮАР, Арабскому миру и Западу (обе страны культурно и ментально отстранены от черной Африки). Внутри континента – совсем другая жизнь.

И причины бесплодия немного другие, чем у европейских или американских женщин, долго учившихся и затянувших, – здесь бесплодие возникает из-за перенесенных инфекционных болезней.

Антрополог Виола Хёрбст сравнивает две частные репродуктивные клиники, в мусульманском франкоязычном Мали и христианской англоговорящей Уганде. Обе были открыты на личные средства врачей. Ни в одной из стран нет законов-регулировщиков.

Клинику в Бамако открыл доктор Мба, учившийся на гинеколога в Киеве по правительственной стипендии; работающий с ним эмбриолог по фамилии Макоро учился в Болгарии, практикуясь в ветеринарии. Оба прошли интернатуру во Франции, Канаде и Германии. После участия в европейской конференции по бесплодию, проведенной в Того, доктор Мба взял кредит на клинику. Секонд-хенд оборудование купил во Франции. Персонал обучил сам. В 2010-м с помощью ЭКО родились первые дети. К 2011 году здесь делались уже все возможные процедуры: от искусственной инсеминации до ЭКО с донорскими яйцеклетками. Доктор Мба говорит, что в 2011 году родилось сорок детей и еще двадцать женщин забеременели. В клинику едут из Чада, Буркина-Фасо, Ганы, Кот-д’Ивуара, Камеруна и Конго.

Доктор Убане из Уганды открыл Makanga Clinic в Кампале в 2004 году – первую в стране. Гинекологии он учился на родине, затем уехал в Великобританию, потом в Кувейт, где встретил бельгийского репродуктолога, вместе с которым открыл клинику в Уганде. Первый ребенок родился в 2005 году. Доктор Убане с женой стали владельцами, а сыновья – менеджерами; филиалы открылись в Танзании и Руанде. Делают все, включая программы с донорскими яйцеклетками и спермой, диагностируют эмбрионы и даже разрешают выбирать пол. Makanga Clinic предлагает услуги суррогатных матерей: для них оборудован гестхаус.

И в Мали, и в Уганде рождение первых детей с помощью