Андрей Краско. Непохожий на артиста, больше чем артист - Иван Краско

Всех поцелуй, скажи, что у нас все хорошо. Я уже соскучился без тебя (хотя замечания делают все, кому не лень, — друг другу, команде, режиссерам). Да и команда подобралась такая, будто набирали их не на теплоход, а в детский сад воспитателями. Тоже всех учат. Надоело это ужасно. Еще раз передавай приветы всем. Целую тебя и люблю. Сын Андрей. 26.07.1978 г.

Мамочка! Пользуясь оказией, посылаю Аркадию на день рождения кружку. Нитки внутри кружки тебе… Живу я здесь нормально, все у меня в порядке. Да, пришлите, пожалуйста, чайную ложку тяжелую. Мою. И курильщикам нашим пачек 20 «Беломорканала». Все мучаются. Здесь табак отвратительный. Еще пару шоколадок. Тута нету. Из инструментов мне нужно: плоскогубцы, ножовку, рубанок, коловорот, топор, ножовку по металлу, дюбеля, отвертку. Постепенно осваиваюсь. Скоро напишу. Жить, короче, можно. Вспоминаю вас всех и люблю. Целую, Андрей. 02.10.1979 г.

Здравствуйте, мои родные! Я по всем вас очень-очень соскучился! Вы уж извините меня, что я так долго не писал вам — осваивался… Живем мы в пятнадцати минутах езды от театра на трамвае. Трамваев тут всего три маршрута. Причем трамвай под № 1, как правило, ездит по маршрутам № 2 и 3, трамвай № 2 по маршруту № 1 и 3, а № 3 — по № 1 или № 2. Поэтому, когда подъезжает трамвай, народ бросается к дверям и вопрошает: «По какому маршруту идет?» Ничего! Городишко очень симпатичный, тихий, почти весь деревянный. Наш театральный пятиэтажный дом стоит почти что в деревенской местности. Вокруг домики, вроде дяди-Васиного, бегают бездомные собаки и безнадзорные дети, а между ними носится трамвай под одним из трех номеров. По нашей просьбе (поднятие руки) трамвай часто останавливается напротив нашего дома как бы «по требованию» — это как раз посередине между остановками. Все знают, что в этом доме живут «артисты». Юноши лет 12–13 и такого же возраста девушки норовят залезть в наши подъезды и погреться, но мы их гоняем, потому что у всех и почти всегда двери открыты. А однажды такая команда собралась во дворе и стала скандировать: «Артисты, выходи! Мы вас бить будем!» Но при нашем с Тихоном появлении из разных подъездов они разбежались. На этом все инциденты кончились. Когда привезли диваны и Толя Насибулин с Козыревым их разгружали, местные жители собрались поодаль и возмущались, что вот, мол, артистам и грузчиков даже наняли. Так что на меня как на артиста никто и не смотрит в моем зеленом ватничке (кстати, хорошо бы к весне резиновые сапоги, как у дяди Васи — 41-й размер, а то здесь грязюка непролазная возле дома). Сейчас-то ничего, подморозило и снег выпал. Красиво-о-о-о! Правда, красиво! 25.10. 1979 г.

Здравствуйте, мои родные! Я по вас очень соскучился! То, что я нечасто пишу, не значит, что я вас начисто забыл. Я вас вспоминаю все время… Пить я не пью и не хочу (это маме). Ем каждый день сметану (она здесь отличная), суп, второе… Лидонька не дает погибнуть, откармливает. Говорит, что я толстый, как пупсик. А Насибулинская Полипа (дочка) зовет меня Колобком и безобразным. Роль моя в «Синих конях» — Ярматов (Денис Першин из «Братьев», чуть гипертрофированный и гиперболизированный). В «Брысь, смерть, брысь» — Каминскас (после отъезда И. Иванова). Эта роль мне нравится, хотя ее, по идее, должен бы играть Беня (С. Козырев). Ударная группа в театре — Краско, Никитина, Фоменко (это по борьбе с руководством). А я — наш театральный Сахаров. Скоро будем играть концерт для Косыгина или другой столь же высокопоставленной личности в драмтеатре. Мы только участвуем. Делает его Афанасьев (папин знакомец по «Ленфильму»). Денег мне хватает, даже хотел купить костюм. Ходили с Лидой (один побоялся) в универмаг. Померил и чуть не умер от смеха! Штаны для таких, как я, двоих, а пиджак трещит в плечах. Плюнул на эту затею. Еще раз целую вас всех, обнимаю и очень люблю. Андрюша-Колобок.

Здравствуйте, мои родные! Как вам живется-можется? Мне потихоньку-помаленьку. Хожу в валенках (в оттепель — с галошами). Сегодня у нас настоящая пурга: ветер, мороз, снега по колено. А вчера все таяло. Такой у нас климат. Воздух, как и в Ленинграде, изгаженный заводами, да и влажность приблизительно такая же… Вечером глядишь из окна своего пятого этажа и думаешь: «Как в городишке Санкт-Петербурге в США… Провинция!» А художники наши говорят, что больше похоже на 40-ю милю но Доусону (это где, по рассказам Джека Лондона, собаки замерзали и жить мог только один человек — Ситка Чарли). С директором Шурой Николаевым отношения (личные) отличные. А производственные все время «на ножах». Он так и говорит на собраниях: «Вот тут борец за права человека — Краско — сказал…» или «Знаток советского законодательства, моральных прав и нравственных основ советского гражданина Краско считает, что…» и т. д. и т. п. А потом с глазу на глаз говорит: «Ну чего ты выдрючиваешься, Андрюха?» — «Ты прогон «Коней…» видел вчера?» — спрашиваю. «Да», — отвечает. «Г… говорю, Шура! Вас спасает Насибулин (работа действительно отличная), а режиссуры-то нет!» — «А кто это понимает? Смотреть-то интересно!» — «Да это же паразитизм на Насибулина!» — «Ну и что! Смотреть-то интересно!» Вот так… Дали мне подписку А.К. Толстого (подписное собрание сочинений. — А. В.) «в награду за хорошую работу авансом»… Тут Тихон стоит, смотрит за окно и говорит: «Ну и дыра! Занесло…» А за окном ветер свистит, как в кино про полярников… Тут вся жизнь — сборы: надо чего-нибудь сделать, надо письмо написать, надо, надо… Мамочка, не трать столько времени на описание того, как стирать и сушить белье, чистить морковку и варить картошку. Стоит мне спуститься на два этажа и поинтересоваться у Лиды, что как делается, и я буду в курсе. Пишите лучше, что у вас делается, как вы себя чувствуете ит. д. ит. п., а то тут — как на другой планете. Целую вас всех, люблю, помню. Сын, внук, брат, друг Андрюша-Колобок.

Поздравительная открытка сестре Юлии:

Сижу пишу, как Дед Мороз,Почесывая крупный нос,И по предпраздничному кодуШлю поздравленья к Новогоду!Свою сестренку ЮлиюСим поздравлялилюлию!

Андрюша-Колобок

Здравствуйте! Это я, ваш сын и брат, где-то муж, а в Варшаве, по слухам, отец. Только что поговорил с вами по телефону и написал Лиде сумбурное письмо. В ответ, мол! Все, папа (а мама, как всегда, почувствовала. И Юля, наверное, тоже. Ох уж эти мне бабы!), что вокруг этого имени вращается, действительно рвет меня за душу и, надо добавить, больно. Это как крест. Сам во всем виноват. Пережевываю бритвы, зубы крошатся, десны режутся, больно, ан выплюнуть не могу. Такая вот достоевщина. Ну, бог с ним, а то какое-то продолжение предыдущего письма выходит. Написал письмо, и полегчало, мысль свободно летит. Хотел на конверте, где «кому», написать «кто дома», а потом передумал. Побоялся, вдруг не дойдет… Зарплаты опять не дали, поскольку здесь я прикомандированный. Слово, безусловно, звучное, но положение весьма неудобное, так как связано с известными условностями. Экая игра ума и слов. Это, наверное, потому, что уже подъем, а я еще не ложился… А пока пережить бы этот год, дотянуть бы и узнать, женат ли я еще. И если да, то на ком? Целую вас! В безумной ностальгии по кв. № 32, где ремонт, разговоры-споры и ЛЮБИМЫЕ ЛЮДИ.