Габриель Конрой - Брет Гарт

Было видно, что Артур уже давно завоевал расположение старика. Протянув молодому человеку свои пухлые коричневые руки, священник улыбнулся, назвал его «сын мой»и пригласил войти в миссию.

— Почему же ты не предупредил меня, что приедешь? — спросил отец Фелипе, когда они оба расположились на маленькой веранде, выходившей в сад миссии, прихлебывая шоколад и покуривая сигаритос.

— Я только третьего дня узнал, что еду. Отыскались вдруг какие-то новые дарственные вашего бывшего губернатора, и владельцы хотят законно оформить свои права. Мои компаньоны оба заняты, и мне поручили поехать и проверить на месте обстоятельства дела. По правде говоря, я обрадовался случаю познакомиться с таинственной донной Долорес; а если нет, хотя бы получить личный отказ принять меня, — как оба мои компаньона.

— Нет, милый мой дон Артуро, — сказал падре, делая слегка протестующий жест рукой. — Боюсь, что и у тебя ничего не выйдет. У нее сейчас началась неделя поста, а в это время она не принимает решительно никого, даже по срочному делу. Поверь мне, милый мальчик, подобно всем другим — а может быть, и более, чем другие, — ты фантазируешь там, где надлежит рассуждать Донна Долорес прячет свое лицо не для того, чтобы будить любопытство мужчин. Увы, — бедное дитя! — ей приходится скрывать уродующую ее злосчастную татуировку. Ты ведь знаешь, она наполовину индианка. Она неразумна, суетна, быть может, но ведь надо и понять ее, она — женщина. — И философический падре отметил последнее слово легким пожатием плеч, достойным его святого покровителя.

— Быть может, все это и так, но говорят, она красотка, — возразил Артур с шаловливым лукавством, которое любил противопоставлять всяким серьезным рассуждениям. Даже в разговоре с падре привычка брала свое.

— Ах, дон Артуро, пустые россказни, — нетерпеливо возразил отец Фелипе, — обыкновенная девушка-индианка, смуглая, как поле, выжженное солнцем.

Артур скорчил гримасу, которая могла равно выражать как сомнение, так и согласие с собеседником.

— Что же, тогда придется нам рыться в бумагах вдвоем с вами. Bueno! Давайте их сюда, и поскорее покончим с этим делом.

— Poco tiempo 16, — улыбаясь, ответил отец Фелипе. Потом добавил более серьезным тоном: — Почему ты так говоришь о предстоящем деле? Разве у тебя нет к нему профессионального интереса? Молодой начинающий адвокат, младший компаньон в солидной фирме! Значит ли это, что юриспруденция тебя не увлекает?

Артур засмеялся.

— Нет, отчего же. Профессия не хуже всякой другой.

— А право спасти погибающего? Оправдать невинно осужденного? Бороться с несправедливостью? Разве это не благороднейшая задача, сын мой? Ах, дон Артуро, ведь именно потому и ты, и твои коллеги так дороги всем нам, всем, кто пострадал от ваших судов, от ваших corregidores 17.

— Разумеется, — поспешил согласиться Артур, отмахиваясь от сердечных слов священника с привычной легкостью, которая в данном случае говорила не столько о скромности, сколько о самолюбии, не позволяющем принимать незаслуженную похвалу. — Да и прибыль от того, в конечном счете, немалая. «Честность приносит выгоду», — как учил основатель нашей философии.

— Как ты сказал? — переспросил священник.

С педантической точностью Артур перевел на испанский знаменитое изречение Франклина и с наслаждением увидел, как остолбеневший отец Фелипе в священном ужасе воздел руки и возвел очи к небу.

— Это и есть ваша американская нравственность? — вопросил он наконец.

— Без сомнения. Добавьте к тому Перст Судьбы. И еще — Звезду Империи. Без всего этого мы не были бы здесь, и я не имел бы чести быть с вами знакомым, — сказал Артур по-английски.

Отец Фелипе растерянно поглядел на своего молодого друга. Артур мгновенно стал снова почтителен и перешел на испанский. Чтобы переменить тему разговора и развеять неловкость, он принялся юмористически описывать свое утреннее приключение. Его попытка имела Лишь частичный успех. Отец Фелипе заинтересовался его рассказом, но смеяться не стал. Когда Артур кончил, он подошел к молодому человеку и, опустив пухлую руку на его кудрявую голову отцовским жестом — профессиональным и привычным, — повернул его к себе лицом.

— Взгляни-ка мне в глаза, дон Артуро. Я старый человек. Не сердись, если я попытаюсь дать тебе полезный совет. Слушай внимательно. Ты из тех мужчин, которые любят женщин и сами нравятся женщинам. Прости меня, но это так, — добавил священник, заметив улыбку Артура и легкий румянец, мгновенно выступивший у него на щеках. — Разве я не прав? Тут нечего стыдиться, дон Артуро! Не здесь, — продолжал он, указывая вдохновенным жестом на стену трапезной, где висело раскрашенное изображение святого Антония, — не здесь станем мы легкомысленно судить о женских чарах Вдова богата; ты это знаешь. Она хороша собой. Она впечатлительна. Ты оказался холоден к профессии, которую себе избрал. Что следует отсюда? В тебе дремлют инстинкты, как бы это выразить яснее, способности и таланты, о практическом применении которых ты еще не помышлял Ты прирожденный любовник. Не сердись на меня, ты владеешь четырьмя S: sano, solo, solicito y secreto 18. Так вот, прислушайся к совету старика. Претвори свои слабости, — нет, пожалуй, это слишком строго сказано! — забавы и мечты своих юных лет в могущество зрелого возраста. Ну, что ты мне ответишь?

Артур снисходительно усмехнулся. Он вспомнил, как вознегодовал только что священник, услышав от него некую моральную аксиому. Приняв притворно негодующий вид и откинувшись в кресле, он спросил с комическим пафосом:

— А что, отец мой, если сердце мое уже занято, если оно пылает искренней страстью к другой? Уж не даете ли вы мне совет изменить этому чувству? Страшно подумать!

Отец Фелипе не улыбнулся. По-детски ясная мудрость и учтивость на его широком, смуглом, гладко выбритом лице уступили на минуту место какому-то новому неизъяснимому выражению. Взглянув на Артура своими маленькими черными глазками, он сказал:

— Ты полагаешь, сын мой, что способен на искреннее чувство? Испытывал ли ты в жизни что-либо, кроме страсти к новым впечатлениям и эгоистических желаний?

Артур чопорно поднялся:

— Поскольку речь идет о клиентке нашей фирмы и вашей прихожанке, отец мой, давайте не станем заходить слишком далеко. Едва ли будет прилично, если я явлюсь на завтрашнее деловое свидание к этой даме со следами смущения на лице. А теперь по поводу наших бумаг, — продолжал Артур, обретая прежнюю непринужденность. — Надеюсь, что прелестная невидимка снабдила вас всеми необходимыми документами и мы с вами без особого труда составим резюме. Я вас слушаю.