Пуля для тантриста. Экстремальный роман - Olga Koreneva

Потом она стала думать о своих последних любовных похождениях. Незадолго до поездки на отдых она закадрила симпатичного мужика восточного типа, с таким блеском больших карих, слегка удлиненных, глаз, с невероятно длинными ресницами, с густющими волосами черными и блестящими, в общем, самое оно. Он пригласил в гости, пили щербет, ели розовую дыню. Она с нетерпением поглядывала в сторону спальни. А он, не замечая, вещал о каких-то феноменах:

- Среди современных феноменов, которые совершенно не поддаются пока объяснению, есть такие, которые связаны со структурой пространства, более сложного, чем кажется. Хотя, оккультисты давно уже говорили и писали о тонких мирах, которые незримо пронизывают наш мир. Эти тонкие миры образуют брамфатуру любой планеты. Земная брамфатура называется Шаданакаром. Это многомерный гигантский цветок сложной формы, который, как ореол, окружает небесное тело, - своеобразный флер, полутень, заметить которую не всегда удается. Вы, наверно, слышали о людях или предметах, которые появляется как бы ниоткуда и исчезают в никуда? Слышали о пространственных порталах? Вот через эти самые порталы…

Ветта ничего не поняла, устала слушать эту внезапную лекцию, распрощалась и ушла, в мыслях проклиная дурацкую ситуацию и своего знакомого, такого сексуального с виду и настолько бестолкового на деле. Ну напрасно она строила ему глазки, и вздыхала, и быстро проводила кончиком языка по верхней губе, и складывала губы сердечком, - все зря, она ничем не смогла его пронять.

Эти воспоминания окончательно погрузили ее в сон. Засыпая, она подумала о Хаббле, ее единственным на сегодня кадре, и поняла, что в него стоит влюбиться, а то как же без любви, так и постареть можно. Ведь только любовный гормон продляет молодость.

Хаббл с трудом понимал, что происходит. От внезапного ареста, от полученного стресса на него нашел ступор. Он почти ничего не соображал, когда у него брали отпечатки пальцев, когда фотографировали в трех ракурсах, когда пытались допросить. Он никак не мог взять в толк, о чем его спрашивают и что вообще от него хотят. Наконец, его втолкнули в камеру, закрыли железную дверь и включили замок. Электрические щеколды выдвинулись в пазы. Хаббл застыл посередине камеры, тупо уставившись в пустоту. Потом медленно попятился назад, пока не натолкнулся спиной на холодную стену. Он скользнул по ней вниз, и бессильно опустился на пол. Уронил голову на колени, и замер.

Так он просидел всю ночь, словно в анабиозе. Утром ему принесли завтрак, но он к нему не притронулся. До него доходило словно сквозь толщу льда, что он – убийца, и это не сон, он действительно убил подругу, и его повязали… А может, ничего этого нет, просто приснился кошмар, и теперь надо проснуться. Хорошо бы, если б все так и было.

Потом продолжились допросы, он отвечал невразумительно, он был сломлен. Мысленно он клял себя, что покинул то уютное убежище у русской художницы, в котором совсем, начисто забыл об убийстве. А ведь она предлагала ехать вместе в Москву, и он даже пообещал, что непременно там с ней встретится, даже сказал, где – в Американском кафе…

Ничего путного не добившись, его снова возвращали в камеру, а утром был очередной допрос. Видимо, следователь ждал, когда он придет в себя. Потом его на несколько дней оставили в покое. И он понял, что сходит с ума.

Он понял это окончательно той ночью, когда увидел стройную женскую фигурку. Она прошла сквозь запертую железную дверь. Нагая, хорошенькая, коротко стриженная. Ее зеленоватое тело фосфоресцировало. Она подошла к нему вплотную, мило и виновато улыбнулась, сказала:

- Ну, идем.

И взяла за руку. Ее маленькая ладошка была колючая, теплая и крепкая.

- Глюки начались, - пробормотал Хаббл.

- Не, все нормально, - убедительно сказала она, и выдернула его из камеры.

Их закрутило словно в турбулентном пространстве. Он сразу потерял сознанье.

Очнулся в машине. Он сидел в кресле собственной машины, только сзади. Рядом с ним была та самая девушка, только уже в джинсах и майке.

- Леда, познакомимся наконец. Что вытаращился, Хаббл, я же не инопланетянка какая.

- А кто ты, - с трудом выдавил он.

- Просто Леда. Не такая. Другая. Девушки бывают разные, - усмехнулась она.

Постепенно придя в себя, Хаббл заметил, что в машине кроме них еще двое мужчин.

- А это Эндэнэ, он наш главный, и Сергей, - кивнула в их сторону Леда. – Мы твои друзья. А теперь держись, сейчас снова войдем в портал.

- В какой портал? - выдохнул Хаббл.

- В пространственный, чудак, в обычный пространственно-временной портал. Проскочим, и вынырнем в Москве. Очень удобно, знаешь. Только нельзя пользоваться часто. Это для экстренных случаев.

И она обворожительно улыбнулась.

У Хаббла голова шла кругом.

Ольга открыла глаза. Сквозь тонкие ярко-синие шторы с оранжево-красными полосатыми рыбами проникал свет. Уже давно за полдень, поняла она. Просыпаться не хотелось, во всем теле была разбитость. Весь этот год ей не хотелось вообще вставать с постели. Она слишком многое на себя навалила, и устала, очень устала. Нужен был хороший отдых, какая-нибудь поездка. Она не отдыхала уже много лет, она безвылазно торчала в Москве, все время решая проблемы, которые сыпались на нее как из рога изобилия. Она циклилась на этих проблемах, изматывая себя внутренне. От этого не хотелось жить… Вот и сейчас…

Чтобы не думать ни о чем этаком – но мысли сами крутились, как мухи над навозной кучей, над айсбергом неразрешимых дел, хотя она гнала, гнала их, все без толку, – лучший способ, это вспомнить что-нибудь приятное. Но ничего не приходило на ум, ничего не хотелось вспоминать. Она спустила с кровати руку, погладила дремавшего рядом большого пса, ладонь утонула в гуще длинного теплого ворса, на душе стало светло, как в детстве. И мысли ее медленно вплыли в нежное лето той поры, когда живы были родители, живы и молоды, а она, худенькая девчонка с двумя длинными тонкими косами, прыгала по кочкам, сплошняком усыпанным рыжими хвоинками, а вокруг стояли огромные прямые, как корабельный мачты, сосны, и запах был такой, удивительный, волшебный, ах как пахли сосны, распаленные июльским солнцем! И был трехпалый трон. Удивительное дерево! Тройное. Трехпалое. Три пальца. Три паденья. Три желанья. Трон. Нужно тронуть и загадать первое желанье. И тогда корявая сосна станет троном лесного царя, который исполнит парочку твоих желаний, самых заветных, вроде мечты о говорящей кукле или о большом шоколадном зайце с жидкой сладкой начинкой…

Она сидела в основании трех сросшихся сосен и, запрокинув голову, смотрела, как три ствола – будто три пальца – тонут в небе, словно в варенье из ежевики. Сроду не ела варенья из загадочной ежевики, в глаза не видала такой вкуснятины, девчонки рассказывали, вот бы попробовать, мечта...

Надо трижды упасть с трехпалого трона и загадать второе желание, так придумал папа, и, конечно же, она загадала про ежевичное варенье, наверно, оно синенькое такое, вроде неба, и его лопают Боги на Олимпе...

А вечерами они по очереди читали вслух мифы древней Греции, про этих самых Богов, вот житуха была, не то что сейчас. Они все амброзией питались, это, наверно, и есть ежевичное варенье...

— Оля опять заснула на дереве. Эй, слезай, мы уже в папоротниках ищем маморотники и сейчас совсем уйдем! — кричит братик Игорек.

«В папоротниках — рыжики с зелеными и оранжевыми шляпками, а никакие не маморотники, это опять все папка насочинял», — думает она с раздражением. Ей хорошо на дереве и не хочется никуда идти, искать и собирать, пропади они, эти грибы...

А потом был Волк. Он появился неожиданно, такой же угрюмый, страшный, неуютный, как разгулявшаяся за дверью стихия. Огромный, мокрый, с фосфоресцирующими глазами. Темно-серый. Словно грозовая туча.

Вторую неделю свирепствовал ураган. С домов срывало крыши, деревья выворачивало с корнями и носило по воздуху. На избу рухнул столб с оборванными проводами, все боялись пожара.

Пятистенок, который арендовал папа, был срублен на славу — крепкий, с мощной дверью. Веранду заперли на крюк, а сами забились на кухню. Там весело потрескивала печка, обдавая всех густым смолистым жаром. Поленья трещали словно выстрелы, разноцветное пламя яростно вертелось, будто дразнило кого-то.

В эту ночь семья не ложилась, так как в счетчик над кроватью ударила молния, и боялись идти в спальню.

Ливень за окнами вдруг прекратился, будто кто-то враз обрубил струи дождя. Лишь страшно громыхал гром.

Мама сказала:

—Вот самая опасная погода. Сухой гром. Особенно страшна молния...

Не успела она договорить, как за окнами полыхнуло.

— Кажется, горим... — произнесла тетя Зина.

— Это молния, — сказала бабушка.

Она распахнула кухонную дверь и высунулась на веранду. Там было темно и влажно. Очередная вспышка осветила помещение, и тут же загромыхало над потолком, будто гром осыпался на крышу. Что-то сильно ударило в дверь веранды, потом еще раз и еще, так что дверь дрогнула, соскочила с крючка и распахнулась. В проеме возник большой мокрый зверь, шерсть висела слипшимися космами, он казался черным, с него лила вода. Зверь спокойно огляделся и не спеша вошел. Он прошел в угол веранды и лег на кучу половиков, которые бабушка наспех посдергивала с веревки, когда началась гроза. Он положил большую голову на лапы и опять взглянул на людей умными усталыми глазами.