Николай Гумилев - Вера Лукницкая

Когда я прощался, он не подал мне руки: "Еще заразишься" - и прибавил: "Ну, прощай, будь здоров, я ведь сегодня непременно уеду".

На другой день я вновь пришел его навестить, так как не сомневался, что фраза об отъезде была тем же, что читающие кролики, т. е. бредом.

Меня встретила заплаканная Ахматова: "Коля уехал".

За два часа до отхода поезда Гумилев потребовал воды для бритья и платье. Его пытались успокоить, но не удалось. Он сам побрился, сам уложил то, что осталось неуложенным, выпил стакан чаю с коньяком и уехал".

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

28.12.1967

У меня был подлинный (африканский - В. Л.) дневник Гумилева - тетрадь с обожженными углами, плотная, размера листа почтовой бумаги. Эту тетрадь я, как и ряд других материалов, передал в начале войны А. А. Ахматовой на хранение, и она, вместе со всеми материалами, пропала. Впоследствии АА, долго уклонявшаяся от прямого ответа мне, только в 1962 г. рассказала, что все мои материалы, ей переданные на хранение, она, в свою очередь, передала на хранение Серг. Бор. Рудакову, что тот, кому она передала, погиб в штрафной роте, а все материалы остались в руках у его жены Лины Самойловны Рудаковой-Финкельштейн, которая, ничего не понимая в исторической ценности их, а видя в них только материальную ценность, скрывает их у себя и даже из-под полы распродает по высоким ценам каким-то неведомым АА покупателям поштучно.

АА, дав адрес ее, сказала, что не советует обращаться к этой особе, ибо та, понимая, что совершила воровство, с перепугу может даже уничтожить все, чтоб не быть обвиненной в воровстве и спекуляции...

Сегодня, перебирая свой архив, я нашел в нем листок, со сделанными мною в свое время выписками из африканского дневника Н. Г. ...

Помню: дневник был подробным, записано было очень много. А эта выписка сделана из него только для обозначения некоторых моментов хронологии путешествия.

В моей (неподписанной) статье, опубликованной в словаре Б. П. Козьмина об этой экспедиции, мною сказано:

"Весной 1913 г. по представлению ак. В. Радлова был командирован Академией наук в качестве начальника африканской экспедиции на Сомалийский полуостров для изучения неисследованных племен галла, харраритов и др. и для составления коллекций предметов восточноафриканского быта по маршруту: Джибути - Дире-Дауа - Харрар - Шейх-Гуссейн - Гинир. Через полгода вернулся в Россию, привезя коллекции для Музея антропологии и этнографии.

Экспедиция в Африку Гумилева и командированного в том же году Кохановского была первой снаряженной Музеем антропологии и этнографии экспедицией за все время его существования..."

Гумилев получил командировку от Музея антропологии и этнографии Академии наук для поездки в Абиссинию с научными целями. Директор музея В. Радлов написал письмо Чемерзину, в котором попросил русского посланника в Абиссинии получить для Гумилева рекомендательное письмо от абиссинского правительства. Кроме того, Радлов направил просьбу в Главное артиллерийское управление выдать Гумилеву из Арсенала пять солдатских винтовок и 1000 патронов к ним. Академия наук ассигновала для экспедиции Гумилева 600 рублей.

10 апреля 1913г. в 7 часов вечера на пароходе Добровольного флота "Тамбов" Гумилев и его любимый племянник "Коля-маленький"- Н. Сверчков вышли из Одессы и четырнадцать дней находились в море. Прибыли в Джибути. В Джедде ловили акулу. Это действо изложено в рассказе, напечатанном в "Ниве" в 1914г.под названием "Ловля акулы" и в книге Гумилева "Тень от пальмы".

Из Джибути ехали сначала в пассажирском, потом в товарном, потом на дрезине. Приехав в Дире-Дауа, взяли переводчика и ашкера (проводника). Дальше путь в Харрар - верхами. В Харраре купили мулов, переменили переводчика. Ездили обратно в Дире-Дауа, наняли ашкеров. Вернулись в Харрар, где в ожидании разрешения идти в Атуси жили у турецкого консула, с которым познакомились на пароходе "Тамбов". Собирали коллекции, покупая различные предметы быта. Фотографировали, были в Индийском театре, обедали у Камиль Галеба, были у Дедязмача Тафари, фотографировали его и принцессу Лидж Иассу. Знакомились с местными жителями.

4 июля с вьюками на мулах вышли в пустыню с целью достигнуть городов Шейх-Гуссейна и Гинира. Ночевали в палатке и под открытым небом, охотились, блуждали без дороги. Ашкеры попадались ненадежные. На пути встречались деревни. Переправлялись вплавь через реку Уаби, кишащую крокодилами, болели лихорадкой, голодали, перебивались без воды. Достигли Шейх-Гуссейна, фотографировали город и Священную книгу. Гумилев вместе с хаджи Абдул Меджидом и Кабар Абассом написал историю Шейх-Гуссейна. Дальше - в Гинир. Шли три дня. По пути в реке искали золото. В Гинире немного отдохнули, гуляли по городу, покупали вещи и продукты. Затем вышли в обратный путь другой дорогой. Снова переправа через Уаби. Снова дожди, глубокая непроходимая грязь. Пришли в Аслахардамо. Дальше - в Харрар.

С 4 июня по 26 июля Гумилев вел краткий путевой дневник.

Цель экспедиции - собрать этнографические сведения, материалы по истории культуры, фольклора. Условия экспедиции были тяжелыми. Районы, по которым надлежало пройти, были малоизучены, Гумилев практически был первый из европейцев, который с серьезными научными целями проходил по этим землям. Маленькая экспедиция продвигалась... записывались точные, скупые сведения о дорогах, о местных жителях, о погоде, о климате, об условиях жизни... Все сухо, подробно. А вечерами, когда темная ночь приходила и замирала, Гумилеву грезились истории - одна таинственнее другой... "На старинных виньетках часто изображали Африку в виде молодой девушки, прекрасной, несмотря на грубую простоту ее форм, и всегда окруженной дикими зверями. Над ее головой раскачиваются обезьяны, за ее спиной слоны помахивают хоботами, лев лижет ее ноги, рядом на согретом солнцем утесе нежится пантера".

Свое задание Гумилев выполнил блестяще - привезенные им экспонаты легли в основной африканский фонд Музея этнографии в Петербурге.

...Есть Музей этнографии в городе этом,

Над широкой, как Нил, многоводной Невой,

В час, когда я устану быть только поэтом,

Ничего не найду я желанней его...

...Я хожу туда трогать дикарские вещи,

Что когда-то я сам издалека привез...

Вернувшись из Африки, Гумилев снял комнату на Васильевском острове. Снова в Тучковом переулке - "вторая тучка". В Царское приезжал лишь по праздникам.

Вышел "Гиперборей" с пьесой Гумилева "Актеон", которую он написал после возвращения из Африки.

Возобновились заседания "Цеха Поэтов".

Можно предположить, что на каждом заседании Гумилев старался, чтобы "Цех" и группа акмеистов официально были равны и воспринимались как совершенно самостоятельные, независимые группировки. Все время повторялось, что "Цех" - свободная от всяких групп и партий организация, общество, где самое важное - свободные беседы о творчестве, об искусстве, где признаются и уживаются различные точки зрения. Тем не менее конечно же каждый раз Гумилев высказывался совершенно определенно в защиту акмеизма, он использовал любую трибуну для пропаганды своих взглядов, доказательств своих поэтических принципов. Идея нуждалась в обосновании и в практическом освоении - Гумилев на слушателях проверял твердость и оригинальность своих аргументов.

Анна Ахматова: "И если Поэзии суждено цвести в 20-м веке именно на моей Родине, я, смею сказать, всегда была радостной и достоверной свидетельницей...И я уверена, что еще и сейчас мы не до конца знаем, каким волшебным хором поэтов обладаем, что русский язык молод и гибок, что мы еще совсем недавно пишем стихи, что мы их любим и верим им".

Гумилев был уже далек от Вяч. Иванова - сила обаяния иссякла, удивление талантом, магией мастерства уступила место спокойному анализу творчества. Многое уже Гумилев не принимал в его творчестве, но тем не менее почтение к мастерству, глубине интеллектуального постижения мира и искусства конечно же осталось, и кроме того, никогда личная неприязнь не была для Гумилева поводом для сведения творческих счетов. Гумилев всегда был в творчестве выше своих личных симпатий и антипатий - он пытался по крайней мере остаться справедливым, вдумчиво отнестись к трудам тех людей, с которыми у него не было душевной близости.

Вернувшись из африканской экспедиции, Гумилев стремится наверстать упущенное: не пропускает ни одного интересного события в городе - концерта, литературного вечера, спектакля, не отказывается ни от одной встречи и пирушки, он всегда считал, что все, что дарит нам случай, - богатство для поэта. Случайная улыбка, разговор о пустяках, прогулки, мучительные бессонницы - все для поэта благо и благодать.

<>

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

29.01.1926

АА: "...стремление Николая Степановича к серьезной работе нашло почву в "Цехе". Там были серьезные, ищущие знаний товарищи-поэты: Мандельштам, Нарбут, которые все отдавали настоящей работе, самоусовершенствованию.