Голодные игры: Из пепла (СИ) - Ясинская Яна

- Пит, прекрати сейчас же! – хихикаю я, чувствую, что теряю контроль над собой и над Питом. – Нам нельзя. Я со вчерашнего дня отвар багряницы ещё не пила. Если ты будешь продолжать в таком же духе, то…

- То что? – улыбающийся Пит, с затуманенными страстью глазами, окончательно избавляет меня от нижнего белья, обхватывает руками мои бёдра и сажает на кухонный стол, на котором ещё осталась с обеда рассыпанная мука.

Пытаюсь сдвинуть коленки, но Пит не даёт это сделать, вплотную приближаясь ко мне. Сильнее разводит мне ноги.

- Пит! Это безответственно! – я пытаюсь быть серьёзной, но выпитое вино и дикое желание отдаться мужу здесь и прямо сейчас, делает мой протест, прямо скажем, не очень убедительным. Поэтому я тут же перехожу на мольбу. – Давай я быстренько сбегаю, выпью отвар и тогда…

- Не хочу тогда, - в голосе Пита появляется ну очень знакомая мне хрипотца. – Я хочу тебя прямо сейчас. Здесь. На этом столе.

Мало ему видно на этом столе каждый день печь хлеб! Теперь ему хочется «испечь» здесь меня! Тоже мне повар-кондитер нашелся! - про себя смеюсь я.

Почти сразу понимаю, что зря я отвлеклась на досужие мысли. Пока я придумывала, как бы поубедительнее обосновать мужу, почему мы не можем заниматься любовью до того, как я выпью противозачаточный отвар, он уже добрался до моего лифчика и, не снимая его с меня, умудрился высвободить мои груди. Теперь ему точно есть чем заняться! Да он меня практически не слушает! Вот нахал!

- Пит! Прекрати немедленно! Я протестую!

Неожиданно Пит отрывается от моей груди, поднимает свой смеющийся взгляд.

- Что, Китнисс, слабо?

- Что слабо? – не понимаю я.

- Сыграть со мной в «Русскую рулетку».

- Какую ещё рулетку?! – недоумеваю я и тут же охаю и невольно выгибаюсь – пальцы мужа проскальзывают в меня. – Питер! Прекрати сейчас же!  - уже почти умоляю. - Я же не железная!

Пытаюсь вывернуться из его объятий, но быстро понимаю, что делаю только хуже. Пит меня всё равно не отпускает, а желание от моего верчения во мне разжигается ещё сильнее.

- Одна ночь, Китнисс.

- Ты сейчас о чём? – если бы рука Пита сейчас не находилась там, где она находится, и не делала то, что сейчас делает, возможно, я в тот момент могла бы соображать куда лучше, но, видимо, на то у Пита и был расчёт.

- Я хочу, чтобы ты родила мне сына, Китнисс.

О нет! Нет! И ещё раз нет!

Я тут же прихожу в себя.

Я ещё морально не отошла от прошлой беременности и родов. Столько страха натерпелась… Ни за что! Ох… Цепляюсь за Пита, чувствую, как по телу прокатывает знакомая сводящая с ума дрожь. Нет! Он надо мной просто издевается. Если он сейчас же не уберёт свою руку…

- Одна ночь, Китнисс. Обещаю. Если сегодня у нас ничего не получится, я больше никогда не попрошу тебя об этом. Никогда. Клянусь.

Я смотрю на Пита, пытаюсь понять, насколько он серьёзен.

Видимо, серьёзен, потому что муж, внезапно, словно остыв, отходит от меня на шаг. И делает это как раз в тот момент, когда я меньше всего хочу, чтобы он от меня отходил.

- Всего одна ночь, Китнисс. Заметь, я рискую куда больше тебя. Шансы, что я сделаю тебе ребёнка за эту ночь, совсем не велики, зато в будущем я уже никогда не попрошу тебя об этом.

-   Никогда? – недоверчиво уточняю я.

- Никогда, - в голосе Пита слышатся нотки грусти.

Я прекрасно понимаю - слово Пита дорогого стоит. К тому же я почти ничем не рискую. Может быть, отвар багряницы, который я пила вчера утром, ещё действует? Вдобавок я так хочу своего мужа. Здесь и сейчас. Чувствую себя гулящей кошкой. Если он сейчас меня не возьмёт, я точно сойду с ума от желания.

- Ладно, - едва слышно шепчу я.

- Ладно? – в голове Пита звучит откровенная радость победы. – Значит, ты мне разрешаешь?

- Но только одна ночь. Если ничего не получиться – я не виновата, - строго уточняю я, одновременно случайно бросаю взгляд на свое отражение в зеркале, висящее чуть напротив. Тут же заливаюсь краской. Хороша красавица! Сидит на кухонном столе с задранной на критичную высоту юбкой, из лифчика торчат голые груди – любуйся – не хочу (чем довольный Пит, с видом наглого кота, которому дали литр сметаны, в этот момент, и занимается). И ещё переговоры с мужем веду.

Пит не спешит ко мне подходить. Муж откровенно любуется мной (он уже пару раз предлагал мне позировать ему обнажённой, но я категорически против – не дай Бог ещё кто увидит эту картину; по памяти я ему тоже рисовать обнажённую меня запретила).

Пытаюсь прикрыть груди. Начинаю нервничать.

- Ну и долго мне здесь сидеть? – интересуюсь я. – Прохладно вообще-то.

Пит смеётся, подходит ко мне, целует.

- Вот увидишь, ты не пожалеешь, - шепчет он, помогая мне избавиться от одежды. Я, в свою очередь, судорожно стаскиваю рубашку и ремень с Пита. Как же я его хочу! С облегчением чувствую, как Пит резко и сильно входит в меня. Охаю. Откидываюсь назад, подстраиваясь под его, сводящий меня с ума, темп. Последняя бредовая мысль: завтра у меня, наверное, все волосы будут в муке. И как их промывать прикажете?

**

Три недели спустя.

Чтобы я ещё хоть раз спорила с Питером Мелларком или играла с ним в «Русскую рулетку»! Да ни за что в жизни!

========== 13. Китнисс Эвердин ==========

Мэтью Мелларк родился, как и его папа, в мае. Имя сыну выбирала я. Назвала его Мэтью не случайно. Так звали отца Пита – пекаря Мелларка. Это был  добрейшей души человек, от которого моему мужу и досталось его золотое сердце. И хотя я узнала, как звали моего свёкра уже после его смерти, я хочу, чтобы память об этом человеке жила. В его имени. В его внуке.

Пит благодарен мне за это. Мне кажется, он даже мечтать не смел, что я назову нашего сына в честь его отца.

На этот раз беременность протекала значительно легче, чем, когда я носила Примроуз. Угрозы выкидыша не было. Правда, рожала я нашего толстячка, в отличие от дочки, почти сутки. Схватки были невыносимые. Слава Богу, всё это время рядом со мной был Пит. Когда он рядом – не так страшно. Меня хотели уже кесарить, но в последний момент я всё же родила сама. Карапуз получился весом в четыре килограмма. В отличие от Примроуз грудь взял моментально и наотрез отказался расставаться с ней почти до двух лет!

Я поражаюсь, насколько мой сынишка похож на Пита. Во всём: и внешне, и по характеру. От меня Мэтью достался только серый цвет глаз.

Когда я смотрю, с какой радостью Пит играет с дочкой во дворе, с каким трепетом и с какой нежностью нянчит своего сынишку, я понимаю, что это и есть счастье. Счастье жить в мире, где дети Пита живут в безопасности. Мире, где нет Голодных игр.