Мыши Наталии Моосгабр - Ладислав Фукс

– Переведу, – кивнул мальчик.

Загорелся зеленый свет – можно было идти. Госпожа Моосгабр взяла мальчика за зеленое хлопчатобумажное плечо, и они прошли перекресток по белым полосам на асфальте.

– Я проехала здесь под землей, – сказала госпожа Моосгабр, проходя по белым полосам перекрестка, – и вышла у кладбища. Не торгуешь ли ты на перроне «Кладбище» с тележки?

– На станции «Центральное кладбище», – поправил ее мальчик, – на подземной дороге, то бишь в метро.

– Так ты действительно Линпек, – сказала госпожа Моосгабр, и мальчик, странно улыбнувшись, утвердительно кивнул. – И теперь ты туда идешь, правда? – сказала госпожа Моосгабр, и мальчик, странно улыбнувшись, слегка пожал плечами.

– Само собой, – сказал он, – туда и иду. Торгую с шести вечера.

Они перешли перекресток и оказались на тротуаре, как раз у торгового дома «Подсолнечник». В больших витринах со множеством разных товаров уже горели разноцветные неоны, было около половины шестого, середина сентября. Госпожа Моосгабр посмотрела на эти большие витрины и сказала:

– Ты был добр ко мне, перевел через улицу. За это я тебя угощу, только пока у меня нет ничего. По дороге в приют хотела купить, да боялась опоздать. Сейчас куплю.

– А что вы хотите купить? – сказал мальчик. – Шоколадную трубочку?

– Трубочку, – кивнула госпожа Моосгабр и рукой в белой перчатке затрясла небольшой черной сумкой, – трубочку. Но если ты мне расскажешь, как озорничаешь в школе, я куплю тебе что-нибудь и получше. Медовик.

– Медовик, – улыбнулся блондинчик в зеленом свитерке, – отчего ж не рассказать мне, как я озорничаю в школе, если я совсем не озорничаю. Это проще простого. Я уже сам зарабатываю гроши. А как это, – спросил он, странно улыбнувшись, – как это вы хотели купить медовик уже по дороге к приюту, да боялись опоздать…

– Тогда он был бы у меня уже в сумке, – госпожа Моосгабр затрясла черной сумкой, – но я боялась опоздать, и потому его нет в сумке. Куплю медовик сейчас по дороге. Но ты должен рассказать, как озорничаешь в школе, как дерешься.

Они свернули в улицу за торговым домом «Подсолнечник», по которой можно было пройти прямо к кладбищу, и мальчик сказал:

– Дерусь? Ах да, я уже понимаю. Вы, наверное, имеете в виду ту записку, которую учительница написала маме. Будто я избил Козла. Но он первый начал. Он смеялся надо мной.

– А как он над тобой смеялся? – спросила госпожа Моосгабр и поправила очки.

– Он вытащил медовик, – сказал блондинчик, – и размахивал у меня перед носом. Хочешь такой, хочешь такой, но такого медовика нет у тебя на тележке. На тележке у тебя – сено.

– Сено? – удивилась госпожа Моосгабр и схватилась за бант на шее. – Почему сено?

– Ну сено, – мотнул головой мальчик, – ну будто я продаю сено для лошадей. Сено и овес. Будто и торгую лошадиным товаром. И потому я врезал ему как следует.

– Врезал? – дернула головой госпожа Моосгабр. – Врезал? Ножом?

– Что вы, ножом, – засмеялся блондинчик, – плечом.

Госпожа Моосгабр снова схватилась за бант на шее, покивала головой и сказала:

– Но это не все. Ты сам с собой никогда не разговариваешь?

– Сам с собой, – засмеялся мальчик, – это со многими бывает. Что в этом особенного? Учительница тоже с собой разговаривает. Она, например, говорит себе: «Хорошо, я посмотрю». Или: «Мне пора начинать». Мама, когда играла в «Тетрабиблосе», тоже сама с собой разговаривала. Когда разучивала роль. А разве эти газетчики, к примеру, – улыбнулся мальчик, – не разговаривают сами с собой, когда выкрикивают на улице «газета, газета…».

Госпожа Моосгабр дернула головой и снова поправила очки, они шли той же улицей за торговым домом, по которой можно было пройти к кладбищу, все магазины были уже освещены. И госпожа Моосгабр сказала:

– А что сны? Не снятся тебе сны? Не снится, например, что ты летаешь?

– Бывает, – кивнул блондинчик в зеленом свитерке, – что и снится. Хорошо, когда снится.

– И ты любишь кататься на лифте, правда? – спросила она.

– Люблю, – засмеялся мальчик. – Откуда вы знаете? Или вы узнали, что я разбил в нем стекло?

– Нет, что ты, – покачала головой госпожа Моосгабр, – я просто так рассудила. Каждый, кто любит летать, любит кататься на лифте. Пойдем, – сказала она, – перейдем на другую сторону, чтобы нам поскорей дойти до кладбищенских ворот. – И когда они, переходя на другую сторону, оказались посреди улицы, госпожа Моосгабр спросила: – А как обстоит дело с огнем?

– С огнем, – удивился мальчик, – в каком смысле «дело с огнем»?

– Ну, в смысле огня, – затрясла сумкой госпожа Моосгабр, когда они перешли улицу, – любишь ли ты, когда горит? Не поджигаешь ли что-нибудь иногда?

– Не поджигаю, – покачал головой мальчик, – устраиваю только костерки на лугу. В каникулы, когда я в деревне. Ну а иногда в поле на стерне, если вы знаете, что это такое. Вы идете со мной на станцию «Центральное кладбище»? – спросил он, глядя вдаль. – Я думал, мы идем в какое-то другое место…

– Идем в другое, – кивнула госпожа Моосгабр и поправила большие круглые очки, – идем в кондитерскую купить медовик.

– В кондитерскую купить медовик, – кивнул мальчик, странно улыбнувшись, – это можно. Обычно на перроне я с шести, но могу и задержаться. Хоть до девяти… Но как понять? – спросил он снова. – Вы шли к приюту и боялись опоздать. Разве вы меня знаете?

– Не знаю, – тряхнула головой госпожа Моосгабр, – знаю только, что ты торгуешь на перроне «Кладбище» с тележки. Как я могу тебя знать, если ни разу в жизни не видела? – А потом госпожа Моосгабр сказала: – Но ты еще не сказал мне, как озорничаешь в школе. Ты не учишь уроки, так ведь?

– Учу, – мотнул головой мальчик.

– А что ты учишь? – тряхнула головой госпожа Моосгабр и поправила очки. – Стихи какие-нибудь?

– Учу о председателе Альбине Раппельшлунде, – сказал мальчик, – у него были именины. На рынке украсили его статую.

– А что ты учишь? – сказала госпожа Моосгабр и схватилась за бант на шее. – Скажи.

И мальчик, странно улыбнувшись, сказал:

– Альбин Раппельшлунд раскрыл и наказал предателей, он стал править вместе с вдовствующей княгиней правительницей Августой и будет править с ней до скончания века.

– Но этого мало, – сказала госпожа Моосгабр, – наверное, вы еще что-нибудь о нем учите?

– Он дал людям работу, – сказал мальчик, – он навел порядок, основал звездодром, пять раз летал на Луну, и его кровь при посадке не становилась тяжелой. И еще он достраивает возле кратера Эйнштейн современную тюрьму для пятисот убийц, об этом писали на прошлой неделе в газетах…

И госпожа Моосгабр опять слегка дернула головой и быстро сказала:

– А что еще?

– А еще он основал музей, – сказал блондинчик в зеленом свитерке, – один раз мы там были со школой. Он называется Музей мира Альбина Раппельшлунда.

– А что в этом музее, если вы там были? – спросила госпожа Моосгабр. – Птичьи чучелы?

– Птичьи чучелы, – засмеялся мальчик, – какие там птичьи чучелы! Они в другом месте. А это Музей мира Альбина Раппельшлунда, там нет птиц. Там ружья, пулеметы, автоматы, пушки, огнеметы и танки. И еще кривые мечи, пистолеты и револьверы. И еще всякие сабли. И много-много цветных надписей. Учительница нам сказала, что Альбин Раппельшлунд миротворец, добротворец, которого все любят, и прочла нам стих: «Лети, сизый голубь, в дальние края, Альбин Раппельшлунд охраняет тебя». Но это она прочла по надписям, что там были, а еще о том, как он выиграл короткую войну, которая однажды была, если вы еще помните… но про себя она наверняка думает другое, она же умная, раз учительница. Только боится говорить.

– А что она про себя думает, – потрясла головой госпожа Моосгабр, ей показалось, что чепец сдвинулся, и она схватилась за бант на шее, – что она думает…

– Ну то, что люди говорят, – странно улыбнулся мальчик, – вы же знаете, что говорят о вдовствующей княгине правительнице Августе. Ну что спит в гробу давно княгиня, как ребеночек невинный, и уже не правит. Или что она жива, но заключена в княжеском дворце. Или скрывается где-то в городе. Раппельшлунд тайно убрал ее, чтобы стать самовластным правителем. А теперь боится, что все раскроется и люди поднимутся на бунт. Поэтому он, может, и ищет ее, кто знает? Но народ, – сказал мальчик, странно улыбнувшись, – народ хочет видеть княгиню, разве вы не знаете? А стоит кому-нибудь об этом сказать, его вмиг расстреляют. Поэтому все боятся, – улыбнулся блондинчик в зеленом свитерке, – боятся, потому что им страшно. Но в газетах понемногу уже пишут об этом. Даже вот на прошлой неделе в дневном выпуске «Расцвета»…

Госпожа Моосгабр опять дернула головой, уже в третий раз, быстро схватилась за очки и бросила взгляд на мальчика. А мальчик смотрел на нее и исподтишка улыбался. Уж не видел ли ее этот блондинчик в зеленом свитерке сегодня на углу перекрестка со злополучными газетами и не узнал ли ее? – подумала госпожа Моосгабр.