Дело о дневнике загорающей - Эрл Гарднер

– Но разговаривали двое. Мужчины.

– Мой голос вы слышали?

– Но они сказали, что вы там были и что об этом уже вопрос не стоит, вот я и подумала…

– Говорили ли вы полиции, что слышали мой голос?

– Но это мог быть…

– Говорили ли вы полиции, что слышали мой голос, отвечайте?

– Да.

– Хорошо. Что вы сделали?

– Я знала, что мистеру Балларду не понравилось бы, если б я вошла к нему, когда он с кем-то беседовал, поэтому я обошла дом сзади и стояла там, покуда вы не уехали. Я нашла там какой-то ящик, подставила его под кухонное окно и в этот момент услышала, как спереди перед домом завели автомобиль. Я подумала, что это вы и что вы уехали, забралась на ящик и заглянула в кухню. Я хотела постучать по стеклу, привлечь его внимание и спросить, могу ли войти. Но мистер Баллард лежал на полу.

– Минуточку, мисс Дюваль, давайте как можно точнее: сколько времени прошло между тем моментом, когда вы услышали, как я завел автомобиль, и тем, когда вы встали на ящик и заглянули в кухню?

– Я забралась на ящик сразу же, как только услышала, что двигатель заработал.

– Продолжайте, пожалуйста.

– Мистер Баллард лежал как-то неестественно. Уж очень неподвижно и как-то… а из-под тела у него текло что-то красное. Ну а потом я увидела этот здоровенный кухонный нож в спине.

– Все-таки сколько времени прошло от момента, когда я, предположительно, уехал, и до того времени, когда вы встали на ящик и заглянули в окно?

– Ну… я думаю, что не более… Вы знаете, полицейские спрашивали то же самое.

– Что вы им ответили?

– Я ответила, что прошла минута или полторы.

– А вы не думаете, что этот промежуток мог быть дольше?

– Нет. Дольше не мог быть. Даже короче, пожалуй…

– Почему тогда вы сказали полиции, что минута или полторы, если полагаете, что на самом деле было меньше?

– Потому что вы мой адвокат, вы меня защищаете и я… я не хотела вас подводить.

– Так сколько же в действительности прошло времени?

– Самое большее – секунд тридцать. Если он провожал вас до дверей, то у него не было бы времени ни на что другое. Только вернуться обратно в кухню, и все.

– Он проводил меня почти до самых дверей. Точнее – до небольшого коридорчика перед входной дверью, а открыл себе я сам.

– В таком случае он едва-едва успел вернуться на кухню, потому что… если, конечно, вы, после того как вышли, не делали там чего-то еще. Походили, может быть, посмотрели. Находясь за домом, ваш голос я не слышала. Услышала только, как завелся мотор.

– Ладно, допустим, – сказал Мейсон, – к этому еще вернемся. А говорили ли вы полиции о том, что это Баллард снабжал вас деньгами?

– Пока еще нет.

– Намерены сказать?

– Я боюсь, что мне придется. Меня приперли к стенке. Господин окружной прокурор считает, что это я убила, и предлагает договориться.

– То есть как договориться?

– Он сказал, что если я дам показания, будто нашу с вами встречу в доме Балларда устроили вы и что вы подавали мне сигнал, опуская и поднимая роликовую шторку, то он позволит мне признать себя виновной в непредумышленном убийстве и я пробуду за решеткой совсем недолго. Он сказал также, что знает наверное, что вы опускали и поднимали шторку с целью подать сигнал мне, и что если я буду говорить правду, то отделаюсь пустяковым сроком.

– Что вы ему ответили?

– Сказала, что хочу подумать.

– А он?

– Он поторопил меня. Сказал, чтобы я приняла решение как можно скорее.

Мейсон усмехнулся:

– Ему хотелось, чтобы вы приняли решение до того, как переговорите со мной, не правда ли?

– Да, он подразумевал это. Он даже сказал, что вы меня отговорите.

– Знайте же, мисс Дюваль: как только вы сделаете подобное заявление, он сможет привлечь меня к ответственности за лжесвидетельство, и это будет означать лишение права адвокатской практики с последующим отбыванием наказания за лжесвидетельство.

Арлен Дюваль невесело опустила глаза:

– Понимаю, мистер Мейсон.

– А вам такое в голову не приходило?

– Я знала, что господину окружному прокурору очень и очень хочется, чтобы я подтвердила, будто вы мне сигналили. Он предлагает все, что угодно.

– Но он не сдержит своего обещания. Он, конечно, сведет дело к непредумышленному убийству. Это он выполнит. Но как только вы окажетесь в тюрьме, он забудет про вас и не пошевелит и пальцем.

– Я думаю, вы правы, мистер Мейсон, но ведь это такая большая разница – непредумышленное убийство, и… – Глаза девушки наполнились слезами, она заплакала.

– И что?

– И убийство высшей категории. С отягчающими обстоятельствами и так далее. Как только представлю, что меня привязывают к холодному металлическому креслу, что я слышу, как в сосуд с кислотой падают шарики цианида, что становится трудно дышать… О господи, я больше не выдержу!..

– Забудьте об этом, – резко оборвал ее Мейсон, – они вас обрабатывают, пытаются сломить.

Арлен Дюваль вытерла слезы, но губы у нее дрожали.

– Куда вы пошли после того, как поняли, что Баллард мертв?

– Попыталась связаться с доктором Кандлером.

– Вам удалось?

– Нет. Я звонила по городскому. Под вымышленным именем, естественно.

– Вы его не застали?

– Нет. Не было на месте. И сказали, что вернется около полуночи.

– С кем вы разговаривали?

– С его медсестрой.

– Розой Трэйвис?

– Да.

– Она вам нравится?

– Я ее ненавижу, и она меня тоже терпеть не может.

– Поняла ли она, кто звонит?

– Не думаю. Я изменила голос и представилась пациенткой. Сказала, что доктор Кандлер просил обязательно позвонить, если появятся определенные симптомы, и… в общем, сказала, что он мне обязательно нужен.

– Вы звонили ему в офис или на дом?

– На квартиру. Он снимает специальную квартиру, куда сажает на ночь медсестру, и она отфильтровывает ненужных пациентов. Домой ему звонить нельзя.

– Он даже не дал вам свой незарегистрированный домашний номер?

– Нет. Хотел, но не смог.

– Почему?

– Сказал, что этот номер известен только его личной медсестре. Так якобы нужно для дела.

– Значит, с доктором Кандлером вам связаться не удалось?

– Нет.

– Где вас схватила полиция?

– На квартире у подруги. Я пережидала там, чтобы дозвониться до доктора Кандлера.

– Вы ему доверяете?

– Абсолютно. Жизнь бы ему доверила.

– Но тем не менее скрыли от него тот факт, что получали деньги от Балларда.

– Он знал, что кто-то меня финансирует, но кто конкретно, я не говорила, вот и все.

– Но почему? Потому что не доверяете?

– Нет, мистер Мейсон, я пообещала. Дала мистеру Балларду клятву, что никто не узнает. Правда, я видела, что доктора Кандлера это раздражает, и он… не подозревал, нет, но… порой бывал страшно недоволен. И я никак не могла избавиться от мысли, что он подумает обо мне, если со мной что-то случится, а он так и не узнает, откуда поступали деньги. И, конечно же, я никогда не забывала об отце. Предположим, что кто-то бы вдруг меня убил или я внезапно умерла, что бы тогда все думали? А то, что деньги мне на трейлер дал он, мой папа. И я решила вести дневник, куда записывала в мельчайших подробностях, что и как. А вот о дневнике я доктору Кандлеру сказала. Описала ему, куда пойти и где искать.

Мейсон слегка нахмурился:

– Вы сказали ему, куда спрятали свой дневник?

– Конечно. Ведь кто-то же должен был знать. Умри я, и что тогда? Не для того я его писала, чтобы сгноить, никому не показывая.

– Что ж, пока достаточно, – вздохнул Мейсон. – Вас сейчас пригласят на предварительное слушание. И вам всячески дадут понять, что у них имеются все возможные основания обвинить вас в преднамеренном убийстве с отягчающими вину обстоятельствами. Но если вы предадите меня, покажете что-то, что они просят, но чего вы не видели, то в этом случае они могут классифицировать убийство как непредумышленное.

– А если нет?

– Если нет и если, разумеется, все, что вы только что мне рассказали, – правда, тогда я постараюсь вас вытащить. Но если окажется, что вы мне солгали, я оставляю за собой право в любой момент столкнуть вас за борт. Об этом я говорил с самого начала и повторяю теперь. Это что касается денег. А что касается убийства, то раз уж я взялся представлять вас, доведу это дело до конца.

Арлен Дюваль что-то прикидывала в уме.

– Каковы мои шансы, мистер Мейсон?

– В данный момент не очень хорошие.

– Двадцать пять из ста?

– Пока еще нет.

– Десять из ста?

– Остановимся на пяти. Так будет честнее.

– Но вы вынуждаете меня всерьез обдумать их предложение.

– Нет, мисс Дюваль, – возразил Мейсон, – я всего-навсего пытаюсь выяснить, какую игру вы ведете.

Девушка зарыдала, плечи у нее затряслись.

– Я в-всегда иг-граю ч-честно!..

– Не хочу ничего вам внушать. Делайте, что сочтете нужным, что, по вашему мнению, лучше отвечает вашим интересам.

Мейсон встал со стула, кивнул надзирательнице, что беседа окончена, и вышел.