Мир в подарок - Оксана Демченко

— Отстань, нигде не болит, — сдался он, сгребая обидчицу в охапку, усаживая на колени и шепча в самое ухо. — Я совершенно ненормально, полностью, до самых ногтей, здоров. Повезло нам с лекаркой. И вообще — отсюда бежать удобно, горы недалеко, а дальше сразу степь.

— Ага, я там еще ни разу не была.

— И нечего тебе там делать, — тяжело вздохнул араг, явно измученный проблемой: как дальше быть с девочкой? Он понимал, что бежать для нее смертельно. Погладил вымытые волосы, стоящие дыбом. — Если бы в мире нашлось хоть одно место, где можно быть илла и жить свободно…

— Ты меня бросаешь, — она почти плакала. — Предатель.

— Разве рабы решают, где и с кем быть? — усмехнулся Наири без признака радости в голосе, неприметным движением пальцев загнал вилку в доски ближней стены до основания зубьев, обнял мелкую обеими руками. — Иди сюда, клади голову на плечо, спи. Мало ли что будет днем. Отдыхай.

— Ты очень уютный, когда не злишься.

— Это оттого, что сытый, — хмыкнул он, завозился, делясь одеялом, вздохнул. — Больно смотреть, какая ты стала хорошенькая, когда хоть чуток отмылась. И в белом ошейнике, будь проклят Карн. В этот раз обошлось, а толку… Как думаешь, она нас откормит и продаст за приличные деньги? Или чего другого хочет?

— Она нормальная, я точно знаю.

— Тэ, рабам и друг к другу привыкать нельзя, потом очень больно. Я вот влип с тобой, сестренка, дальше некуда, даже бежать не могу, как ты одна здесь останешься? А к хозяевам привязываться — псом стать. Лучше смерть.

Они затихли, и я задремала. Ненадолго — скоро неугомонные разбудили меня снова, уже окончательно: за дверью, в крохотном коридорчике, араг повторно отмывал иллу и мылся сам ледяной колодезной водой. Она пищала и лупила его, довольная сверх меры. Пришлось вставать. Поплотнее сдвинув шторы, я тоже разделась возле кровати и быстро ополоснулась, они великодушно оставили мне целое ведро воды. Оделась, застелила кровать и диван, с интересом рассматривая свежий утиный скелет.

Позавтракали! Рядом от щедрот оставили для меня, глупой сони, кусок хлеба и полную плошку отвара. Принюхалась. Надо же, ничего не перепутала, и впрямь врожденная травница, талант. С первого раза запомнила мой полезный до безнадежности чай.

Я еще допивала бальзам Риана, когда они, возбужденные и бодрые, возникли в дверях. И разом погасли, глядя на хозяйку. Надо же, у Наири такие забавные волосы, светло-пепельные, а сам он весь устало-выцветший. Ему бы загореть, обветрить да откормиться. Тогда подобреет и станет очень симпатичным, наверное.

И где он добыл эту ветхую рубаху? Глиша дала вместе с клоками, не иначе.

— Спасибо, Митэ. — я чуть приподняла плошку, глянула на арага. — Ты теперь будешь вести себя идеально целых две недели, да? Я рассчитываю на это. Но, обойдемся без иллюзий, едва ли дольше.

Он несколько смущенно пожал плечами. Мол, вылечила — спасибо, а бежать обязательно постараюсь. Иной реакции я бы очень удивилась. Он в свою очередь спокойно, деловито, не без скрытой иронии сообщил, что за завтрак придется доплатить.

Светлоглазый хам! Я очередной раз удивилась про себя: как он выживал все четырнадцать лет с таким-то характером? Потом усмехнулась, глянув на чуть сгорбленные плечи. Трудно. Ему ведь тридцать два, судя по вчерашнему рассказу, а с первого взгляда я дала все пятьдесят. После двух уток, целого набора трав и настоек в сочетании со сном, я согласна была убавить лет пять-семь. Все равно выходит год за два, и это учитывая его железное здоровье.

Митэ получила необходимую сумму и убежала рассчитываться за завтрак. Наири, едва дождавшись, пока закрылась дверь, метнулся ко мне и… упал в ноги. Как идеальный раб, лбом на хозяйские стопы. Умеет он удивлять людей, не то слово! Я сперва прямо окаменела, потом резко дернула его за руку вверх.

— Слушай, давай договоримся, — выдохнул торопливо, еле слышно, косясь на дверь.

— Я буду тебе псом верным до конца дней, без обмана, только купи мать Митэ. За нее совсем недорого попросят. Она теперь бесполезная, надолго тебя не обеспокоит.

Но мы… я отработаю.

— Она здесь?

— В городе. Карис нищие купили, побираться. Только для этого тоже здоровье требуется. Забьют ее, денег-то не приносит.

Я толкнула его к стулу. Ну вот, участвую уже во втором заговоре. Когда Митэ вошла, мы сидели на прежних местах. Девочка вопросительно глянула на арага.

Потом на меня.

— А что, вы так тут и сидите?

— Тебя ждем, совет нужен, — пояснила я бодро. — Скажи, где бы можно поискать селян из Агриса, кроме этого постоялого двора?

— Возле пустых загонов, — усмехнулась Митэ, — А по жилью… «Бычий хвост», если победнее. А побогаче… так скорее всего, здесь, где еще?

— Завтра уходим из города, — вздохнула я, тоскливо глядя на кошелек. — А пока поброди тут, Глише помоги да между делом и поспрашивай, не приезжали ли дети старосты? Их не перепутать с местными, огромные, рыжие, шумные, зовут Мирах и Тамил. И купи нормальное платье, я дам денег. Только далеко одна не ходи, бугай этот вчерашний…

— Ничего, я бегаю быстро, — фыркнула она.

Увязав в тряпичный узелок несколько серебряных и медных монет, гордо развернулась и вышла, резко закрыв дверь. На нас даже не обернулась. Наири усмехнулся. Тоже заметил, что попытка скрыть разговор рассердила маленькую, но далеко не глупую, илла. Нам собирать было нечего, поэтому вышли мы сразу следом.

— Расскажи о матери Митэ, — попросила я, когда мы миновали рынок и углубились в узкие, затхлые ремесленные переулки. Я запоздало вспомнила, наступая на что-то мерзко осклизлое, что собиралась купить обувь. — Только ответь сначала, тут нельзя добыть сандалии или сапоги?

— Это кожевенный квартал, — пожал плечами араг, сворачивая в ближайшую калитку.

— Так сандалии или сапоги?

— А что дешевле?

Через пару минут у меня были сандалии, грубые, но вполне добротные. Главное — очень дешевые. Мой усердный раб, оказывается, отменно умел торговаться. Идти по мостовой стало куда приятнее. Я думала так, пока не навернулась в третий раз, чувствительно подвернув ногу. Кожаные жесткие подошвы скользили по влажным — не хочу думать от чего — камням, как по льду. Кстати, араг ловил меня с неизменным успехом, радуя окружающих поводом обсудить одинокую молодуху, то и дело падающую в услужливо открываемые рослым рабом объятия. На нас, как на случайных клоунов, уже высовывались посмотреть из окон второго этажа, передавая весть от дома к дому. Толстый хозяин лавки, оставшейся по правую руку, довольно проследил мой двадцатый или тридцатый и, безусловно, самый впечатляющий, пируэт. Сложил ладони рупором и гаркнул на весь квартал: