Разговоры с Раневской - Глеб Скороходов

— Только сумасшедший способен на это! — кричит Лили Белл, выслушав мать.

Раньше Ф. Г. пожимала плечами: «Да?» Теперь на ее лице появляется идиотски-наивная улыбка, и ответ звучит радостно-оптимистически: «Да!»

Или в разговоре с Тайтом. Сенатор, настороженно слушавший мать, отвергал ее версию:

— Э, нет, я не поверю тебе. А вдруг ты меня просто обманываешь?

Раньше миссис Сэвидж отвечала серьезно:

— Но есть отличный способ — пойди и проверь.

В последнем спектакле Ф. Г. вместо ответа манит к себе Тайта и сообщает ему почти заговорщицки:

— Есть отличный способ, — и, оглянувшись по сторонам, добавляет с неожиданной улыбкой: — Пойди и проверь. Пойди и проверь.

Таит отшатывается — она же безумна! После спектакля я сказал Ф. Г. об этих сценах. Она обрадовалась:

— Я решила, что нелепым выдумкам миссис Сэвидж дети могут поверить только, если они убедятся, что мать их — действительно странная, ненормальна. Поэтому я и веду себя с ними так. И вместе с тем такой рисунок позволяет полнее показать их. Смотрите: мать говорит явно нелепые вещи, и все же они верят ей и идут на все: вырывают петуньи у президента, разбирают камин и вспарывают брюхо дельфина.

Находка Ф. Г. помогла по-новому увидеть в этом эпизоде не только миссис Сэвидж. Актеры, играющие ее детей, провели сцену розыгрыша значительно интереснее, чем раньше.

Маяковский. Яншин и Полонская

Я вышел из кирхи на Станкевича, дошел до угла Герцена и тут наткнулся на Ф. Г. — она стояла у витрины галантерейного магазинчика.

— Искала резинку для трусов, — шепнула она, — широкую, а то узкая впивается в пузо и лопается в самый неподходящий момент.

Ф. Г. предложила побродить по бульварам. Мы дошли до Никитских ворот.

— Там в конце улицы я жила, — сказала она, — в историческом доме, где Пушкин встречался с Натали, в нем квартировало ее семейство. Не люблю я эту женщину, вы это знаете. Анна Андреевна называла ее «агентом Дантеса». Ну и что же, что она нарожала Пушкину кучу детей?! Простить ей непонимание, что рядом с ней находился великий поэт, невозможно.

Сколько же связано у меня с одной этой Никитской! Павла Леонтьевна с Ириной, моя уютная каморка, а в арке возле Театра Революции на актерской бирже я подписала свой первый контракт с мадам Лавровской.

Этот памятник Тимирязеву у нас с Павлой Леонтьевной всегда вызывал смех. Видите, как у него сложены руки — чуть ниже живота. Когда идет дождь, струйка стекает с них фонтанчиком. — Тимирязев писает! — определила я.

И однажды в какой-то компании, не выпуская бокал шампанского, поделилась этим наблюдением со стройным, седым человеком.

— Это моя работа, — сказал он, не улыбнувшись. — Я — скульптор Меркулов.

От стыда я чуть не сгорела.

Здесь неподалеку еще одно историческое место — театральная школа Шора, куда я мечтала поступить. Меня познакомили с ее хозяином — он держал салон. Гельцер притащила меня туда и представила необыкновенно красивому, одетому по последней моде молодому мужчине:

— Маяковский!

От неожиданности у меня язык прилип к нёбу: Маяковского я обожала, «Облако в штанах» знала наизусть и все его сатирические стихи. А это — «я лучше в баре блядям буду подавать ананасную воду» декламировала с удовольствием подругам.

Он — поэт. Поэт, и этим все сказано. Не надо никаких эпитетов — великий, знаменитый, известный. Так же, как артист. Есть два понятия — «артист» и «неартист», и ничего больше.

Я не помню, вы видели у меня Веронику Витольдовну Полонскую? Норочку, как мы зовем ее. Она недавно приносила мне свои воспоминания о Маяковском.

— Я читал завещание Маяковского, где он называет Полонскую в числе своей семьи, а о ее воспоминаниях не слыхал, — сказал я.

— Их никогда не опубликуют. И слава Богу! Мы сели на скамейку за спиной у Тимирязева.

— Покурить надо, а то я разволновалась, — объяснила Ф. Г. — Нору я не люблю и ничего не могу поделать с собой. Это почти как с Натальей Николаевной. Ну, не поняла Нора, что от нее зависела жизнь поэта.

Да, да, в двадцатые годы Маяковский ради заработка писал рекламу. Да, там была и халтура, но встречались и блестки:

Дождик, дождь, напрасно льешь —Я не выйду без галош!С помощью резинотрестаМне везде сухое место!

Все издевались над этими строчками: резинотрест выпускал и презервативы — повод для шуток лежал на поверхности. Но ведь в те же двадцатые появилась и поэма «Про это». Читать ее спокойно нельзя.

Не могу сказать, знала ли Нора стихи Маяковского, — по-моему, ее занимало другое. Тогда только открыли Артистический клуб. Хозяева-частники — это времена нэпа — роскошно переоборудовали подвал в Старопименовском. Пускали туда артистов, писателей, художников. Остальных — по рекомендации. Некоторые приходили с дамами или с сердечными друзьями.

Ирочка, конечно, с Завадским тут же заделались членами, и Нора с Яншиным тоже. Меня туда протаскивали, как только я появлялась в Москве.

Интересно, что там сегодня? Идея сходить туда никогда не приходила в голову. А что, если сейчас?

— А где это? — спросил я.

— Дойдем до Горького, потом до ресторана «Баку», свернем, и мы на месте.

— Далеко.

— Как вам не стыдно! Откуда такая лень? Вы же вдвое моложе меня, и потом — ходить полезно. Идем немедленно! — Ф. Г. решительно встала. — Вы же не допустите, чтобы дама одна пускалась в рискованное путешествие!

До Старопименовского переулка мы добрались быстро.

— Тут раньше стояла замечательная церковь. А нам направо, — скомандовала Ф. Г., — пройдем двухэтажную хибару с деревянными колоннами — в ней жили актеры Малого — и мы у цели.

Возле входа в подвал Ф. Г. остановилась:

— Что здесь?

К оцинкованным дверям была приколочена дошечка: «Драматический театр Станиславского».

— Боже, и здесь Константин Сергеевич! — охнула она и толкнула дверь. Она легко подалась, и мы спустились по освещенным тусклой лампочкой ступеням. Два больших пролета.

— Глубоко! — заметил я.

— Подождите, может быть, еще не то увидите! — пообе-шала Ф. Г.

Следующая дверь оказалась запертой. Я постучал — в щель выглянула седая голова:

— Кто здесь?

— Простите, мы хотели бы зайти к вам, если можно, попросила Ф. Г., чуть заикаясь.

— Фаина Георгиевна! Вам — всегда! — седая женщина заулыбалась и распахнула дверь, говоря при этом без остановки: — Вы меня, конечно, не помните. Я актриса Московского областного театра, теперь на пенсии, служу вахтером. Сутки здесь, двое — дома. Мы с вами снимались в «Небесном тихоходе»!