Набег - Алексей Витаков

— Хватит уже про бабку? Ну чего, Лагута, тут ладимся? — Буцко тяжело спрыгнул с коня.

— Как, ты говоришь, тебя по имени-то? — Зачепа ехидно глянул на Буцко.

Тот замахнулся плетью.

— Ладно вам! Потом наиграетеся! — Лагута глянул строго на обоих. — Здесь ладимся.

Все четверо спустились в ложбину.

— Кородым, отведи коней подале, да наломай веток с кустов. — Лагута отдал первый свой приказ.

— А чего подале-то, Лагут? А вдруг срочно в седло придется? — Зачепа удивленно смотрел на своего командира.

— А вот чтоб никакой срочности не было. Мы здесь до кончины смертной. Пока не отобьемся!

Все разом опустили головы, потупив глаза. Ледяной холодок пробежал по Лагутиной спине.

— Ну, все, хлопцы, сказать мне вам больше нечего! Давай теперь за дело. Нужно поставить три рахи[8] для ружей. Так удобнее стрелять будет. Кородым кустов принесет, тогда обтыкаем всю эту сторону напротив реки, чтобы не знали, окаянные, сколько нас, и не видели с того берега. У них только луки с собой. Значит, мы должны будем успевать заряжать да палить.

Когда Кородым принес веток и маленький отряд замаскировался, Лагута залег, положил аглицкий мушкет на раху и прицелился. Нужно было пристреляться к броду. Его было легко угадать по песчаному изгибу под водой и легким речным завихрениям.

Выстрелил раз, другой. Прикрикнул на Кородыма, чтобы заряжал побыстрее, и скомандовал Зачепе:

— Теперь ты давай, Зачепушка! Вот видишь камень?

— Угу! — Зачепа прищурил глаз и сосредоточился до судорог в скулах.

— Вот от него они и начнут спускаться. Ты бери сразу ниже камня. Вона там волчок крутится. Давай по нему.

— Угу! — снова отозвался Зачепа и нажал на спуск.

Пуля ударилась в воду, взметнув фонтанчик брызг. Но сильно в стороне.

— Давай еще, дурень соломенный! — Лагута, несмотря на внешнюю грубость слов, сказал очень спокойно, серьезно и не без симпатии.

Вторая пуля легла ближе. Кородым подал заряженное ружье. Снова выстрел. На этот раз точно по центру вьюнка.

— Ну вот так-то! — Башкирцев по-отечески хлопнул друга, — Теперь ты, Буцко!

С Буцко пришлось изрядно повозиться. Лагута даже раз, не выдержав, процедил:

— Как ты в крепости-то хоть стрелял? Поди, по облаку?

— Не. Мне в крепости пищаль картечью заряжали. А еще я Гмызе около пушек помогал. Там ведь некогда целиться было! — Слово «целиться» Буцко проговорил с явныс желанием поддеть Башкирцева.

— А здесь вот надобно.

— А можно мне попробовать? — Кородым блестящими глазами смотрел на ружья, и блеск их дул отражался в его серых глазах. — А не выйдет, так и не надо!

— На твою учебу только пули тратить. На меня уже потратились. Так ты теперь? Нет, коль с меня начали, значит, мной дело и доводить будем! — Буцко ревниво посмотрел на Кородыма.

— Пусть-ка попробует. Даю тебе, пахотник, три раза. Понял? — Лагута вспомнил себя, как просил он у дядьки Пахома пальнуть. Проглотил слезу: казаки не ревы!

Кородым ловко пристроился к прикладу, точно делал это с младенчества. Коротко прицелился. Выстрелил. Выпорхнуло облачко дыма. От камня, на который показывал Лагута, метнулись в разные стороны мелкие, злые искорки. Зачепа аж присвистнул.

— Эвона! — Лагута почесал затылок. — А вот ветку видишь? Аккурат над камнем. От березы идет?

— Вижу! — Крестьянин снова прилип к прикладу.

— Вот где-то так будет голова татарская. А ну…

Снова выстрел. Ветка вздрогнула. Но осталась на месте.

— Промазал! — тут же торопливо заключил Буцко.

— Э, нет, парень. — Лагута ткнул указательным пальцем.

Ветка и впрямь несколько мгновений держалась, но потом, словно силы покинули ее, обломилась и полетела на землю.

— Ты где так научился? — Зачепа удивленно хлопал глазами. — Не казак ведь!

— Не казак. — Кородым нахмурился. — Сам не знаю. Только представлю глаза татарские — туда и палю. В коем месте представлю, так то и мое.

— Ладно, казачки! — Лагута посмотрел на солнце. — Скоро закат. Пора заканчивать, а то услышит басурман.

Они лежали на земле, больше не говоря ни слова. Лагута и Зачепа на спине, раскинув руки, глядя в небо, напоминавшее чернику с молоком. Буцко на боку с окаменелым взглядом. Кородым на животе, опустив голову на скрещенные руки. Каждый думал о чем-то своем. Но ни один не жалел своей молодости. Это странно, но только на первый взгляд. Где-то глубоко в крови каждого из них уже жило знание, что казак или просто мужик, живущий на границе, рождается для того, чтобы рано или поздно встретить свою смерть на поле брани. Умереть можно в первом же бою. Какая разница? Но к этому одному, пусть даже единственному бою нужно готовить себя всё время. Они думали, конечно же, сразу о многом. Мысли, воспоминания, чаяния, проносились в их головах. И может, чуть дольше задерживались, только когда возникали образы красавиц, которые когда-нибудь станут сказками и присказками. Совсем не важно для кого. Лишь бы стали.

— Тихо, хлопцы. Едут, кажись. — Лагута вжался в землю.

Из глубины леса стал нарастать топот копыт. По мере приближения он рос и ширился, становясь отчетливее и подробнее. Казалось, что вздрагивают деревья и стонет земля. Даже серебряные воды Усмани вдруг разом поблекли. И вновь повеяло тяжелым дыханием чужой приближающейся энергии, в которой было все: ярость, ненависть, страх и жестокость. Даже молодая трава стала низко течь по холодной земле. Ветер донес обрывки чужой речи.

Вот уже обрывки слились в целые фразы.

— Замерли! — Башкирцев глубже сполз в ложбину. — Буцко на заряде. Кородым, стреляй первым. Я буду вторым. Зачепа, целься лучше. Тебе уже достанется середина реки.

— Ага, — кивнул Зачепа и крепче надвинул папаху.

Татары выезжали из леса группами, сдерживали и дыбили коней. Громко разговаривали, показывая плетовищами в сторону реки. Скоро вся пожня по-над лесом покрылась всадниками.

— А вот и он, с золотой чашкой на голове, — шепнул Лагута.

В глубине войска двигался человек в позолоченном шлеме, навершие которого заканчивалось длинным, растопыренным пучком конских волос. Это был Кантемир-мурза.

— Приготовиться, — снова прошептал Лагута, — сейчас пойдет арьергард!

— Слова-то каки знашь! — Буцко, несмотря на ситуацию, все еще обижался.

От основных сил отделился отряд из нескольких десятков всадников и шагом двинулся к броду. Первый, в лисьей шапке и расшитых ичигах, стал медленно спускаться под берег. Туго натянутые поводья, точно тетива лука, режут закатный свет, отраженный водой Усмани. Несколько шагов — и камень, от которого извивается подводная тропа брода. Кородым нажал на курок. Глухой стук металла. Осечка. Лагута вытаращенно посмотрел на крестьянина. Буцко тут же передал другое ружье. Татарин — уже в воде, извернувшись в седле, подбирая короткие, кривые ноги. Башкирцев дал знать Кородыму, чтобы этого не трогал, а целился в следующего. Второй у камня. И он на кородымовском прицеле. Спуск. Но неожиданно раздались два выстрела. Зачепа не выдержал и пальнул в первого. Пуля врезалась в воду рядом с мордой коня. Одновременно Кородым послал свою пулю. И он был точен. Из головы татарского всадника выметнулась алая ленточка. Какое-то мгновение он, точно каменный, сидел в седле, но потом кулем повалился на бок, не издав ни единого звука. Все войско по ту сторону реки одновременно выдохнуло и растерянно окаменело на несколько секунд.