Продана в жены - Мария Устинова

вспыхнула, опустив глаза. Не улыбнулась, никак не показала, что смущена — на похоронах это неуместно. Но я абсолютно перестала его бояться, хотя раньше не могла расслабиться, если он был рядом. И, думаю, от остальных не укрылось, что наши отношения в чем-то стали другими.

Я сама стала другой.

Не знаю, в чем дело. Наверное, все вместе подействовало. Наши совместные ласки со Зверем накануне. Похороны Равиля. Мой побег: я, наконец, увидела дом, и забрала мамины вещи. А может, все изменил разговор с Русланом. Но домой меня больше не тянуло. Там меня никто не ждал уже давно, и я только сейчас осмелилась это принять.

Прощание окончено.

Мы выстроились шеренгой, наблюдая, как гроб накрывают крышкой и медленно опускают в могилу. Потихоньку расходился дождь. Сначала мельчайшая водяная пыль набилась в прическу. Затем застучали капли, оставляя следы на настиле. Тент не установили, оставалось мокнуть под дождем. Кто-то догадался принести зонт из машины. Его раскрыли над Зверем, мной и Дианой, стоящими по обе стороны от него.

Я смотрела, как гроб забрасывают грязью.

Было грустно. Диана тупо смотрела, как зарывают ее мужа.

Я помню это состояние: отупение до пустоты в сердце, оно притупляет боль, смягчает страдание, но все равно от него никуда не деться… Перед мамиными похоронами я столько наплакалась, что в голове было гулко.

— Я отвезу тебя, — сказал Зверь, когда последняя горсть земли оказалась на могиле, и ее укрыли букетами цветов.

Мне всегда казалось это глупым. Украшать могилу красивыми цветами. Или это символ смерти, потому что через несколько дней все прекрасные цветы погибнут и начнут гнить? Место всем этим розам и георгинам на празднике, а не здесь. Я по опыту знала, что плиту — если у Равиля будет плита — и памятник ставить слишком рано. Нужно, чтобы земля осела.

Почему-то это убивало больше всего.

На могилу придется возвращаться — снова и снова. Чтобы отдать последний долг, и заодно расковырять свои раны.

Наверное, этим будет заниматься не Диана, а кто-то из клуба. В этом ей повезло. И даже расходы подобьет Ник, а оплатит — Зверь. Не она.

Мне в свое время повезло меньше. Обо мне некому было позаботиться.

Когда могилу застелили цветами, люди начали расходиться.

Диана осталась.

— Присмотри за ней, — сказал Зверь одному из своих, и повел меня по тропинке к пикапу.

Зонт оставил вдове. Мы мокли по дороге, дождь тарабанил все сильней.

— Пойдем так, будет быстрее.

Вместо центральной аллеи, мы свернули на вспомогательную.

Пикап было видно за кладбищенской кованой оградой. Не так уж близко, зато по прямой и людей здесь не было: остальные пошли другой дорогой. Аллея была старой, по краям росли клены с густыми, не до конца облетевшими кронами. Дождь сбивал багровые и желтые остроконечные листья. Плитка была усыпана ими. Холодно… С губ сорвался пар, и я поежилась. Зверь снял куртку и набросил мне на плечи. Нагретая его теплом, она пахла парфюмом и дорогой кожей. Дурманящее сочетание… Я неосознанно глубоко вдохнула и прикрыла глаза на ходу.

Зверь положил руку мне на талию — просто вел, но было приятно, словно это настоящие объятия.

Он отпер машину, и, стряхнув капли с куртки, я быстрее влезла внутрь, чтобы согреться. Зверь завел пикап и сел за руль. Повернулся ко мне. Я все еще куталась в приятно пахнущую кожанку. Возвращать ее не хотелось. Подари ее мне, а?..

— Расстроилась? — тихо спросил он. — Из-за похорон?

Он из-за мамы спрашивал, я знаю.

— Немного, — призналась я.

Боже, вот бы остаться с ним в этой тачке… Не хочу в клуб. Хочу куда глаза глядят, на край света, лишь бы он продолжал на меня так смотреть… Я поняла, почему девушки уезжают за любимым куда угодно и бросают все… Если любимый, конечно, этого стоит.

Просто слова Руслана вспомнились.

Зверь поиграет со мной — и бросит. И в глубине души я это понимаю. Таких, как я, у него было много, а будет еще больше. Я даже не Алайна. Я никто.

Зверь наклонился, лицо было мокрым после дождя, когда он уткнулся холодным носом мне в щеку. Провел пальцем по губам, их сминая, и улыбнулся.

Воспоминания о моей квартире не только мне не давали покоя.

Нам обоим.

Я смутилась, хотя сердце затрепетало в груди.

— Не здесь, нас увидят, — прошептала я так тихо, словно нас могли не только увидеть, но и услышать.

— Они с другой стороны кладбища. А если и так, принцесса… Ты меня стесняешься?

Убойный аргумент…

После дождя у нас были прохладные губы. Я скованно ответила — не могла не ответить, когда он добивается поцелуя. Его волосы защекотали мне лицо. Пальцы сжались на воротнике куртки, которая все еще лежала на плечах. Лишь бы его не трогать. Лишь бы не обнять…

Мы едва соприкоснулись языками. Сердце лупило, как сумасшедшее.

— Пристегнись, — посоветовал он, выпрямляясь с порочной улыбкой.

Ему всего один поцелуй был нужен.

Я натянула ремень, пытаясь справиться с ощущениями. Облизала губы, глотая его запах от куртки. Мы как настоящие влюбленные, сели в машину и поцеловались, прежде чем ехать. Как сладко было…

Не знаю, сколько в этом от правды. Мне хотелось представить это так.

От моей первой, самой сладкой, самой горькой любви сносило крышу.

И как ни пыталась я заткнуть этот трепет, чувства, которые пьянили и убивали одновременно — не могла. Напоминала себе, кто он. Твердила: ничего у нас не выйдет! Но очень живучий росток надежды пробивался вопреки всему. Очень трудно поверить, что у тебя не будет любви, когда так хочется…

Зверь тронул с места, я старалась на него не смотреть. Смотрела на холодное стекло в каплях дождя.

Через неделю свадьба… И Зверь это знает.

Любовь так легко превращается в боль. Он знает, чувствует, как тянусь к нему и мечтаю, чтобы это он вошел в спальню в мою брачную ночь, чтобы сделал что-то — сам отомстил моему отцу, заступился за меня перед братом, чтобы мне не пришлось идти замуж… Решил бы мои проблемы.

Он бы смог. Так что Руслан прав насчет брата. С его стороны это просто игра.

Так холодно снаружи… А на душе тепло.

И эту частичку тепла я сохраню, как цветок в ладонях. Чтобы она грела меня в моменты осознания того, что меня ждет и на что я подписалась.

Глава 17

Вместо дороги к «Авалону», мы свернули к городу.

Я вопросительно взглянула на Зверя,