1Q84 (Тысяча невестьсот восемьдесят четыре) - Харуки Мураками
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Другое дело, что одновременно обе эти работы выполнять не получится. Слишком уж разные цели и способы их выполнения. Хочешь не хочешь, а приходится выбирать что-нибудь одно. Но прямо сейчас я восстанавливаю человеку его мышцы и суставы. Прилагая все усилия и концентрируясь до предела. Что буду делать потом — решу, когда с этим закончу.
Опять же, любопытно. Что за странная болезнь? Почему при этой болезни настолько эластичны мышцы? Откуда у него такая сильная воля и такое здоровое тело, способные выдерживать боль, невыносимую для обычного человека? Чем она реально могла бы помочь ему и как на ее терапию отреагирует его организм? Любопытство это было и профессиональным, и личным одновременно. А кроме того, ей еще предстояло убить этого человека — и как можно быстрее смыться. Если закончить работу слишком рано, парочка в соседней комнате заподозрит неладное. Значит, ей нужно провести здесь не меньше часа, как она и объявила заранее.
— Ну вот, полдела сделано, — сообщила Аомамэ. — Вы не могли бы лечь на спину?
Медленно, точно выбравшийся на сушу тюлень, мужчина перевернулся лицом вверх и глубоко вздохнул.
— Боль отступает, — сообщил он. — Никакое лечение до сих пор мне еще так здорово не помогало.
— Ваши мышцы чем-то поражены, — объяснила Аомамэ. — Причин я не знаю, но поражение очень глубокое. Я постараюсь вернуть их в состояние, близкое к норме. Для меня это будет непросто, а для вас — очень больно. Но что смогу, то сделаю. На какое-то время это облегчит ваши страдания. Но причины не устранит. И спустя какое-то время болевая атака повторится снова.
— Знаю, это ничего не решит. Все повторится, и мне будет только хуже. Но я благодарен любому, кто облегчит эту боль — пусть даже и ненадолго. Насколько благодарен, ты себе даже не представляешь. Одно время я подумывал спасаться морфием. Но если принимать такие лекарства постоянно, они разрушают мозг…
— Сейчас я продолжу, — предупредила Аомамэ. — Осторожничать не буду, так что терпите.
— Разумеется, — только и отозвался он.
Она выкинула всякие мысли из головы и продолжила растяжку. Четко следуя инструкциям, вшитым в ее профессиональную память. Какую функцию та или иная мышца выполняет, с какими костями и суставами связана, какими особенностями обладает, насколько чувствительна и так далее. Одну за другой отследить, проверить, размять до последней жилки. С той же дотошностью, с какой пастыри в религиозных сектах выискивают и расковыривают душевные муки овец-прихожан.
Через полчаса оба взмокли и тяжело дышали, как любовники после бурного секса.
— Не хочу преувеличивать, — сказал наконец мужчина, — но у меня такое чувство, будто мои мышцы заменили на новые, как запчасти в автомобиле.
— Сегодня ночью боль еще может вернуться. Как реакция на терапию. Но беспокоиться не стоит, к утру все должно пройти.
Если, конечно, в твоей жизни настанет какое-то утро, добавила она про себя.
Мужчина сел на коврике, скрестил ноги и несколько раз глубоко вздохнул, проверяя ощущения в теле.
— У тебя действительно особый дар, — сказал он с закрытыми глазами.
Вытирая лицо полотенцем, Аомамэ ответила:
— То, что я практикую, ни к дарам, ни к талантам отношения не имеет. Устройство и функции мышц и суставов я изучала в институте. Это элементарные истины, которые я использую на практике. Конечно, за несколько лет приобрела какие-то навыки, разработала свою систему. Но для меня истина — то, что можно увидеть глазами, постичь логикой и подтвердить реальными фактами, вот и все. Хотя, конечно, без боли дело не обходится.
Мужчина открыл глаза и с интересом взглянул на Аомамэ.
— Это ты так считаешь, — сказал он.
— В смысле? — не поняла она.
— Что Истину можно увидеть глазами и подтвердить реальными фактами.
Аомамэ чуть заметно скривила губы.
— Я говорю не о глобальной Истине, а лишь о той, с которой сталкиваюсь за работой. Будь все точно так же с глобальной Истиной, людям было бы гораздо проще жить на свете.
— Да ничего подобного, — усмехнулся мужчина.
— Это почему?
— Большинству людей на свете не нужна истина, которую можно подтвердить. Настоящая истина почти всегда связана с болью, как ты сама и сказала. А людям, за редким исключением, не хочется испытывать боль. Они хотят лишь уютной душевной истории, которая дала бы им почувствовать, будто их жизнь наполнена хоть каким-нибудь смыслом. Вот почему до сих пор процветают религии.
Разминая шею, он несколько раз покрутил головой и продолжил:
— Если история А убедит людей в том, что их жизнь наполнена глубоким смыслом, они назовут ее истиной. А если история Б покажет их жалкими пигмеями, они сочтут ее ложью. Все очень просто. И тех, кто попробует утверждать, что история Б и есть настоящая истина, всегда будут ненавидеть, тайно убивать, а то и организовывать против них совершенно реальные войны. Людям нет никакого дела до фактов, логики и доказательств. Им не хочется признавать, что они жалкие пигмеи. Лишь яростно отрицая этот печальный факт, они еще остаются в здравом уме.
— Но человеческое тело — действительно жалкий и бессильный кусок мяса. Или для вас это не очевидно?
— Ты совершенно права, — кивнул мужчина. — Чье-то сильнее, чье-то слабее, но в принципе все наши тела — жалкие и немощные куски мяса. Как бы кто ни старался, его оболочка рано или поздно разрушится и исчезнет. Этот факт отрицать бессмысленно. Но как насчет силы духа?
— О духе я, по возможности, стараюсь не думать.
— Почему?
— Не испытываю особой нужды.
— Не испытываешь нужды размышлять о собственном духе? Но ведь задумываться о духе, вне зависимости от результата, — неотъемлемая часть работы нашего мозга, разве не так?
— У меня есть любовь, — отрезала Аомамэ.
И тут же прикусила язык. Да что с тобой происходит? — одернула она себя. Приходишь к человеку, которого хочешь убить, и рассуждаешь с ним о любви?
По его лицу пробежала слабая тень улыбки. Так по озерной глади пробегает намек на волну от слабого дуновения ветерка. Очень естественный намек. Мирный и дружелюбный.
— Была бы любовь, остальное — не важно? — уточнил он.
— Именно так.
— Говоря о любви, ты имеешь в виду конкретного человека?
— Да, — кивнула Аомамэ. — Одного конкретного мужчину.
— Что я вижу? — негромко спросил он. — В жалком и бессильном куске мяса — такая неприкрытая и отчаянная любовь? — И, помолчав, добавил: — Тогда, похоже, никакая религия тебе действительно не нужна.
— Наверное, не нужна.
— И знаешь почему? Сам твой способ жизни становится отдельной религией.
— Но вы же сами сказали, что религия — это история, которая своей красотой привлекает людей сильнее, чем истина. Как же насчет секты, которую вы возглавляете?
— А я вовсе не считаю, что веду какую-то религиозную деятельность, — ответил мужчина. — Я просто слушаю некий Голос и передаю людям услышанное. Голос этот слышен только мне и больше никому. Сам этот Голос совершенно реален. Но то, что он мне сообщает, абсолютной истиной не является. Никакими фактами доказать истинность его Послания невозможно. Я же просто стараюсь превратить в реальность то благо, о котором он говорит.
Аомамэ закусила губу, отложила полотенце. И что же это за благо, хотела она спросить, но сдержалась. Слишком долгий разговор. В ближайшее время есть чем заняться и помимо всей этой болтовни.
— Вы не могли бы снова лечь лицом вниз? — попросила Аомамэ. — Напоследок займемся шеей.
Мужчина послушно перевернулся на коврике для йоги, и его толстая шея оказалась прямо у нее под руками.
— И все-таки у тебя есть то, что называется magic touch[18], — сказал он.
— Мэджик тач?
— Особая сила в пальцах. Способность находить на человеческом теле жизненно важные точки. Чудесный дар, которому не научиться и которым обладают очень немногие. У меня тоже свой дар, хотя и в другой сфере деятельности. Каждому из нас даровано какое-то благо, за которое приходится платить свою цену.
— Никогда так не считала, — сказала Аомамэ. — Я просто училась, тренировалась и обобщала собственные навыки, вот и все. Ничего мне никто не дарил.
— Я вовсе не собираюсь с тобой дискутировать. Но лучше запомни на будущее. Боги даруют — и боги отнимают. Даже если ты не понимаешь своего дара, они помнят о нем. Боги ничего не забывают. И то, что ими тебе дано, следует использовать очень бережно.
Аомамэ посмотрела на свои пальцы. Затем положила их на шею мужчины. И сосредоточила в их кончиках всю свою волю. Боги даруют — и боги отнимают.
— Осталось совсем немного, — сухо объявила она. — Финальный аккорд.
Где-то вдалеке прокатился гром. Аомамэ подняла голову и посмотрела в окно. Но увидела только черное небо. Через несколько секунд прогремело еще раз, В такой тишине послышаться ей не могло.