Десятый отряд - Оксана Алексеева

Я вздрогнула. Смысл произнесенного никто в зале не понял, кроме меня, Диминика и самого Феникса. Последний устало поморщился, ненадолго прикрыл глаза и наконец-то будто нехотя произнес – он точно не собирался открывать тайные сведения при всех, но сейчас счел, что только так сможет прекратить споры:

– Вы не понимаете всей ситуации. Сирены не просто орудуют водой, арканят птиц и своими песнями завораживают мужчин. Они – самая настоящая гниль, разрушающая все, к чему прикасается. Существа, способные на любую жестокость, они просто ради развлечения организуют массовые убийства. Как инкубы питаются через любовные ласки, так для сирен пищей является хаос вокруг. Именно поэтому их почти полностью истребили даже в Зорирте. Знаете, почему они запретили полукровок? Для контроля численности. Например, у сирен глаза бирюзового цвета – такая в толпе не спрячется, каждая на карандаше. А полукровка может не иметь такой особенности, зато унаследовать природу.

Лорд Фор, который до сих пор молчал, недоуменно уточнил:

– Не понял, они устроили геноцид расы, за которую взялись отвечать? Только потому, что не смогли удержать зло в узде? Так дело в зле или в узде?

Феникс тяжело вздохнул и не стал отпираться:

– Теперь вы понимаете, милорд, насколько обвинения в притеснении расы инкубов и суккубов были смешны? В сравнении с другими существами повышенной опасности вы живете припеваючи. Мы, правители сверхцивилизаций, иногда вынуждены идти на крайние меры, чтобы спасти остальных.

Диминик поднял на него взгляд и тихо проговорил:

– Но разве Наташа такая? За все время ее пребывания в Вахарне сейчас случился единственный хаос в ее честь – и тот не она организовала.

Правитель пухлой ручкой потер лобик, будто у него разболелась голова.

– Хорошо, я все мнения услышал, и право вето члена Совета оспаривать не буду. Но нейтрализовать угрозу для Вахарны я обязан. – Он хлопнул маленькой ладошкой по столу и отчетливо произнес: – Наталья Логинова, учтенное существо, сирена-полукровка, приговаривается к бессрочной заморозке.

– Что?! – до сих пор спокойный Диминик заорал во всю глотку и ринулся в сторону правителя, растеряв все спокойствие. – Вы снова принимаете самое легкое решение?! Да вы и есть самая главная гниль!

Его остановила леди Стант, неожиданно оказавшаяся прямо перед инкубом. Она схватила парня за горло и с силой тряхнула, вынуждая притихнуть. Феникс принял решение – если не придираться, то самое нейтральное. Меня не убьют – в сравнении с предположениями разве это не колоссально много? Правитель кое-как нашел тонюсенький баланс между всеми мнениями, на большее и рассчитывать невозможно.

А мне запоздало сделалось страшно. Я, как и все присутствующие, подобного вообще не ожидала. Меня навсегда отправят в морозилку? Ни боли, ни переживаний, ни друзей, ни любимых, которых я больше никогда не увижу? Полное ничего навечно? А разве смерть не милосерднее?

Меня не слушались ноги, поэтому два магикопа помогли мне подняться и потащили к выходу. Вокруг шумела толпа: кто-то пытался поддержать, а кто-то повторял про мудрость Феникса – глава цивилизации решил дело без лишней жестокости и не начал играть в поддавки с Зориртой. Путь нам перекрыли Риссая и Маринка, я даже не сразу сообразила, что они говорят. Но потом вспомнила и прошептала:

– Родители… Мои родители никогда не узнают, куда я пропала…

Риссая вытерла красные глаза и дрожащим голосом пообещала:

– Я с ними улажу, подключу всех ведьм управления – мы просто сотрем их память о тебе. А когда вернешься – разблокируем. Они не будут переживать, не думай об этом!

– Вернусь? – скрипучим голосом повторила я это диковинное слово.

– Вернешься, конечно! Мы что-нибудь придумаем! – Маринка клялась, но притом захлебывалась в рыданиях – и это само по себе подтверждало, что она в сказанное не верит.

Магикопы рядом были терпеливы. Они позволили всем друзьям обнять меня и сказать что-то теплое на прощание. Аго вообще упал на пол и обнял мои колени, что-то шепча почему-то им. Уверена, это был тот редкий случай, когда он и не думал на меня ругаться.

Последним подошел Диминик. Смотрел в глаза несколько секунд, а затем прижал к себе так тесно, что я стук его сердца расслышала. Вдавила нос в его шею и позволила себе один раз всхлипнуть – пусть только он знает о моей слабости, все равно ведь меня не выдаст. Но потом я взяла себя в руки и тихо прошептала:

– А ведь это твоя невеста сделала.

– Знаю. Извини.

– Скажи, что у тебя снова есть какой-нибудь план.

– Мой план только что провалился. И за это извини.

– Я все равно рада, что тебя встретила. Быть может, меня разморозят через тысячу лет – и даже тогда я запросто смогу отличить хорошего парня от плохого. Выберу того, кто меньше всех на тебя похож.

– Только попробуй.

Я чуть приподняла голову и жалко-жалко попросила:

– Дим, хоть сейчас скажи, что инкубы любят не только суккубов. Ведь очень-очень редко они могут влюбиться и в сирен?

Он прижал губы к моему виску и прошептал:

– Еще чего.

Его мягко отодвинули от меня со словами:

– Диминик, нам правда пора ехать. Держись, сынок, своих ребят терять всегда больно, никому такого не пожелаю…

Даже в самом конце я так и не выбила из него заветных трех слов, но теперь это не имело никакого значения. Где-то там, за пятью рядами толпы, стоит Кристина Фор, но я не пыталась отыскать ее глазами. Что я увижу, кроме торжества? Она победила.

Говорят, что заморозка не причиняет никаких страданий – и это главная ложь цивилизации Вахарна. Никакой боли нет, но словами не передать тот ужас, который испытываешь, когда тебя толкают в капсулу, фиксируют руки и ноги, придерживают лоб, чтобы ты от истерических конвульсий не расшибла себе голову. Направляют сбоку прохладную магию, а ты до сих пор не веришь, все еще пытаешься хоть что-то сказать в безразличное лицо исполнителя – но ему плевать, а ты продолжаешь говорить и говорить, потому что для тебя не осталось ничего важнее того, чтобы хоть кто-то в мире тебя еще услышал: «Пожалуйста… пожалуйста!.. Еще три минуты! Я не могу, не готова, я сейчас соберусь, правда! Умоляю, всего три минуты… подождите! Я хочу сменить одежду, я не хочу навсегда остаться в этом платье… Пожалуйста!» Глаза закрываются сами собой, но даже в этот момент ты продолжаешь надеяться, что тебя услышат. Губы уже не двигаются, поэтому твой истошный крик звучит только в голове.

Глава 14

В подсознании я обжилась достаточно быстро, хотя ушло немало времени, чтобы смириться. Не думаю, что призрачная реальность у всех осужденных одинакова: вполне возможно, что для каждого находится идеальное сочетание, но допускаю мысль, что сверхполиция не особенно вовлечена в этот вопрос – я теперь согласна с Димиником Эймом: они вообще редко беспокоятся о вещах, которые считают мелочами. Их безупречный порядок строится всего лишь на сотне погрешностей.

Мой личный ад был безмятежен и уютен: бесконечный цветущий луг с далекими горами, до которых ни разу не удалось дойти, низкое небо и белые облака на нем – наблюдать за изменением их формы стало практически единственным развлечением. Ни дня, ни ночи, ни смены погоды – ничего больше не происходило. Иногда с небес играла тихая музыка, украденная из недр моей памяти, или раздавались приглушенные голоса, озвучивающие мои мысли. Я была внутри иллюзорного мира, но на самом деле в нем не присутствовало того, чего не нашлось бы в моей голове. И поначалу это осознание сводило с ума, но со временем я приспособилась – быть нигде и быть в себе, постоянно себя исследуя.

Я не испытывала голода и жажды, не нуждалась в отдыхе и сне, мне ровным счетом нечем было заняться, кроме как запускать новую мелодию с небес или думать о каких-то старых событиях. На самом деле, я готова признать, что это наказание неплохо придумано: это как надолго поставить преступника в угол с требованием подумать о своем поведении. Волей-неволей любое существо начнет размышлять о том, что сотворил: стоило ли воровать и грабить, происходило ли в его жизни