Перед заморозками - Хеннинг Манкелль

— Почему такая спешка?

— Я — аспирант полиции, — сказал она и тут же пожалела.

— Я не спрашивал, чем вы занимаетесь, я только спросил, почему такая спешка. Но можете не отвечать — штраф все равно придется заплатить.

Он закончил писать, вышел из машины и помахал ей на прощанье. Линда чувствовала себя полной идиоткой. Но еще сильнее была злость — почему ей так не везет?

Она выяснила Аннин адрес, поставила машину и купила мороженое. Она никак не могла успокоиться после дурацкого инцидента с полицейским. Села на скамейку на солнышке и постаралась выбросить его из головы. Еще девять дней, подумала она. Лучше бы прямо сейчас.

В кармане зазвонил телефон — отец.

— Где ты?

— В Лунде.

— Нашла ее?

— Я только что подъехала. Меня остановила полиция.

— Что ты имеешь в виду?

— Превышение скорости.

Он довольно засмеялся:

— Ну и как ты себя чувствуешь?

— А ты как думаешь?

— Думаю, что ты чувствуешь себя полной дурой.

Это ее задело, и она сменила тему:

— Почему ты звонишь?

— Проверил, не надо ли тебя разбудить.

— Не надо. Тебя ночью не было.

— Я поспал пару часов в замке. Они выделили нам две комнаты.

— Как дела?

— Сейчас мне некогда рассказывать. Пока.

Она опустила телефон в карман. Почему он звонил? Проверяет меня, подумала она и поднялась с лавки.

Деревянный двухэтажный дом был окружен садом. Калитка насквозь проржавела и, казалось, вот-вот упадет с петель. Она позвонила в дверь — никто не отозвался. Она позвонила еще раз, прислушиваясь, — звонка слышно не было. Тогда она постучала. Стучать пришлось довольно долго, прежде чем за стеклянной дверью замаячила какая-то фигура. Открыл парень лет двадцати, с физиономией, густо усеянной угрями. На нем были джинсы, майка и бурого цвета дырявый халат. От него пахло потом.

— Я ищу Анну Вестин, — объяснила Линда.

— Ее нет дома.

— Но она здесь живет?

Он отошел в сторону и пропустил ее в дом. Проходя, она ощутила на спине его взгляд.

— Вон там ее комната, за кухней, — сказал он.

Линда, преодолевая неприязнь, протянула руку и представилась. Рука его была вялой и влажной. Ее передернуло.

— Сакариас, — сообщил он. — Не знаю, заперла она дверь или нет.

В кухне было не прибрано. В мойке лежал ворох грязных тарелок, кастрюли, вилки и ножи громоздились кучей. Как может она жить в таком свинарнике, подумала Линда и потрогала дверь — она была незаперта. Сакариас стоял в дверях и глазел на нее. Ей стало не по себе — взгляд был недвусмысленно похотливым. Она открыла дверь. Сакариас вошел в кухню и надел очки — по-видимому, чтобы получше рассмотреть гостью.

— Она не любит, когда заходят в ее комнату, — сказал он.

— Я ее ближайшая подруга. Если бы она не хотела, чтобы я туда заходила, она заперла бы дверь.

— А откуда я знаю, что ты ее подруга?

Линда боролась с желанием вытолкать этого вонючего юнца из кухни, но сдержалась и прикрыла дверь в комнату, не заходя.

— Когда ты видел ее в последний раз?

Он сделал шаг назад.

— Это что — допрос?

— Почему допрос? Я пытаюсь ей дозвониться, но не могу поймать.

Он по-прежнему не отводил от нее взгляда.

— Мы можем посидеть в гостиной, — сказал он.

Она последовала за ним. Мебель в гостиной была сильно потертая и вся разная. На стене висел рваный плакат с портретом Че Гевары, на другой — матерчатый лозунг с надписью «Мир дому твоему». Сакариас сел за столик, на котором были расставлены шахматы. Линда выбрала место подальше от него.

— А где ты учишься? — спросила она.

— Я не учусь. Я играю в шахматы.

— И что, на это можно жить?

— Не знаю, можно ли на это жить. Знаю только, что без этого жить нельзя.

— Я даже не знаю, как фигуры ходят.

— Если хочешь, могу показать.

Ну нет, подумала Линда. Мне бы побыстрее убраться отсюда.

— И сколько вас тут живет?

— По-разному. Сейчас четверо. Маргарета Ульссон, она на экономическом, я, шахматист, и еще Петер Энгбум, он учится на физика, но сейчас увлекся историей религии. И Анна.

— Будущий врач, — подсказала Линда.

В его лице что-то промелькнуло, едва уловимое, но Линда догадалась: он удивлен. И тут же вспомнились слова Анны, смутно встревожившие ее накануне.

— Когда ты видел ее в последний раз?

— У меня плохая память. Может быть, вчера, а может, неделю назад. Я сейчас как раз изучаю один из самых феноменальных эндшпилей Капабланки. Иногда мне кажется, что шахматные партии можно было бы записывать, как партитуры. Партии Капабланки напоминают фуги. Или оратории.

Еще один помешался на музыке, непригодной для исполнения, подумала Линда.

— Интересная мысль, — сказала она, поднимаясь. — А кто-нибудь еще дома есть?

— Я один.

Она вернулась в кухню. Он следовал за ней. Она остановилась и сказала, глядя ему прямо в глаза:

— Я войду в Аннину комнату, что бы ты не говорил.

— Думаю, ей это не понравится.

— Можешь попробовать меня не пустить.

Она открыла дверь. Он стоял неподвижно. Комната Анны напоминала монашескую келью — маленькая и тесная. Здесь помещалась только кровать, крошечный письменный стол и книжные полки. Линда села на постель и огляделась. В дверях появился Сакариас. Линда насторожилась — ей показалось, что он сейчас на нее бросится. Она встала. Он сделал шаг назад, не сводя с нее глаз. Как животное, только в одежде, подумала она. Она хотела заглянуть в ящики письменного стола, но под его взглядом не решалась. Лучше не пробовать.

— Когда придут остальные?

— Понятия не имею.

Линда вышла в кухню, закрыв за собой дверь. Он отступил и улыбнулся, показав желтые зубы. Линду начало подташнивать. Надо уходить отсюда как можно быстрее.

— Хочешь, покажу ходы фигур? — спросил он.

Она открыла наружную дверь и остановилась на ступеньках.

— На твоем месте я приняла бы душ, — бросила она и, не оглядываясь, пошла к калитке.

Она слышала, как за спиной у нее хлопнула дверь. Полный провал, подумала она. Единственное, что удалось ей в полной мере, — продемонстрировать свои слабости. Она толкнула калитку с такой силой, что та ударилась о привинченный к забору почтовый ящик. Она обернулась. Дверь была закрыта, в окна никто не подглядывал. Она открыла ящик. На дне лежало два письма. Одно было на имя Маргареты Ульссон, из гётеборгского бюро путешествий. На другом адрес был написан от руки — письмо было адресовано Анне. Линда поколебалась, но в конце концов взяла письмо с собой. Я прочитала ее дневник, теперь вскрываю ее письма. Ну и что? Я волнуюсь, вот и все. В конверте лежал сложенный вдвое лист бумаги. Она развернула его и вздрогнула — там лежал засушенный паук.

Письмо было написано от руки и, очевидно, не закончено. Подписи не было.

«Мы в новом доме, в Лестарпе, позади церкви, первый поворот налево, красная метка на старом дубе, на задней стороне. Не забудем, как велика власть Сатаны. Но мы видим и другого ангела сильного, сходящего с небес, облеченного облаком…»[20]

Линда положила письмо на сиденье. Первая мысль была — она нашла, что искала. Спасибо шахматисту. Он представил всех и сообщил, чем они занимаются. Кроме Анны. Анна была просто Анна. И она учится на врача… Но она вспомнила, что сказала тогда Анна, рассказывая о своем вдруг нашедшемся отце. Она увидела, как какая-то женщина упала на улице, ей нужна была помощь. Не выношу несчастий, не выношу крови — что-то в этом роде она сказала. Ничего себе старт для студента-медика. Линда покосилась на письмо. Что бы это могло значить? «Но мы видим и другого ангела сильного, сходящего с неба, облеченного облаком…»

Сильно пригревало солнце — это, пожалуй, был самый теплый день за все лето, несмотря на то, что уже начался сентябрь. Она достала из бардачка карту Сконе. Лестарп находился между Лундом и Шёбу. Линда опустила противосолнечный козырек. Ребячество какое-то, подумала она. Письмо, из которого выпадает засохший паук, — как будто чистишь плафон садовой лампы. Но Анны по-прежнему нет. Детские забавы вперемежку с реальностью. Избушка на курьих ножках по соседству со скоростным шоссе. А в избушке — отрубленная голова и руки.

Похоже, Линда только сейчас до конца осознала, что ей пришлось увидеть в той хижине. Образ же Анны, наоборот, становился все загадочнее и неуловимее… Может быть, она вовсе и не учится на врача. Такое впечатление, будто сегодня, в этот жаркий день, я вдруг обнаружила, что не знаю про Анну Вестин почти ничего. Вместо нее — облако тумана. Может быть, это она — «облеченная облаком»?

Она так ничего и не решила. Просто ехала в Лестарп. Ехала и ехала. В этот день в Сконе было почти тридцать градусов жары.