Легенда о Побратиме Смерти - Дэвид Геммел

— Взываю к тебе, о великий воин, — сказал он, — и смиренно прошу тебя явиться ко мне.

После короткого промежутка в гробнице подул холодный ветер, не поднявший, однако, ни единой пылинки. Над гробом возникла призрачная фигура. Золотые доспехи, слетев со стены, облекли ее, и топор лег в ее правую руку. У Талисмана перехватило дыхание, когда дух сошел вниз и сел, поджав ноги, напротив него. Ошикай, хотя и плечистый, вовсе не был тем великаном, каким представлял его Талисман. Лицо у него было плоское и суровое, нос широкий, с большими ноздрями. Волосы он туго стягивал в хвост и не носил ни бороды, ни усов. Лиловые глаза смотрели властно. От него исходила сила человека, знающего свою цель.

— Кто здесь звал Ошикая? — спросил призрачный воин.

— Я, надир Талисман.

— Ты принес мне вести о Шуль-сен?

Талисман, не ожидавший такого вопроса, опешил.

— Я... я ничего не знаю о ней, повелитель, кроме легенд и преданий. Одни говорят, что она умерла вскоре после тебя, другие — что уплыла за океан, в страну, где никогда не заходит солнце.

— Я искал везде: в Долинах Духов, в Ущельях Проклятых, на Полях Героев, в Чертогах Сильных. Я с незапамятных времен блуждаю по Пустоте, но не нашел ее.

— Я пришел, чтобы осуществить твои мечты, повелитель, — сказал Талисман, как наказывал ему Носта-хан, но Ошикай точно не слышал его. — Надиры должны объединиться, — продолжал Талисман. — Для этого надо найти вождя с лиловыми глазами, но мы не знаем, где искать его.

Дух Ошикая вздохнул:

— Он найдется, когда Глаза Альказарра вернутся в глазницы Каменного Волка. Волшебная сила вновь напитает землю, и явится вождь.

— Я ищу эти Глаза, повелитель. Говорят, будто они спрятаны здесь. Это правда?

— Да, это правда. Они здесь, рядом, надир Талисман, — но не тебе суждено найти их.

— Кому же тогда, повелитель?

— Их найдет чужеземец. Больше я тебе ничего не скажу.

— А что же Собиратель, о воин? Можешь ли ты назвать мне его имя?

— Имя ему будет Ульрик. А теперь я должен идти и продолжать свои поиски.

— Но почему ты ищешь, о повелитель? Разве ты обитаешь не в раю?

— Какой может быть рай без Шуль-сен? Смерть я могу перенести, но разлуку с ней — нет. Я найду ее, даже если мне придется затратить на это дюжину вечностей. Прощай, надир Талисман.

Не успел Талисман произнести ни слова, как призрак исчез. Молодой воин встал, шатаясь, попятился к двери. За ней в лунном свете стоял Горкай.

— Что там случилось? Я слышал, как ты говоришь сам с собой.

— Он пришел, но ничем не помог мне. Его дух страждет — он ищет свою жену.

— А, колдунью Шуль-сен. Говорят, ее сожгли заживо, развеяли ее прах на четыре ветра, а душу уничтожили чарами.

— Никогда об этом не слышал. Нам рассказывали другое — в том числе и о том, что она уплыла за море, где нет ночи, и живет там в вечной надежде, что Ошикай найдет ее.

— Да, твоя сказка красивее — но обе, и твоя, и моя, объясняют, отчего великий воин не может найти свою жену. Что будем делать теперь?

— Посмотрим, что принесет нам завтрашний день. — И Талисман направился в комнаты, занятые для них Горкаем. В главном здании было тридцать клетушек, предназначенных для паломников. Зусаи разостлала свои одеяла на полу под окном. Когда Талисман вошел, она притворилась спящей. Он, не подходя к ней, взял себе стул и сел, глядя на звезды. Не в силах больше выносить молчания, она спросила:

— Явился ли вам дух?

— Да, он пришел. — Талисман пересказал ей историю поисков Шуль-сен и обе легенды, повествующие о ее судьбе.

Зусаи села, завернувшись в одеяло.

— Есть и другие истории. О том, что ее сбросили с утеса в Лунных горах, о том, что она покончила с собой, о том, что превратилась в дерево. У каждого племени своя легенда. Но как печально все же, что он не может ее найти.

— Более чем печально. Он сказал, что без нее не сможет обрести рай.

— Как это прекрасно! Но ведь он был чиадзе, а мы чувствительный народ.

— За прожитые мной годы я понял: люди, которые хвастаются своей чувствительностью, чувствительны только к собственным нуждам и совершенно безразличны к нуждам других. Впрочем, я не в том настроении, чтобы спорить. — Талисман взял свое одеяло, лег рядом с ней и уснул. Сны его, как всегда, были наполнены болью.

Кнут обрушился на его спину, но он не издал ни звука. Он надир, и какой бы сильной ни была боль, он ни за что не покажет виду перед этими гайинами — этими круглоглазыми чужаками. Кнут его заставили делать самому — он туго оплел кожей деревянную рукоять, а потом разрезал кожу на тонкие полоски и в каждую вплел кусочек свинца. Окаи считал каждый удар до предписанных пятнадцати. Когда последний упал на его кровоточащую спину, он позволил себе привалиться к столбу.

— Дайте ему еще пять, — послышался голос Гаргана.

— Это противоречит уставу, мой господин, — возразил Премиан. — Он уже получил самое большое количество, допускаемое для кадета пятнадцати лет.

Окаи не верилось, что Премиан за него заступился. Староста Академии не скрывал своего отвращения к надирам.

— Устав написан для человеческих существ, Премиан, а не для надирского отродья, — заявил Гарган. — Сами видите, он ничуть не страдает — он ни разу не вскрикнул. Где нет разума, там нет и чувств. Еще пять!

— Я не могу исполнить этот приказ.

— Лишаю вас звания, Премиан. Я был о вас лучшего мнения.

— Как и я о вас, господин Гарган, — Окаи услышал, как староста бросил кнут на пол. — Если этому юноше нанесут еще хоть один удар, я напишу об этом своему отцу во дворец. Пятнадцати кнутов за непослушание вполне достаточно — двадцать были бы истязанием.

— Молчать! — загремел Гарган. — Еще одно слово — и я подвергну вас такому же наказанию, а после выгоню из Академии. Я не потерплю неподчинения и неуважения к себе. Ты! — указал он на кого-то, кого Окаи не видел. — Еще пять кнутов, будь любезен.

Окаи услышал, как кнут подняли с пола, и приготовился. Лишь после первого удара он понял, что Премиан бил вполсилы, а этот новый точно мстил ему за что-то. На третьем ударе у него вырвался стон — это было еще позорнее, чем само наказание, но Окаи покрепче закусил кожаный ремешок, который держал во рту, и больше не издал ни звука. Кровь уже струилась по спине ручьем, скапливаясь у пояса. После пятого удара в зале воцарилась мертвая тишина. Гарган нарушил ее.

— Теперь, Премиан, ступайте и пишите вашему отцу. Отвяжите эту падаль.

Трое надирских мальчиков бросились к столбу и отвязали Окаи. Упав им на руки, он повернулся посмотреть, кто его бил, и сердце у него екнуло. Это был Дальш-чин из племени Летучих Коней.

Друзья отнесли Окаи в лазарет, где служитель помазал ему спину мазью и зашил самый глубокий рубец на плече. Дальш-чин пришел и стал рядом.