Карл VII. Жизнь и политика - Филипп Контамин

программы, в традициях "Зерцал принцев", было недостаточно. Большим разочарованием в эти годы стал провал Ришмона как коннетабля, а также прекращение поддержки со стороны Шотландии. Чтобы восполнить этот недостаток, Карл VII попытал счастья с королем Кастилии. Отсюда и содержание инструкций, данных в Монлюсоне 28 марта 1426 года его послам Гийому де Монжуа, епископу Безье, Гуго, виконту де Кармен, и магистру Гийому де Кьефдевилю. В них было сказано, что Карл VII, добился того, что герцог Бретонский и его братья Артур и Ришар присоединились к нему "вместе со всеми баронами и жителями Бретани". За него также стоят Карл Клермонский, граф де Фуа, сеньор д'Альбре, графы Комменжа и Астарака. Король склоняется к тому, чтобы заключить с герцогом Бургундским мир, за что так радеет герцог Савойский и весь народ с обеих сторон. Герцог Бургундский, находящийся в состоянии открытой войны с герцогом Глостером, перебил большое количество англичан в Голландии (намек на битву при Брауверсхафене). Однако, целью этого посольства, было просто восстановление взаимоотношений и король приносил свои извинения, за то, что не снесся с королем Кастилии после смерти своего отца в 1422 году. Теперь же было необходимо ратифицировать, подтвердить и утвердить ранее заключенные союзы, тем более что в распоряжении Карла больше не было этих договоров (на самом деле они оставались в Париже, в Сокровищнице хартий, вместе с другими государственными бумагами[207]). Он намеревался "в новом году восстановить свой суверенитет и дать отпор" общим врагам Франции и Кастилии. Чтобы принять участие в этой "честном предприятии", Карл VII просил короля Кастилии прислать в новом году 2.000 конных латников, включая "две или три сотни genète" (вид легкой кавалерии), или, по крайней мере, 500 или 600. Эту помощь король Кастилии должен будет предоставить сроком на шесть месяцев. Если такой возможности нет в этом году, то это можно перенести на 1427 год, до конца апреля. Король также с радостью принял бы помощь в виде военного флота. Понесенные расходы следует считать займом, который он обещает вернуть. "И чтобы было видно, что настоящие инструкции исходят от самого короля, он подписал их своей рукой и скрепил своей тайной печатью"[208]. Однако, когда посольство прибыло в Монпелье, Гийом де Монжуа и Гуго де Кармен заболели. Граф Фуа и епископ Лаона, которые всем распоряжались на Юге, предложили Кьефдевилю далее ехать одному, но никакой конкретной помощи из Кастилии не было получено ни в 1426, ни в 1427 году.

В последние месяцы 1427 года ситуация оставалась неопределенной. Герцог Бедфорд сумел преодолеть кризис в отношениях с Бургундией, вызванный несвоевременным поступком Глостера. Угрозами и уговорами он добился, по крайней мере формальной, лояльности, герцога Бретонского. В распоряжении регента были войска, в подавляющем большинстве состоящие из англичан, обученных, мотивированных, достаточно и регулярно оплачиваемых, хорошо подготовленных и находящихся под командованием известных капитанов. Он мог вполне рассчитывать на поддержку значительной части парижан и нормандцев, которое всеми силами стремились к миру и спокойствию, и с большими опасениями относились к арманьякам, дофинистам и другим "французам".

Слабостью же положения Бедфорда было то, что он являлся только дядей молодого короля Генриха, еще неизвестного своим французским подданным и не имел возможности рассчитывать на малейший бретонский вооруженный контингент, а также получал весьма посредственную помощь от герцога Бургундского, если учесть важность людских ресурсов, находящихся в распоряжении последнего, и большую сдержанность со стороны дворянства, проживавшего на завоеванных территориях. Более того, даже в Нормандии и на соседних с ней землях он не смог, несмотря на беспощадные репрессии и выплату вознаграждения тем, кто доносил и захватывал их, покончить с "лесными бригандами" (разбойниками). Этих "отчаянных и жестоких" бригандов Тома Базен, который был осведомлен об их зверствах (он сравнивал их со свирепыми голодными волками), очень хорошо отличал от налетчиков из лагеря дофинистов, поскольку первые чаще всего действовали на свой страх и риск "располагаясь в местах и замках, подвластных французам", куда они регулярно уходили с добычей. Базен, писавший около 1470 года, называл четыре мотива этих бригандов: праздность и нежелание честно трудиться, ненависть к англичанам, желание захватить чужое имущество, а также избежать королевского правосудия, которое преследовало их за совершенные преступления[209]. На преследование этих бригандов, Бедфорд тратил часть своих военных сил, которые могли быть использованы для решения других задач. В апреле 1424 года Совет регента постановил набрать рыцарей, "мудрых и опытных", которые будут отвечать в своих бальяжах за "изгнание и истребление врагов, бригандов и иных преступников" и "поддержание мира и спокойствия в королевстве"[210].

Не имея достаточных финансов и возможности навязать свою власть очевидным и естественным образом, Карл VII мало похожий на "короля-воина", часто испытывал в эти критические годы серьезные неудачи, такие как разгром под Вернёем. Казалось, что фортуна от него отвернулась. Многие его поступки создают впечатление, что он часто был игрушкой своего окружения, трудно ощутить проявление его личной воли, в решениях принятых после "всестороннего и зрелого обсуждения" в королевском Совете. Конечно, у нас есть его письма, особенно к его добрым городам, которые не лишены энергии и разума, но был ли он непосредственным вдохновителем этих посланий, или они были скорее выражением политики его окружения? Ссылок на его юный возраст недостаточно, поскольку, учитывая обстоятельства, двадцатилетний король, уже мог и должен был заявить о себе. В это время можно говорить о двух его качествах: терпении (ведь ему чаще всего приходилось идти на уступки то одним. то другим и даже терпеть их наглость и пренебрежение) и прозорливости. Среди немногих высказываний Карла этого периода, можно припомнить ответ, который он дал Ришмону, когда тот рекомендовал ему Жоржа де Ла Тремуя: "Мой дорогой кузен, ты еще об этом пожалеешь, потому что я знаю его лучше, чем ты"[211]. Несомненно молодой король уже умел разбираться в людях.

Карлу VII удалось в определенной степени утвердить свою власть, добиться признания как внутри страны, так и за ее пределами, а также воссоздать государственный аппарат, который довольно быстро смог сносно функционировать. С другой стороны, антиарманьякский переворот 1424–25 годов, возглавляемый тандемом Иоланда-Ришмон, не принес ожидаемого результата, и при королевском дворе сохранялись группировки, которые Карл не мог себе подчинить. Видимо, иногда у него возникало ощущение, что он запросто может стать объектом заказного убийства.

Рождение сына во дворце архиепископа в Бурже 3 июля 1423 года между 3 и 4 часами дня, которого назвали Людовиком, явилось одним из его самых больших достижений. Можно понять радость, выраженную в письме, разосланном его подданным по этому случаю. Первому об этом сообщили конечно же Папе, который в ответном письме сердечно поздравил обоих родителей. Для младенца в соответствии со всеми правилами был составлен гороскоп. На следующий день, 4 июля, новорожденного окрестили в соборе Святого Стефана. Обряд провел Гийом де Шампо, епископ Лаона, а крестными отцами стали Иоанн, герцог Алансонский (первый из принцев крови, находившихся в то время при дворе), и Мартин Гуж, епископ Клермонский и канцлер Франции. Роль крестной матери была доверена Жанне Орлеанской, дочери находившегося в плену герцога