Триэн - Василий Головачев

Последняя мысль понравилась Уварову больше всего, и он подумал, что надо будет сообщить Гордееву о найденном продуктохранилище. Десять миллионов лет назад оно ещё было видно из космоса, но впоследствии его занесло песками, и земные аппараты не смогли увидеть его с орбиты.

Через несколько секунд он выплыл из дебрей собственной памяти в привычную тишину спальни, хотя память ещё некоторое время «зудела и чесалась», перебирая исчезающие картины-видения прошлого. Уваров полежал на спине с открытыми глазами, успокаивая воображение, закрыл глаза и уснул почти мгновенно.

До утра ему не приснился ни один сон.

В молодости Уваров серьёзно занимался футболом, лёгкой атлетикой – бегал на короткие дистанции, потом увлёкся велосипедным спортом и получил звание мастера, участвовал в соревнованиях за Хабаровский край, где служил в армии, в ракетно-космических войсках, потом за Москву и Московскую область. Но спортом вечно заниматься нельзя, и он взялся за науку, уже в тридцать три года став доктором физико-математических наук.

Можно было уехать за границу, куда его приглашали, но он остался в России, так как безумно любил Родину, и большую, и малую, и не мыслил жить вдали. Нынче он работал в Ядерном университете, как стал именоваться Московский инженерно-физический институт, был на хорошем счету у начальства и мог заниматься любыми направлениями ядерной науки, выбирать темы и готовить студентов к защите диплома. На конвенте математиков в Санкт-Петербурге ему вручили престижную премию «Золотой интеграл», однако никто из коллег не догадывался, что именно благодаря работе над психроникой, как Уваров назвал игровую матрицу нового типа, он и приобрёл дар воспоминаний прошлого. В его подходе играющий не просто выбирал фантом из заданного набора игровых персонажей, а подстраивал его параметры под свою личность, проектировал психосемантическую матрицу себя как игрока, и Уваров первым обнаружил эффект участия собственной психики в игре, которая позволяла переводить образы прошлого из бессознательного, из закрытой генетической памяти, в сознание.

Потом ему начали сниться необычные сны.

Ещё через месяц он научился погружаться в прошлое на любой отрезок времени и видеть всё, что происходило с предками, которые и передали ему запомнившиеся «файлы» действительности.

Наскоро позавтракав: пшённая каша с мёдом, кофе, – он поцеловал сонную жену (внучка ещё спала, а дети уже, слава богу, жили отдельно) и сбежал вниз, во двор, где его ждала машина охраны.

С этим пришлось смириться, Гордеев был непреклонен, назначая ему охрану (жене и внучке отдельно), и уже три с лишним месяца Уварова сопровождали телохранители «Заставы», не отпускавшие его одного никуда.

Уваров влез в джип «Рэндж Ровер», поздоровался с молодыми парнями, к которым давно обращался на «ты», и через полтора часа был на работе.

Вычислительный сектор прикладной математики располагался на третьем этаже лабораторного корпуса. В нём работали семь человек, включая руководителя сектора профессора Чернова. Уваров приехал раньше всех, поэтому быстренько вскипятил воду, бросил в керамическую кружку с аббревиатурой на боку ААУ – это была его личная кружка, подаренная коллективом сектора на день рождения, – пакетик «Липтона» и устроился в своём ворк-боксе – рабочем модуле с компьютерным терминалом, отгороженном от остальных модулей полупрозрачными стеклянными и гипсокартонными стенками. Включил компьютер, натянул на лобастую голову, покрытую серебристым пушком, дугу коммуникатора. Когда в помещении появились остальные сотрудники сектора, он уже был недоступен для общения.

В обед позвонил Женя Федорчук, бывший сокурсник, работавший в последнее время на приборостроительном заводе «Электрон» в Королёве. Женя был классным парнем, весёлым и добродушным, и общаться с ним было легко и приятно.

– Привет, старый, – бодро поздоровался он. – Сидишь небось за компом?

Уваров представил его широкую, щекастую, улыбающуюся физиономию, и настроение улучшилось.

– Привет, худой, – ответил он; Евгений всегда был упитанным и объёмистым, за что и получил кличку Худой. – Сижу на работе. А ты где?

– Да и я на работе, – рассмеялся Федорчук. – У нас не забалуешь, завод работает на оборонку, начинку для военных спутников делаем, так что приходится корячиться денно и нощно.

– Ты ещё не директор? – пошутил Уваров.

– Для директора у меня рост не тот, но я, между прочим, зам. главного технолога. Слушай, в тему заговорили, тут у нас интересные фокусы обнаружились… – Федорчук осёкся, помолчал. – Слушай, ты же преферансист? Не хочешь поиграть в дружеской компании? У нас Петро Довгаль уехал на восток, в Новосибирск, игрок нужен.

Уваров вспомнил свои встречи в компании с Новихиным, Кореневым и Хаевичем, которые оказались агентами ксенотов. Воспоминания приятными назвать было трудно.

– Да не хочется.

– В другой компании играешь? – догадался Женя. – Ты как-то говорил. Одно другому не мешает. Подумаешь?

Уваров неожиданно решился.

– Вы когда играете?

– По субботам или по воскресеньям у Вовки-Моджахеда.

Моджахедом они дразнили Володю Кабанова, отпустившего усы и бороду и весьма похожего на кавказца.

– В субботу я не могу, обещал внучку сводить в зоопарк.

– Давай в воскресенье. Начинаем в одиннадцать утра и до трёх-четырёх дня.

– Где он живёт?

– Могу заехать. Вовик живёт на улице Танкистов, недалеко от метро «Речной вокзал». От твоего дома ехать полчаса.

– Хорошо, созвонимся в субботу и договоримся точно.

– Отлично, старый, буду рад тебя видеть. – Голос Жени в наушнике айкома пропал.

Настроение поднялось ещё на пару градусов.

Во-первых, Уваров давно не играл, а преферанс он любил как великолепный способ расслабленной психоконцентрации. Во-вторых, встречи с Федорчуком всегда были позитивными, поэтому их можно было считать лечебными сеансами. Плюс разговоры ни о чём, мужской трёп, общие воспоминания, неизбежный стёб и хохот. Живём, мужики?

В таком ключе он и закончил рабочий день, настраиваясь на воскресенье.

Сели за стол в начале двенадцатого.

Федорчук шутил, рассказывал анекдоты, его поддержал Кабанов, Уваров тоже сподобился рассказать парочку смешных историй, чувствуя себя на подъёме, что его самого удивило, пока не вспомнил, что атмосфера игры с прежней компанией была иной, там он вынужден был выглядеть солидным, – и лишь четвёртый игрок, Костя Борщёв, не принимал участия в общем веселье. Он был мрачен и, очевидно, поэтому не сыграл три игры подряд, ни обычную шестерную, ни трефовую семерную, ни мизер. В школе его дразнили Борщом, в институте – Чекистом, уважая аббревиатуру его фамилии, имени и отчества – КГБ, что расшифровывалось как Константин Григорьевич Борщёв.

Женя наконец заметил «отсутствие» приятеля.

– Чекист, ты чего смурной, лимон съел? Или что дома случилось?

– За державу обидно, – проворчал Костя.

– С какого бодуна? – удивился Федорчук. – Ты же не состоишь в патриотическом фронте, дома строишь.

– А что, строитель категорически не может переживать за наш бардак? – осудил Женю Володя. – Мне тоже за державу обидно, хотя и я не состою в патриотических клубах.

– А тебе за что?

– Да за всё! Куда ни кинься – везде воруют! Какую ТВ-программу ни включи – везде судят коррупционеров, а их число только множится.

– Понятно, ты обыкновенный потребитель ТВ-жвачки. Ну а тебе что не нравится?

– Про грядущий праздник «Дни славянской письменности» слышал? – поднял бровь Костя.

– Хороший праздник, собирался даже сходить в музей с женой.

– А понял, чем он нехорош?

– Нет.

– Его устроители звонят во все колокола: до Кирилла и Мефодия русские не имели ни письменности, ни культуры! А знаешь, что сделали Кирилл и Мефодий на самом деле?

– Не-ет.

– Оскопили Всеясветную грамоту, в которой было не тридцать букв, точнее буков, а сто сорок семь! Славяне-русские имели грамоту, то есть письменность, не меньше десяти тысяч лет назад! Наши предки писали мало, обходясь законами справедливой жизни, но знали грамоту задолго до всяких там арабов, египтян, турок, всех европейцев вообще и даже индийцев с китайцами!

– Да ну!

– Погуляй по Интернету, там много чего на эту тему выложено, хотя и мусору много.

– Подтверждаю, – улыбнулся Уваров.

– А ты откуда знаешь? Ты же математик.

– Культуру и традиции обязаны знать и помнить не только гуманитарии, но и технари. Жаль, что Минкульт не спешит с разработкой такой программы.

– Чиновникам это не надо, – скривил губы Федорчук.

– Это верно.

– Будем мы ещё об этой чуме говорить! Чекист явно не с той ноги встал. Колись, что у тебя произошло? Дети плохо сдали ЕГЭ?

Костя отмахнулся.

– При чём тут ЕГЭ? Мои дети уже институты покончали. Встреча у меня была в Департаменте образования, дочка пригласила. Представляете, в государстве, созданном русскими, из текста Конституции выброшено слово «русские»! Все населяющие Россию народности есть, а русских нет! Это как понимать? Если все СМИ трубят о мафии, пьянстве и терроризме, то все бандиты – русские, а как заговорят о великих достижениях, их творцы – россияне! Как бы ничьи! Да и это не самое страшное. Послушал я, о чём говорят умные люди, и душа заплакала.