Инженер Петра Великого – 3 - Виктор Гросов

размера и цвета, и запустить их вместе или с небольшим перерывом — вот тебе и представление.

И, конечно, ракеты. Трубки с порохом, с какими-никакими стабилизаторами — деревянными рейками, привязанными к корпусу, чтоб летели ровнее. И можно поиграть с многоступенчатыми зарядами. Например, основная ракета взлетает, а на определенной высоте от нее отделяются несколько мелких «звездочек» или «бомбочек», которые, в свою очередь, бабахают цветными огнями. Получится эффект каскада, огненного дождя.

А еще звук! Если в состав заряда подмешать определенные химикаты (тот же калия перхлорат, если Брюс его раздобудет, или даже просто смеси с металлическими порошками), можно получить оглушительный треск или свист. Или, скажем, использовать гильзы особой формы, которые при горении пороха будут издавать воющие звуки. Представляю: взлетает ракета, рассыпается огненным дождем, а за этим — протяжный, нарастающий вой, аж мурашки по коже.

Иллюминация. Можно расставить вдоль набережной или вокруг Петропавловки (если фейерверк там будет) кучу «бенгальских огней» или «фонтанов». «Бенгальские огни» — это, по сути, палки, покрытые составом, который горит долго и ярко, давая цветное пламя. А «фонтаны» — это гильзы, набитые составом, который при горении выбрасывает сноп искр на несколько метров вверх. Если их расставить группами, чередуя цвета, можно создать очень красивую картину.

Все эти задумки требовали гору подготовительной работы. Нужно было рассчитать и смешать десятки разных пиротехнических составов, изготовить сотни, если не тысячи, отдельных деталей: гильз, ракетных движков, стопиновых шнуров, деревянных каркасов для «огненных картин» и «колес». В Игнатовском придется разворачивать целое производство. Федька с Гришкой, парни с руками, но одни они не потянут. Придется привлекать и других мастеров, учить их, следить за каждым чихом, ведь ошибка в таком деле может дорого обойтись.

Размышляя обо всем этом, я сидел в своей каморке в Игнатовском, заваленной чертежами и книгами (в основном, конечно, переписанными от руки трудами по «алхимии» да «механике», которые удалось нарыть). За окном выл ноябрьский ветер, а я рисовал схемы, прикидывал составы, ломал голову над конструкциями.

Ветер, зараза, не унимался, гнал по Неве мелкую ледяную крошку, а редкий, колючий снежок то и дело норовил в морду съездить. В такую погоду хороший хозяин и собаку на улицу не выставит, а нам, инженерам государевым, приходилось метаться как угорелым между Игнатовским, где потихоньку отстраивался взорванный цех, и столицей, где своя каша варилась — придворная жизнь, полная интриг.

То, что шведы слишком уж в курсе моих разработок, меня напрягало до жути. Взрыв в Игнатовском, как ни крути, был им на руку — производство бездымного пороха накрылось медным тазом на неопределенный срок. Брюс, с которым мы эту тему мусолили не раз, тоже кивал, дескать, без «крота» где-то наверху тут не обошлось, но он контролирует ситуацию. Сидеть сложа руки и ждать, пока этот «крот» нам очередную свинью подложит, было бы верхом идиотизма.

И вот, в один из таких серых, тоскливых вечеров, когда мы с Яковом Вилимовичем сидели в его кабинете, глушили горячий сбитень меня и осенило. Идейка рисковая, но, как мне показалось, вполне себе ничего.

— Яков Вилимович, — осторожно начал я, ковыряя ложечкой в кружке, — а что, если нам самим шведам сведения подкинуть?

Брюс отставил свою кружку, в его глазах заплясали знакомые чертенята.

— Так делали уже. Хотя… Ну-ка, Петр Алексеевич, с этого места поподробнее. Какую мыслю надумал?

— Во-первых, — я понизил голос до шепота. —надо слушок пустить, что после взрыва в Игнатовском я, Смирнов, дескать, совсем сдулся. Что с бездымным порохом у меня вышел полный облом, качество его — дрянь, стволы рвет, да и сам он нестабилен до жути, опаснее, чем бочка с обычным порохом. Пусть думают, что русские опять в лужу сели со своими «хитрыми» затеями, что их «чудо-оружие» — это вранье.

Брюс усмехнулся в свои рыжие шотландские усы.

— Мысль недурна, капитан. Пусть себе потешаются, что мы опять в хвосте плетемся. А дальше что?

— А дальше, Яков Вилимович, еще веселее. Помните, мы с вами про лапландские руды терли? Так вот, надо бы слушок пустить, что помимо железа, мы там наткнулись на нечто совершенно невероятное. Скажем… на огромный изумруд! Да не просто изумруд, а такой, что вся Европа ахнет! «Лапландский изумруд», невиданных размеров и чистоты. И наш Государь все силы и средства кинул на его добычу, а прочие «прожекты», вроде моего пороха, побоку пошли. Пусть шведы слюнки пускают, пусть репу чешут, где этот «изумруд» искать, пусть своих шпиков на уши ставят, отвлекая их от действительно важных дел. А мы тем временем спокойненько будем своим делом заниматься.

Брюс побарабанил пальцами по столу, прикидывая мой план. Затея, конечно, авантюрная. Дезинформация — это тоже оружие.

— А как мы этот слушок запускать станем?

— А вот тут, Яков Вилимович, нам и пригодятся придворные круги, — я многозначительно на него посмотрел. — Если нужные сведения «случайно» уронить в присутствии подозреваемых, да еще и сдобрить ее пикантными подробностями, то они, как круги по воде, разнесутся по всему двору, а оттуда и за бугор утечет. Главное — чтобы выглядело все это, как обычные бабские сплетни.

Брюс хмыкнул. План ему явно пришелся по душе. Решили, что сам Брюс, как человек, вхожий к Государю и в курсе всех «секретных» дел, как бы невзначай ляпнет пару слов о «неудачах» Смирнова с порохом и о «невероятной находке» в Лапландии в присутствии какой-нибудь из особо болтливых придворных дам. А там уж сарафанное радио сделает свое дело.

И действительно, информация пошла гулять на удивление шустро. Уже через пару недель Брюс с довольной физиономией сообщил мне, что его «языки» в Стокгольме доносят о небывалой шумихе вокруг «лапландского изумруда» и о том, что шведская разведка с ног сбилась, пытаясь разузнать подробности. А про мои «неудачные» опыты с порохом там, похоже, и вовсе забыли, решив, что русские в очередной раз пытались прыгнуть выше головы. Что ж, пусть пока радуются.

Тем временем, моя Инженерная Канцелярия потихоньку начинала оправдывать свое название как кузница кадров. После того, как я уломал Государя (не без помощи Брюса, конечно) готовить своих, доморощенных спецов, ко мне тянулись кандидаты в «академики». Народ был самый разный.

Государь, когда Брюс доложил ему о моих «академических» затеях, сначала, как водится, хмыкнул. Он знал, что без своих, русских, инженеров и мастеров нам из этой вековой задницы не выбраться, что одними заморскими спецами, какими бы они крутыми ни были, всех дыр не заткнешь.

Так, в суете и