Достать василиска! (СИ) - Ева Никольская

— Новенькая.

— Угу, — кивнула я, а потом, решив, что не совсем прилично просто угукать преподу, представилась: — Элиссандра Страхова, свободная ведьма.

— Сверр, — просто сказал брюнет, подмигнув мне. Все тем же единственным глазом. Прозрачно — голубым и лукавым… хм. — Я выпускник МАРиС, иногда ассистирую Сигурду, а иногда и подменяю его, как сегодня, — и уже обращаясь ко всем, заявил: — Вместо основ магической диагностики будем змей изучать, господа недознахари.

И ребята, которых только что откровенно «обласкали», не то что не обиделись, а еще и весело загалдели, предвкушая незапланированный урок. Похоже, брюнета они любили и занятиям с ним искренне радовались. Я же решила подождать, присмотреться, а потом уже и определяться с мнением на счет голубоглазого выпускника. И тут же начала воплощать свой план в жизнь: оценивающе разглядывать долговязую мужскую фигуру в черной одежде, не имевшей ничего общего с мантиями, которые носили преподаватели МАРиС.

Сверр был высок. А в сравнении со мной, наверное, и вовсе «дядя, достань воробушка». Еще он был худощав, но не субтилен, как некоторые парни, а, скорее, жилист. Руки красивые: пальцы длинные, гибкие, как у музыканта, а вот цвет ногтей, отливающий металлом, странный. В то что мужчина использует лак, отчего‑то не верилось, скорей всего какая‑нибудь аномалия, что частенько бывает у магов. Плечи широкие, спина длинная, таз узкий, и поверх всего этого костюм с иголочки. Черный, легкий, с серебристой отделкой и эмблемой в виде оскалившейся змеи на рукаве и груди. Такие нашивки обычно носили старшие курсы, когда пора общеобразовательных предметов уступала место строго — специальным. У некромантов, к примеру, символом являлась смерть с косой, у лекарей — змея, но точно не капающая ядом, как у этого типа. Любопытство набирало обороты, и выяснить, кто же он такой, хотелось все больше.

— Страхова, — даже не взглянув на меня, парень методично открывал свои саквояжи, — я, конечно, допускаю, что хорош собой, и некоторые девушки не могут от меня глаз оторвать, но все же… ты так и будешь взглядом гипнотизировать али спросишь чего для разнообразия?

Народ заржал, я прищурилась.

— Не гипнотизировать — оглаживать! — хихикнула кудрявая выдра, которая по злой случайности носила гордое звание ведьмы.

— Или облизывать, — поддакнула ее подружка — подпевала, кокетливо расправляя белый воротничок на зеленом форменном платье.

— Лучше уж сразу раздевать, — предложил свою версию кто‑то из парней.

— Ис — с-спепелять, — прошипела я, недовольная тем, как весело улыбается наш временный преподаватель, реагируя на их комментарии. — А если серьезно, меня эмблема заинтересовала. Это что за специальность? Целители?

— Заклинатели змей, — взглянув‑таки на меня из‑под длинной челки, сказал Сверр. — Целители? Хм… И да и нет. Мы работаем по своей методике и специализируемся на ядах. Впрочем, это не отменяет лечебной практики и исцеления многих болезней. А все благодаря им… моим очаровательным малыша — а-ам, — ласково протянул брюнет и, сунув руку в один из саквояжей, достал оттуда золотисто — красную ши — ран*, которая пестрой лентой обвила мужское запястье, скользнув хвостом в рукав.

— О! — выдавила я, передернув плечами. Не люблю ползучих, как бы они не назывались и сколько б пользы не приносили. И в лесу, когда гадюку видела, старалась обходить ее по длинной дуге. Наблюдать же, как поглаживает извивающееся тельце Сверр, было неприятно.

«Заклинатель значит… угу, — подвела мысленный итог я. — Еще один на мою бедную голову. И целых четыре сумки со змеями. Тьфу! Надеюсь, от этих хотя бы проблем не будет, как от друида с лесным полозом».

Знать бы тогда, как ошибаюсь, я б с пары сбежала, прикинувшись больной.

Занятия начались после колокольного перезвона, от которого хотелось зажать уши. Обстановка в аудитории была приятной и непринужденной, будто мы не учиться пришли, а общаться на интересную тему. Тема, к слову, действительно оказалась весьма и весьма любопытной. Показав на радость студентам всех своих змей в количестве двенадцати штук, Сверр рассказал немного про каждую, потом вернул их на место, шепнул что‑то непонятное, чтобы не покидали саквояжи, и пошел к доске писать формулы заклинаний, способных подчинить этот ползучий выводок воле заклинателя.

Как только он заканчивал выводить рисунок того или иного магического плетения, белый набросок отделялся от деревянной поверхности и начинал светиться синим. Легонько касаясь его кончиками пальцев, брюнет отправлял мерцающие схемы в угол, наслаивая их друг на друга, или посылал кому‑то из студентов, если возникали вопросы. Таким образом, к концу первой пары все помещение кишело полупрозрачными формулами, которые мы активно записывали, а некоторые еще и пробовали их на прочность, пытаясь поймать, развеять или закинуть мерцающий рисунок соседу за шиворот. Вот вроде ж и второй курс академии, а вели себя, как в детсаду шалопаи!

И заклинатель змей тут, похоже, был вовсе не воспитателем, а главным зачинщиком. Потому что, собрав на перемене все свои каракули в кучу, он предложил нам закрепить материал, не штудируя учебники, а играя в лотерею, призом которой объявил два билета на бал — маскарад, проводимый старшекурсниками в канун ночи багровой луны. Естественно, «недознахари» согласились. И те, кто не все помнил, начали шустро рыться в записях соседей, восстанавливая пропущенное. В мой блокнот одногруппники заглянуть поостереглись. И правильно! Я их еще за столовую не простила.

Пока они носились по классу, обсуждая пройденные формулы, я потихоньку сплетала под партой слабенькие заклинания — маячки, которые в неактивной форме нельзя было заметить — так же, как и «кривые ручки». А потом, по примеру препода, разослала свои творения по классу, не обидев ни одного студента, хлопнувшего меня по плечу перед обедом.

Вторая пара началась с «экзамена», ну или с чего‑то сильно на него похожего. Выложив на стол два вожделенный билета, при взгляде на которые глаза у ребят вспыхивали, будто они не люди, а алчущие крови зомби, Сверр начал вызывать нас по списку к столу, вытягивать из пачки мерцающих схем одну наугад и пытать студента разными каверзными вопросами. Когда очередь дошла до меня, брюнет уже явно устал, потому что, вместо того чтобы прожигать очередную жертву взглядом, принялся что‑то записывать в журнал, не забывая при этом поглаживать свернувшуюся на столе змею — единственную, которая не пожелала вернуться в контейнер.

Я же, получив формулу, какое‑то время ее внимательно рассматривала, потом покрутила, повертела, подумала немного и начала отвечать. И рассказала бы все, что нам поведал об этом заклинании Сверр, так как на память никогда не жаловалась, если б не заметила, как из саквояжа, стоящего на столе для опытных образцов, выползает упитанный ши — ран. В панике окинув взглядом остальные сумки, поняла, что они пусты. И, что самое паршивое, содержимое этих проклятых контейнеров обнаружилось почти сразу… возле моих ног! Пока я разглагольствовала по теме вопроса, изучая профиль сидящего препода, ползучие твари добрались до меня и… о ужас, на этом не остановились!

Дар речи пропал, в горле пересохло, руки похолодели, а ступни (предатели!) словно приросли к полу. Я стояла и круглыми глазами смотрела на змей, чьи лощеные шкурки переливалась золотисто — красными разводами. Группа, затаив дыхание, взирала на меня, а заклинатель (чтоб его!) пялился в свой проклятый журнал, совершенно не замечая происходящего.

— Све — е-ер? — сдавленно протянула я, стараясь и дальше не шевелиться, дабы не разозлить энергичных ши — ранчиков, начавших штурмовать мою застывшую статуей фигуру.

— Что, Страхова? Забыла связку в схеме? — не поднимая головы, предположил парень.

— Свер — р-р, — жалобное «блеянье» переросло в совсем не жалобное рычание.

— Слушаю тебя, Эллис.

— Лучше обернис — с-сь, — я дошла и до шипения, что очень понравилось скользким довескам, облюбовавшим меня. Как они вообще выбрались, если маг их чарами привязал к саквояжам?! Или и тут виновата моя уникальная кровь? Змеи на нее, как пчелы на мед, ползут, что ли? И — и-и… кусать будут?

Я сглотнула, как мне показалось, очень громко в повисшей тишине.

— А? — парень вскинул голову, оценил ситуацию и меня, обвешанную ядовитыми гадами, использующими слабенький дар левитации, присущий этому виду, после чего пробормотал, взъерошив свои черные волосы:

— Черт! Совсем забыл.

— Ш — ш‑то? — уточнила, по — прежнему шипя, так как рептилиям эта манера разговора импонировала больше других, а злить или раздражать ядовитых деток, почему‑то решивших, что я их мамочка, не хотелось.

— Так, ничего, — встав, Сверр подошел ближе и начал одного за другим снимать с меня змей, что‑то шепча при этом каждой в мордочку.