Блуждающие огни - Чарльз Линт

Джори затаилась в полумраке на углу переулка, сжимая в горячей потной руке самодельный фетиш. Широко раскрытыми глазами она наблюдала за танцующими.

Волк и орел, крыса и саламандра, медведь и голубь. А вот и еще - енот и кузнечик, змея и кошка, таракан и воробей. И еще, и еще!

Тотемы плясали на вымерших улицах города.

Дикари взывали к прошлому.

Не к тому прошлому, которое недавно ушло - безработица, голод, перенаселенные города, отравленный воздух, тающие полюса - Северный и Южный, соперничество ядерных держав, - нет, они обращались к глубокой древности, ожившей в их душах, такой, какой она могла быть.

Каким должно было быть их прошлое!

Таким, в котором шаманы взывали к тотемам, чтобы спасти людей от их пагубного стремления к самоуничтожению; таким, в котором люди племени хотя бы прислушивались к своим шаманам.

Тетушка обычно говорила, что дикари все выдумывают. Все это самообман. Ложь. Но эти выдумки помогают им жить. Потому-то мундиры и устраивают дикарям такие празднества. Потому-то сами они и не выходят из своих башен с оружием в руках, чтобы усмирить пляшущих. Ну а горожане пострадать не могут - если только не будут в такие разгульные ночи высовываться на улицу.

Джори дикари интересовали с тех самых пор, как она, совсем маленькая, ухитрилась забраться на подоконник и оттуда увидела пляшущих на улице и услышала доносившееся к ней снизу тонкое повизгивание инструментов. В душе ее что-то пробудилось: потребность, устремление - Джори пока не могла подобрать слов и объяснить тоже ничего могла, но инстинктивно понимала: пусть себе тетушка говорит что угодно, но в такие ночи на улицах происходит нечто важное.

- Откуда они все узнают, когда будет праздник? - спрашивала она у тетушки.

Ведь для этого не было отведено определенных ночей. Иногда праздники приходились на полнолуние, иногда - на безлунные ночи. Иногда между ними проходили недели, иногда дикари веселились две ночи подряд.

Тетушка только качала головой.

- Ну что ты спрашиваешь? - говорила она. - Мундиры распыляют что-то в воздухе, и тогда начинаются эти празднества. Мундиры в своих башнях следят, как нарастают безнадежность, отчаяние и гнев. Если увидят, что все это, того и гляди, выплеснется наружу, на улицы и, чего доброго, захлестнет их самих, то тогда, чтобы ярость не вышла из-под присмотра, мундиры велят горожанам запереться и отдают ночные улицы на откуп дикарям с их танцами. Словом, мундиры используют эти празднества как громоотвод.

- А тебе никогда не хотелось… ну… самой выйти на улицу? - спросила Джори.

Тетушка смерила ее убийственным взглядом.

- Я, конечно, бедная, но не сумасшедшая.

- Но…

- И тебе запрещаю покидать дом в такие ночи. Мы же люди! Разумные существа! А не дикари!

Комнату, где спала Джори, на ночь запирали, а ключ тетушка держала при себе. Но это не имело значения. Конечно, тетушка пыталась жить так, будто бы все обстоит как прежде. Но Джори, хотя ей было четырнадцать лет, понимала: то, что требовалось раньше, теперь не обязательно. Времена изменились. Для тех, кого из-за бедности не причисляют к горожанам, больше не существует ни школ, ни детских площадок, ни торговых центров, ни мест, где можно просто погулять. Джори почти целые дни проводила на улице и довольно рано научилась открывать любые замки.

Так что сейчас, в ночь празднества, она выбралась из дома. Наблюдала. Надеялась.

Тотема у нее не было, поэтому она и маски не имела. Во всяком случае, приличной маски. Но она сбегала к фабрике, где когда-то производили пластик, набрала там на пустыре белой глины и втерла ее в свои короткие волосы. Она крутила и расправляла намазанные вихры, пока они не встали торчком, как иглы дикобраза. На щеки и на виски она тоже наляпала глину - белые стилизованные мазки делали ее похожей на уличный вариант какого-нибудь знаменитого певца.

Но, глядя на себя в осколок зеркала, Джори решила, что больше всего она напоминает старый засохший чертополох, который вот-вот сломается от ветра. Ну и наплевать. Все равно теперь на ней что-то вроде маски.

И потом, у нее же есть фетиш.

Риция сказала, что для приманки тотема необходимо иметь фетиш.

- Возьми пластиковый мешочек, - поучала она Джори, - и набей его всем, чем ты дорожишь. Надо собрать все, что дает о тебе представление, помогает понять, что ты - это ты. Тогда тотем сразу найдет тебя, стоит только его кликнуть.

Риция была двумя годами старше Джори. Высокая, привлекательная девушка с кожей цвета кофе мокко, она имела настоящую работу - шесть часов в неделю служила в ресторане в одной из башен. Наблюдала в кухне за конвейером, подающим блюда, смотрела, чтобы компьютер чего-нибудь не напутал.

- Тетушка говорит, что никаких тотемов на самом деле нет, - сказала Джори. - Она говорит, что празднества устраивают мундиры, чтобы мы не слишком впадали в отчаяние.

- Откуда она это знает? - рассмеялась Риция. «Как будто если человек стар, то он уже ничего не смыслит», - подумала Джори.

- Но это и не значит, что он прав! - возразила Риция» она хороню знала Джори и сразу догадалась, о чем та подумала.

Для своих фетишей Джори взяла водонепроницаемый пакетик от лекарств, в него она запихала малюсенькую книжку про речных животных, которую стащила из библиотеки, конский волос, выдранный из головы куклы, которую ей когда-то подарила тетушка, три деревянные пуговицы, найденные на улице, состриженные ногти, обрезок блестящего металла, про который один паренек клялся, будто это осколок космического шаттла, и она в обмен на металлическую полоску отдала ему два продуктовых талона и кусок искусственной замши, а еще в пакет были спрятаны останки разной живности: перышко голубя, блестящая хрупкая спинка таракана, засушенный крысиный хвост. Она вовсе не хотела, чтобы кто-нибудь из этих животных стал ее тотемом, просто они составляли часть ее жизни - над яркой ситцевой заплаткой, например, она недавно проливала слезы, кусочек листа алоэ ей как-то подарила Риция, а главным ее сокровищем был шарик кошачий глаз, который, по словам тетушки, раньше принадлежал, ее отцу.

Интересно, какой же тотем клюнет на ее фетиши, если тотемы и в самом деле существуют?

Крепко сжимая драгоценный пакетик, Джори не отводила глаз от всё еще пляшущих дикарей. Они выписывали спирали между кострами, а их инструменты дико грохотали, и хотя теперь этот грохот напоминал музыку, такая музыка была совершенно незнакома горожанам. А танцующие еще и пели - без слов, но смысл этого вызывающего, даже свирепого напева угадывался ясно.