Октавиан Август. Крестный отец Европы. - Ричард Холланд

Октавиан, хотя и самый молодой, занял, как действующий консул, место посередине. Антоний и Лепид уселись по бокам, и весь остаток дня они провели, обсуждая дела; надо полагать, еды и вина у них было припасено в изобилии. На следующее утро так же, под защитой своих легионов, они возобновили совет, и весь день прошел в ожесточенных спорах; каждому пришлось в той или иной степени отойти от первоначальных позиций. Можно не сомневаться, что Лепид, присутствовавший скорее на птичьих правах, поддерживал не Октавиана, а своего нового командира. К утру третьего дня судьба Римской державы была решена на пять лет вперед — на больший срок не получалось.

Их главное решение, которое определяло все остальные, заключалось в установлении наследующие пять лет диктатуры трех. Этого названия они не употребляли, поскольку пост диктатора был недавно упразднен и проклят — самим же Антонием. Они назвали себя Tresviri Rei Publicae Constituendae — «Союз трех для укрепления республики». Название было эвфемистическим и двусмысленным: в таком контексте слово «constituendae» могло означать и «укрепить» старую республику, и «установить заново» — в исправленном виде. В историю этот период вошел под названием Второго триумвирата, что не совсем верно, так как подобный союз трех вождей был в своем роде первым и кардинально отличался от так называемого Первого триумвирата — Помпей, Красс и Цезарь, существовавшего шестнадцать лет назад.

Если Первый триумвират был, по сути, неофициальным союзом, созданным, чтобы двигать в своих интересах рычагами власти, то Второй станет настоящим правительством государства. Теперь уже никто не сделает ничего ему наперекор — ни магистраты, ни сенат; никто даже не посмеет возражать против его декретов. Всякий, кто станет перечить, по крайней мере поначалу, подвергнет риску свою голову, которую могут отрубить и выставить на Форуме. Многим даже не дадут шанса покориться новым хозяевам — станут преследовать, словно преступников, назначат награду за их головы, а того, кто их спрячет, будут карать смертью. Самой известной жертвой триумвирата станет Цицерон. Говорят, что Октавиан два дня отстаивал его жизнь, но сдался, боясь срыва переговоров, ибо Антоний в этом пункте не уступал.

Антоний получил почти все желаемое. В светe realpolitik [16] у него было больше легионов, чем у кого-либо другого в стране, и он обладал самой широкой известностью. Для себя он выговорил должность проконсула всей Северной Италии и большей части Галлии; Лепиду целиком досталась Испания и вдобавок ближайшая к Пиренеям часть Галлии.

Октавиан получил лишь утешительный приз в виде провинции Африки (современный Тунис), а также островов Сицилии, Сардинии и Корсики. Чтобы туда попасть, предстояло еще повоевать. Квинт Корнифиций, наместник Африки, как раз отправлял в Рим два легиона — сенату в поддержку; он не собирался признавать власть триумвирата. Сицилию уже захватил Секст Помпей, которого сенат назначил командовать флотом; теперь попытка вторгнуться на соседние острова была бы опасным предприятием.

Октавиана убедили отказаться от консульства в пользу Вентидия, который привел Антонию три свежих легиона, когда судьба его начальника висела на волоске и когда все могли от него отвернуться. Наверняка Антоний и Лепид убедили молодого человека, что положение консула отныне будет ниже, чем положение триумвира, — они прежде всего стремились убить в зародыше всякую возможность того, что Октавиан, как единственный из троих действующий консул, станет требовать для себя особого статуса или привилегий. Они также решили, кому при триумвирате быть консулами в ближайшие несколько лет. На следующий год консульские посты предстояло занять Планку и Лепиду; в 41 году до нашей эры — брату Антония Луцию и Сервилию Изаурику, а в 40 году до нашей эры — Поллиону и Гнею Домицию Кальвину, который командовал центром цезарианской армии при Фарсале.

Что касается угрозы со стороны Брута и Кассия, то триумвиры решили следующее: Антоний и Октавиан поведут против них большую часть войска и отвоюют восточную часть империи, а Лепид останется в Риме, чтобы защитить запад Италии. В этом ему должны были помочь проскрипции — в живых не следовало оставлять никого, кто мог и хотел восстать против триумвирата. Многие участники мартовского заговора уже нашли убежище у Секста на Сицилии или у Брута и Кассия. Еще многим предстояло быстро последовать примеру беглецов — пока триумвиры не явились в Рим со списками намеченных жертв.

Можно много спорить о том, сколько человек было указано в проскрипциях и скольких из них в результате убили. Аппиан утверждает, что вывешенные на Форуме списки содержали имена трехсот сенаторов и двух тысяч всадников, но это скорее всего преувеличение. Ливий, от трудов которого по этому периоду сохранилось только краткое изложение глав, называет сто двадцать сенаторов. Плутарх в одном из жизнеописаний говорит о двухстах человеках, в другом называет три сотни и не упоминает, какого именно сословия. Если же подсчитывать по древним источникам имена, то их меньше ста. Маловероятно, что Октавиан, с его малым опытом политической деятельности, мог знать и упомянуть в проскрипциях очень уж много людей.

Куда больше горя принесло народу другое решение триумвиров: изгнать жителей восемнадцати городов, чтобы, когда кончится война с Брутом и Кассием, обеспечить жильем своих солдат. Среди этих городов были такие известные центры, как Аримин, Беневент, Капуя, Нуцерия, Регий и Венузия. Они представляли собой своего рода вознаграждение; с деньгами было туго, и их небольшие запасы предстояло выдавать войскам в качестве обычной платы — перед кампанией и во время военных действий. Многие римские богачи уехали за границу, постаравшись оставить врагам на разграбление как можно меньше. Интенсивный набор войск изъял из производящих отраслей много молодых людей, а передвижения армий и на западе, и на востоке привели в упадок ремесла и торговлю. Доходы от провинций катастрофически упали; осторожные жители закапывали до лучших времен и деньги, и золотые и серебряные вещи.

Еще одно решение, принятое на берегах Лавиния, касалось личной жизни Октавиана и было вызвано не желанием триумвиров, а настойчивыми требованиями некоторой части войск.

Солдаты-цезарианцы, совершенно не желавшие сражаться друг против друга, требовали гарантий, что Октавиан и Антоний не разойдутся, как уже однажды разошлись. Они настояли, чтобы эти двое связали себя узами родства. Поскольку Антоний уже был женат на Фульвии, единственной кандидатурой оставался Октавиан. Он согласился разорвать заключенную прошлой зимой помолвку с младшей Сервилией, на которой так и не успел жениться, и пообещал заключить брак с Клодией, дочерью Фульвии от ее первого мужа Клодия, старинного врага Цицерона. Светоний описывает ее как «vixdum nubilis» — едва достигшую брачного возраста. Брак был недолог; Фульвия в качестве тещи оказалась сущей ведьмой.

Неизвестно, дожила ли родная мать Октавиана до этой перемены в матримониальном положении сына. Атия умерла, когда Октавиан был консулом, то есть в те четырнадцать недель, которые прошли со дня выборов 19 августа, до его официального отказа от должности 27 ноября. Возможно, ее кончину приблизила необходимость прятаться от врагов сына, которые хотели сделать из нее заложницу.

Пользуясь властью триумвира, Октавиан устроил публичные похороны, на которые собрались цезарианцы всех толков, чтобы почтить память племянницы великого Цезаря. Отчим Октавиана Филипп пережил Атию на несколько лет.

Карательные отряды отправились в Рим впереди триумвиров, чтобы убить семнадцать человек, перечисленных в первом проскрипционном списке. Этот список не обнародовали, и потому никто в Риме не знал, кого будут преследовать, знали лишь сами исполнители и Педий — второй консул.

Четверых убили прямо дома или на улице. Затем была страшная ночь: вооруженные люди ходили по городу в поисках других жертв. На рассвете, вопреки желанию триумвиров, Педий опубликовал имена преследуемых; ошибочно полагая, что смерть уготована только для семнадцати, он послал глашатаев успокоить остальных горожан. Все это далось ему нелегко. На следующую ночь он умер от нервного напряжения.

Первым убитым магистратом был трибун Сальвий; именно он 3 января спас Антония, наложив вето на решение сената объявить того врагом; потом Сальвий полностью поддерживал Цицерона. Не зная, помилуют ли его в благодарность за первое или же накажут за второе, Сальвий устроил на всякий случай для друзей прощальный обед. В обеденный зал ворвался карательный отряд с центурионом во главе. Некоторые гости вскочили, словно намереваясь вступиться за хозяина — а может, просто бежать, — но центурион приказал им сесть и молчать. Он схватил Сальвия за волосы, бросил поперек стола и отрубил ему голову. Перед тем как уйти и унести голову, он велел гостям оставаться на месте, а не то, мол, их постигнет та же участь. И гости до поздней ночи оставались на ложах вокруг обезглавленного тела хозяина.