Книга назидания - Усама ибн Мункыз

ЧУДЕСНОЕ СПАСЕНИЕ

Вот удивительный случай опасения, когда его предрешит судьба и предопределит божественная воля.

Эмир Фахр ад-Дин Кара-Арслан ибн Сукман ибн Ортук [220], да помилует его Аллах, несколько раз начинал действия против города Амида [221], когда я был у него на службе, но не достигал своей цели. Последнее предприятие его было таково: с ним завязал сношения один эмир из курдов, вербовавший войска в Амиде, с которым заодно было много его приближенных. Было решено, что войско Фахр ад-Дина подступит к городу в назначенную ночь и что эмир подымет солдат на веревках и Фахр ад-Дин овладеет Амидом. Фахр ад-Дин поручил это дело служившему у него франку, которого звали Ярук; все войско ненавидело этого слугу и питало к нему отвращение за его скверный характер. Ярук поехал вперед с частью войска, а за ним последовали остальные эмиры. Ярук замешкался в своем движении, и эмиры опередили его у Амида. Курдский эмир со своими сообщниками увидел войско с башни. Им спустили веревки я сказали: «Поднимайтесь», – но ни [149] один из них не поднялся. Тогда они сошли с башни, сломали запоры у ворот города и сказали солдатам: «Входите», – но никто не вошел. Все это произошло потому, что Фахр ад-Дин доверился в таком важном деле глупому юноше, а не старейшим эмирам.

Обо всем этом узнал эмир Камаль ад-Дин Али ибн Нисан [222], жители города и его войско. Они бросились на воинов Фахр ад-Дина, часть их перебили, другие сами кинулись в пропасть, а остальных забрали в плен. Один из тех, что бросились в пропасть, протянул вперед руку, летя в воздухе, точно желая за что-то схватиться, и в руку ему попала одна из веревок, спущенных при наступлении ночи, по которым никто не поднялся. Он повис на ней и спасся, единственный из всех товарищей, только с его рук содрало веревкой кожу. Все это произошло в моем присутствии.

Утрам правитель Амида бросился преследовать тех, кто действовал против него, и перебил их. Этот воин был единственным, кто спасся. Слава тому, кто, предопределив опасение, вырвет человека из пасти льва, и это ведь истина, а не притча. [150]

В ПАСТИ ЛЬВА

В крепости аль-Джиср [223] был один наш товарищ из племени Бону Кинана [224] по имени Ибн аль-Ахмар. Он выехал верхом из крепости аль-Джиср, направляясь в Кафартаб по какому-то делу, и проезжал мимо Кафар-набуза, когда оттуда шел по дороге караван. Ехавшие с караваном увидели льва и закричали Ибн аль-Ахмару, в руке которого было блестящее копье: «Эй, обладатель блистающего дерева! Возьмись за льва!» Устыдившись этих криков, он бросился на льва, и его лошадь споткнулась, и он упал. Лев подошел и присел над ним, но, так как Аллах пожелал спасти Ибн аль-Ахмара, лев был сыт. Он только укусил Ибн аль-Ахмара в лицо и в лоб, поранил ему лицо и стал лизать кровь, присев над ним, но не причиняя ему вреда. «Я открыл глаза, – рассказывал Ибн аль-Ахмар, – и увидел над собой пасть льва. Я выполз из-под него и снял с себя его лапу. Потом я ухватился за дерево, стоявшее поблизости, и полез на него. Лев увидел это и пошел следом, но я опередил его и взобрался на дерево, а лев разлегся под ним. На меня напало от этих ран множество [151] муравьев, так как муравьи ищут укушенных львами, как мыши ищут укушенных леопардами. Я увидел, – продолжал он, – что лев сел и навострил уши, как бы прислушиваясь, а затем поднялся одним прыжком и побежал. Оказалось, что по дороге приближался караван, и лев как будто услышал шум от него». Ехавшие узнала Ибн аль-Ахмара и отвезли его домой. Следы зубов льва остались у него на лбу и щеках, точно клейма от огня, да будет же слава Хранителю! [152]

ХРАБРОСТЬ И НЕОСМОТРИТЕЛЬНОСТЬ

Продолжаю рассказ. Однажды мы разговаривали, вспоминая про сражения. Мой наставник, ученый шейх Абу Абдаллах Мухаммед ибн Юсуф, по прозванию Ибн аль-Мунира [225], да помилует его Аллах, внимательно слушал. «О учитель, – сказал я ему, – если бы ты сел на коня, надел кольчугу и шлем и опоясался бы мечом и взял бы копье и щит и если бы ты встал у площадки аль-Аси в теснине, где проходят франки, да проклянет их Аллах, ни один из них не миновал бы тебя». – «Нет, – ответил он, – клянусь Аллахом, все!» – «Но ведь они боялись бы тебя, не зная, кто ты», – возразил я. «Слава Аллаху, – сказал он в ответ, – но я-то сам себя знаю! О Усама, – добавил он, – разумный не станет сражаться». – «Но, учитель, – воскликнул я, – ты, значит, считаешь сумасшедшими такого-то и такого-то?» И я пересчитал ему, имена доблестных героев из наших товарищей. «Я не то хотел сказать, – возразил он. – Я утверждаю только, что разум отсутствует во время сражения. Если бы ум не покидал человека, он бы не стал встречать лицом удары меча, а грудью стрелы и копья. Этого ведь не может требовать разум». [153]

Мой наставник, да помилует его Аллах, был, однако, более сведущ в науке, чем в военном деле. Именно разум побуждает человека устремляться против мечей, копий и стрел из отвращения к действиям труса и бесславию. Доказательством этому служит то, что героем овладевает дрожь и трепет и он меняется в лице перед тем, как выйти в сражение, потому что раздумывает о нем и рассуждает сам с собой, что ему делать и какие опасности его ожидают. Душа пугается всего этого и чувствует отвращение, но лишь только он выйдет на бой и погрузится в его пучины, дрожь, трепет и изменение в лице проходят. Во всяком деле, где не участвует разум, обнаруживаются промахи и ошибки.

Вот случай такого рода: франки один раз обложили Хама [226], расположившись на ее полях, где были плодородные пашни, и разбили свои палатки среди этих пашен. Из Шейзара вышла шайка разбойников и бродила вокруг войска франков с намерением украсть у них что-нибудь. Они увидели в полях палатки, и на следующее утро один из них пошел к правителю Хама [227] и сказал ему: «Сегодня ночью я сожгу все франкское войско». – «Если ты это сделаешь, – ответил ему правитель, – я щедро одарю тебя». Когда наступил вечер, разбойник вышел с несколькими сообщниками. Они подожгли посевы к западу от палаток, чтобы ветер гнал пламя на них. Ночь осветилась огнем, как день. Франки увидели разбойников, устремились на них и большую часть перебили. Спаслись только те, кто бросился в воду и переплыл на другую сторону. Вот результаты глупости и ее последствия.

Я видел нечто подобное, хотя это было и не на войне. Франки обложили Банияс [228] большими силами, и с войском был патриарх. Он разбил большую палатку и [154] устроил там церковь, где франки молились. Он назначил присматривать за церковью одного старого дьякона; тот выстлал землю хальфой и тростником; развелось много блох, и дьякону пришло в голову сжечь хальфу и тростник, чтобы сгорели блохи. Он поджег траву, которая уже высохла, языки пламени поднялись, захватили палатку и превратили ее в пепел. У этого тоже не нашлось разума.