Любовница президента, или Дама с Красной площади - Энрико Франческини

Подписываю заявление.

— Поверьте мне, — произносит Лысенко с явным облегчением, — у нас нет другого выхода. Если бы это зависело от меня… Но мы все подчиняемся приказам…

— Конечно, — отвечаю я, — все. И в таком случае, это я приказал перестать охранять меня. Так что, если завтра случайно мне на голову упадет…

— Таковы правила, — резко обрывает разговор капитан.

В сущности, мне следовало бы его пожалеть: если после этого анонимного письма со мной произойдет какой-нибудь «несчастный случай», то теперь он будет нести ответственность перед советскими властями и итальянским правительством. Что он мог сделать со своими тридцатью милиционерами? Однако он вызывает у меня не сожаление, а злость. Мне неприятна мысль, что через пять минут, едва я выйду из его кабинета, он даст приказ милиционерам у моего офиса и около дома прекратить охрану. Я останусь один. Ведь я сам попросил его об этом. А он, Лысенко, тем временем думает о своей колбасе.

— Благодарю вас, — говорит он, беря у меня листок с заявлением.

— А копию мне?

— Это не предусмотрено правилами.

— А вы не могли бы сделать ксерокопию?

— Уж не думаете ли вы, что у нас в отделениях милиции есть ксероксы?

Мы уходим. Я вне себя от ярости. А еще больше кипит Ориетта. Потом она мне подмигивает и лицо ее принимает хитрое выражение.

— Ты не должен беспокоиться, — говорит она. — Ты хороший мальчик и заслуживаешь того, чтобы тебя охраняли.

— И кто же меня будет охранять?

— Те, кто рядом с тобой. Знаешь, в органах милиции тоже есть приличные люди.

Боюсь, что «приличные люди» это ушедшие на пенсию милиционеры ее возраста, старые друзья тех лет, когда она прыгала с парашютом с самолета и колесила по свету. Теперь, когда я отказался от охраны милиции, моя единственная защитница эта семидесятилетняя бывшая парашютистка. С которой я даже не могу поделиться тем, что меня тревожит.

Медленно, день за днем, приходит весна, на деревьях появляются первые почки, в садах пробивается травка, все смелее солнечные лучи начинают согревать землю. Как мы с Наташей ждали этого момента! Строили разные планы. Сядем на поезд, поедем в Завидово, пойдем гулять по лесу, в котором прячутся дачи членов Политбюро, где Брежнев охотился на кабанов и плакал, как дитя от радости, когда ему удавалось подстрелить одного из них, не подозревая, что он каждый раз мазал, а животное убивали спрятавшиеся в зарослях снайперы КГБ из его свиты. Но теперь в кустах лесопарка могут прятаться чужие уши и микрофоны, подслушивающие наш план бегства. Теперь мы замечаем белую «волгу», следующую за нами в городском потоке транспорта, которую потом сменяют садящиеся нам на хвост «жигули» или «москвич». Марка и цвет машины, водители меняются, но неизменно следом за нами едет какая-нибудь машина. Всегда на скамейке рядом с нашей оказывается мужчина, читающий газету, женщина, прогуливающая собаку или стоящий на углу таксист, который отказывается брать пассажиров. Нет, это не может быть нашей паранойей, манией преследования. За нами ведется слежка. После всего случившегося трудно себе представить, чтобы ее не было. Значит, следует поторопиться решить последнюю стоящую перед нами задачу.

Грузовики фирмы Бранкалеоне паркуются в одном из дворов на Кутузовском проспекте, среди посольств, иностранных торговых офисов, редакций иностранных газет, десятков стоящих на посту милиционеров. И еще более многочисленных «информаторов», или, как их тут называют, «стукачей», в чем я мог случайно убедиться на Пасху, когда заказал кулич, нечто вроде итальянского «панеттоне», только без изюма, в своей любимой пекарне на Кутузовском.

Мой пекарь, как и все русские, любит поболтать. И чтоб поддразнить мое любопытство, он, вдруг понизив голос, начинает рассказывать мне следующее. Говорит, что персонал всех магазинов на этой улице отобран КГБ. Это правило, уверяет он, распространяется на всех: продавцов, кассирш, грузчиков, даже на его мальчишку-помощника. Здесь жили Брежнев и Андропов, здесь еще живут многие руководящие партийные деятели: поэтому каждый метр улицы, каждая квартира, каждая лавка находится под контролем. Подносит к губам палец, шепотом произносит: «Тс-тс, это секрет!»

— Но если вы об этом рассказываете мне, какой же это секрет?

— Не шутите. Когда-то попадали в ГУЛАГ и за куда меньшее. Но гласность ударила нам в голову. Сегодня в России все только и делают, что болтают.

Он это произносит так, словно осуждает национальный порок. Но между тем невольно предупреждает о том, что сотни глаз будут следить за нами и не пропустят момент, когда какая-то красивая дама полезет в фургон, чтобы начать свое бегство.

Мы пытаемся представить себе эту сцену. Грузовик стоит во дворе, грузчики Нано укладывают в него последние ящики. Наташа не может вот так просто прийти, влезть на автопогрузчик, быть погруженной, как чемодан, внутрь фургона и там дожидаться, пока грузовик тронется в путь. Ее бы все увидели. Необходимо как-то отвлечь внимание следящих за нами шпионов, милиционеров, дежурящих у офисов на Кутузовском, официантов, продавцов, служащих, мириады глаз всех тех, кто работает на советское полицейское государство хотя бы и не полный рабочий день. Тут нужна была бы бомба. Сильный взрыв. Землетрясение. Грохот фейерверка. НЛО, который приземлился бы на мосту через Москву-реку. Или, может быть, хватило бы красивой девушки, которая стала бы раздеваться посреди улицы? В общем, что-то, что могло бы отвлечь внимание от грузовика.

— Транспортное происшествие? Столкновение машин? — предлагает Наташа.

Ей, как всегда, приходит в голову правильная мысль.

— Да, целая цепочка столкновений, — продолжает она. — Мы приезжаем на Кутузовский на моей машине. В десяти, двадцати метрах за нами, как обычно, следуют «волга», «жигули» или «москвич». Между нашей машиной и висящей у нас на хвосте вдруг вклинивается третья: из-за нее происходит столкновение и…

Она умолкает, давая время подумать. Через секунду до меня доходит.

— Может, ты права, — говорю я. — Если за нами образуется пробка, мы выиграем хотя бы несколько секунд и сможем улизнуть от наших преследователей. Этого должно хватить, чтобы свернуть во двор, где паркуются грузовики моего приятеля.

— Я буду без багажа, — продолжает Наташа, — выйду из машины, залезу в фургон, а ты сразу уедешь. Следящие за нами шпионы и все остальные будут глазеть на пробку посреди дороги. А потом продолжат слежку за тобой.

— Вот в этом-то и вся загвоздка. После того, как ты заберешься в фургон, они увидят меня. Подумай сама. Я остался в машине. Не могу же я ее бросить там пустой, а сам исчезнуть. Или показаться на улице в машине один, без тебя. В обоих случаях они поймут, что ты куда-то делась. И поднимут тревогу.