Дети вечного марта. Книга 1 - Вера Огнева

— Ну, я, например, — внутри у Дайрена натянулась струна дикого азарта. Сейчас лопнет. А потому говорил медленно, только клыки сами собой скалились. — Ее одолеть можно?

— Ага. Можно, конечно, и один на один, — тут место удобное, — но лучше втроем.

Пелинор перегнулся с седла. Физиономия налилась дурной кровью. А вот Шак, прыгнул на землю без колебаний:

— Говори, что делать.

— Копье нужно вроде кабаньего, только раза в три длиннее.

— Где я тебе его возьму!? — охнул князь.

— Не обязательно с наконечником, — Санька говорил, а сам посматривал в сторону котловины. — Вон дубок стоит. Срубить, да верхушку затесать.

Владетельный синьор держатель границы ринулся с коня, так что скотина присела на задние ноги, и побежал к дубку. Давно Эд не видел рыжих медведей в гневе, а разъяренного Пелинора не видел вообще никогда. Чем Влад сломил дерево? Силой или страхом за себя и за людей? Взялся, налег и переломил! Шак своим топором в миг стесал ветки и заострил верхушку. А многоножка уже доела все, что валялось внизу, и замерла. Эд понял, сейчас последует стремительный бросок, за которым все их приготовления пропадут без надобности. Самое разумное — развернуть коня и погонять к лесу. Но посмотрел, как Санька удобнее перехватил гигантское копье и, скользнув на землю, крикнул:

— Что остальным делать?

— Вон две рогатины лежат. Только сначала надо затравку бросить. Шак, на краю ямы медвежья лапа валяется. Хозяину она уже без надобности. Многоножка ее учуяла и сейчас прибежит жрать.

— Она за нами прибежит, пока ты будешь лясы точить, — озлился Эд.

— Нет, — отозвался Саня. — Она, дура, за краем ямы нас не видит. Как увидит, тогда — берегись.

Шак кинулся на брюхо, по-змеиному прополз к обрывчику, замер на самом краю и оттуда спросил.

— А если она шевеление заметит?

— Заметит, конечно. Только не успеет уже. Ты можешь лапу ей на самую середку закинуть?

— Могу.

— Значит, вставай в полный рост и бросай. Если многоножке на спину что-то падает, она всеми лапами хватается. Задерет их вверх, под ними откроется глаз. Я в него копье загоню. Если вы с двух сторон рогатками мне копье подденете, она на него вся насядет. Только ты, как лапу бросишь, сразу отбегай.

— Понял, не дурак, — отозвался Апостол.

Эд шагнул к рогатинам. Пелинор поймал его за рукав:

— За лошадьми гляди, Дайрен. Если твой котейка промахнется… — сам ухватил рогатину и встал сбоку от Саньки.

Она походила на цветок смерти. Когда огромное глянцевитое тело взмыло над краем впадины, все верхние клешни оказались задраны. Под ними открылся нежный белесый овал с черным зрачком в середине. Под брюхом сновали короткие ножки.

Секунды растянулись. Одна половина Эдова сознания приказывала, взмыть в седло и бежать, вторая — пригвоздила к земле. Он увидел, как Санька медленно-медленно отводит копье, как заносит, как делает с ним огромный шаг вперед; как затесанная верхушка дубового дрына входит в глаз чудовища. Звуки куда-то подевались. Все происходило в глухой тишине.

Которая мгновенно лопнула. Это от рева и скрежета сначала заложило уши, а потом вернулся, парализованный напряжением слух.

Ревели Шак и Пелинор. Они разом успели подставить рогатки под Санькино копье. Многоножка оторвала от земли передние беговые лапки. Длинные клешни потянулись к дрыну, — Эд стоял на одной ноге, готовый кинуть вторую в стремя, — но движения твари замедлились. Клешни пощелкали в непосредственной близости от копья, однако — промахнулись. Острие вышло у нее на спине, когда все верхние лапы уже бессильно висели.

Только тут Санька бросил свое оружие. Помощники чуть зазевались. Влада толкнуло в плечо собственной рогатиной. Шака вообще опрокинуло.

Пелинор потирал, ушибленное место. На лбу Апостола выросла белесая шишка. Саньке распороло рубашку от подмышки до подола, на боку сочилась свежая ссадина. Парень зажал рану ладонью, отнял, посмотрел.

Эд стоял у лошадей. Поле зрения сузилось до яркого коридора, в котором присутствовали только эти трое. Еще: топорщившаяся острыми углами темная груда. Санька оторвал, болтающийся край рубахи, чтобы не мешал… Пелинор топтался на месте… Шак начал подниматься…

Дайрен тряхнул головой, — обморока ему сейчас не хватало! — выдохнул, задержал дыхание, пока мгновенной вспышкой не просветлело в голове. Границы видимости тут же расширились: Из кустов ползли и ковыляли люди, рядом стрекотала сорока и… рев!

— А-а-а!!! — Влад сграбастал кота в охапку и затормошил. — Ну, молодец! Ну, герой! Я уже думал… Эд! Я думал… а он! Эд! Иди сюда, ты там что, прилип?

— У меня штаны мокрые. Боюсь расплескать, — крикнул Дайрен и против воли закатился.

Даже вечно хмурый Шак начал икать и пристанывать. Его тоже колотило хохотом.

Третий день во дворе замка копошились люди. От многоножки, которую на волокуше притащили в крепость, за это время осталось немного. Санька показал, какие части туши, на что годились. Крестьяне растащили клешни, каждая — готовый лемех для плуга. Верхний панцирь распилили на щиты. Из крючковатых нижних лапок получались прекрасные ножи.

Эд подбросил на ладони гладкую, блестящую пластинку. Стоит, пожалуй, сходить к оружейнику, пусть приделает рукоять. Дайрен искоса наблюдал за Санькой. Уложил, котейка, чудище, и не понимает, вроде, что теперь первый герой на границе; не замечает, пристального княжеского внимания к своей персоне.

— Александр, тебе часто приходилось с многоножками дело иметь? — как бы, между прочим спросил Эд.

— Забегали, — отозвался кот, кинул в кучу отпиленную клешню, подошел. — Я только раз с ней один на один сошелся. У нас для них ловчие ямы рыли. На дне колья, поверху — сетка, присыпанная веточками. Кинуть на середку кусок мяса — ловушка готова. А та многоножка уже подранена была. Мечется, да все мимо. И выскочила прямо на меня. Поменьше этой. Я ее на копье принял и держал, пока мужики подоспели.

— Как держал?

— Руками, — просто ответил Санька. — Ты ножик себе выбрал? — спросил он, указав на кусок лапы. — Лучше из верхней пластины точить. Работы, конечно, больше, зато вечный получится.

— Какие еще звери в Камишер заползают? — серьезно спросил Эд. Котяра недоверчиво покосился, не насмехается ли, убедился, что тот вполне серьезен, и пространно объяснил:

— Разные.

— А самое крупное?

— Эрх. С дом будет. Если напугается, все вокруг снесет и потопчет.

— А есть такие, с которыми… ну, как мы — растерялись?

Санька не успел ответить. К ним шел Пелинор.

Три последние дня физиономия князя сияла. Сегодня медведь засмурнел. Рыжие брови сдвинулись. Не знает, куда девать даровое оружие? Или прикидывает, как лучше при себе кота оставить? Зря, что ли, в первый день его в комнату медвежушки подкинули? Но Эд пока не чуял, что между Санькой и девушкой, что-то такое завертелось. Нет, она-то как раз, подалась — только слепой не заметит. Кот тоже поглядывал в ее сторону. Но большого и светлого чувства между ними не ощущалось. И будем надеяться, оно не появится. Иначе, кот останется тут сторожить с Пелинором границу, арлекины же благополучно покатит восвояси. И не видать им тогда герцогского домена.

— Ты чем так расстроен? — спросил Эд князя. — Еще, какая напасть приключилась?

— Пойдем, покажу, — позвал Пелинор.

Втроем они пересекли двор и поднялись на второй этаж жилого дома. От анфилады комнат в сторону старого донжона уходил неприметный коридорчик. Пелинор шел первым, за ним Санька. Эд держался в хвосте. Князь проскочил галерею с гигантской мозаикой, не глядя. Санька вывернул шею на мерцающие картины, но тоже не задержался, из чего Дайрен сделал вывод: он тут уже бывал. Когда сам Эд допер, с чем имеет дело, остановился:

— Влад!

— Пошли. На обратном пути досмотришь, — отрезал хозяин дворца. Дайрен подчинился, но, как и Саня до самой лестницы выворачивал голову.

Он такое уже встречал. У отца в библиотеке хранилась книга с похожими рисунками. Отец указывал на отдельные виды, пояснял, кто остался, кто вымер. Получалось, больше половины родов либо угасли, либо затерялись.

— А что было вначале, — спрашивал маленький Эд.

— Звездный поток, который принес нас на эту землю, — отвечал отец. Позже, в университете, Эд узнал, что существовало, по меньшей мере, десяток теорий возникновения цивилизации аллари — от волшебных до вполне научных.

Самый просвещенный историк университета, последний оставшийся на земле скарабей, Аграм Тутанх, склонялся к теории исхода. Больше того, он полагал, что аллари пришли не через прорывы. Они появились тут, в ЭТОМ МИРЕ, вместе с самой землей. Камибарам Мараведишь спорил с ним до истерики. Аграм кивал, щелкал массивными, обтянутыми сухой кожей челюстями, но не уступал. Он считал, что центральная часть герцогства появилась намного раньше западной и восточной. В гигантский прорыв попал целый остров, со всем населением. Ландшафты наложились. Наложилась фауна. Отсюда дикое смешение растительных видов. С первого взгляда можно определить, что чахлый ползучник березе, например, не только не родственник, а даже и не знакомы они.