Убийство арабских ночей - Джон Карр

– Можешь утешиться, – сказал я ему, – что частично вся эта история – результат твоей ошибки.

Он встал и прошелся по комнате. Его осунувшееся лицо выражало легкое смущение. Дождь продолжал барабанить в стекла.

– И что ты собираешься делать?

– Ох, да ничего особенного. Когда вся эта история сойдет на нет, вернусь на Восток, и если Мириам… – Он сплел пальцы, хрустнул суставами и поднял взгляд: – Ты хочешь о чем-то спросить, Берт? О чем-то важном?

– Может быть. Например, что ты знаешь об этом парне Маннеринге, который, говорят, обручен с Мириам?

Он резко развернулся:

– Какого черта тебе нужно цепляться к Мириам? Я понятия не имею о Маннеринге; то есть я с ним даже не встречался. Вроде приличная личность, хотя много врет. Я спросил тебя, хочешь ли узнать что-то важное.

Прикрываясь столешницей, я вынул этот чертов список Попкинса и бегло глянул на него.

– Есть кое-что, – отозвался я. – Среди тех, кто был в музее, есть ли человек, который знает или изучал медицину?

Вопрос сбил его с толку. Джефф терпеть не мог того, чего он не понимал, и вопрос застиг его врасплох. Растерявшись, он застыл на месте, продолжая разглаживать морщины и подкручивать усы.

– Что? – пробормотал он. – Эй, что это за игры? Медик! Насколько я знаю, такого среди нас не было. Мириам понятия о медицине не имеет, если не считать каких-то уроков в закрытой школе. Джерри начал изучать электротехнику, потому что я на этом решительно настоял. Холмс по уши закопался в свои книги и ничего не знает, кроме старых фолиантов и вежливого обхождения. Он преподавал в школе, но никогда не занимался медициной. Бакстеру не пошло на пользу обилие денег, и Аббсли перестал его субсидировать – хо-хо! Дик Батлер сочиняет какие-то идиотские приключения, в которых совершенно не разбирается. Хотя подожди! – Он остановился. – Вроде у них есть приятель Гилберт Рэндалл, который где-то учится на врача, но я практически ничего о нем не знаю.

– А что ты знаешь об этой девице Кирктон?

Он раздул щеки.

– Немного. Она отпрыск старого майора Кирктона. Девочка неплохая, – с лукавым видом хмыкнул Джефф, поглаживая нос. – В ней живут черти, и она далеко не дура выпить! Она единственная, у которой хватает наглости в открытую спорить со мной, за что я ее и люблю. Сейчас она остановилась у нас. – Он задумался. – Она по уши втрескалась в Батлера, но он не склонен ухаживать за ней, так что отношения у них какие-то неопределенные.

Раздался стук в дверь, и Джефф, крякнув, развернулся на месте.

– Там миссис Рейли, сэр, – раздался голос Уорбертона, дневного служителя. – Она сказала, что ей назначено.

– Пригласи ее, – странным голосом распорядился Джефф. Он посмотрел на меня: – Сиди спокойно, Берт. Придешь мне на помощь, если понадобится. Сомневаюсь, что возникнет такая необходимость. Но предупреждаю тебя, я не собираюсь с ней разговаривать в лайковых перчатках.

Он включил люстру, свет которой заставил меня моргнуть; затем сел за стол и, сложив на нем руки, наклонился вперед. Он смахивал на старое привидение, если не брать во внимание, что его красноватая кожа была выдублена солнцем; и казалось, что его усы шевелятся в унисон с движениями маленьких черных глаз. Затем состоялось торжественное появление миссис Анны Рейли.

Я никогда не видел такое обилие меха на шее женщины. Он был черный, отовсюду свисали хвосты; это меховое украшение возвышалось над головой, напоминая округлые воротники елизаветинских времен. Она была симпатичной, но несколько приземистой женщиной сорока с лишним лет; кожа у нее была грубоватой, как у профессиональных боксеров, и ходила она вразвалку словом, вы меня понимаете. На ней были коричневато-желтый костюм в талию, чулки броского телесного цвета и туфли на таких высоких каблуках, что двигалась она чуть ли не на цыпочках. На левой руке были три алмазных кольца, которые нуждались в основательной чистке, но, может, именно они и придавали ей сияние, которым она лучилась с головы до пят. Основное внимание обращало на себя ее лицо, выглядывавшее из меховой оторочки: брюнетка с квадратной челюстью, размалеванная, как цирковая афиша, она так и стреляла улыбками, от которых летели искры по всей комнате.

Вот это и бросалось в глаза – сияние улыбок объяснялось блеском ее золотых зубов. Если бы они не слепили мне глаза, я бы оценил ее чертовски привлекательные женские формы, ибо мне нравится тип Юноны. Голос ее был столь изысканным, что его невозможно было слушать без мучений.

– Мистер Уэйд? – осведомилась она. – Я звонила в связи с бедным дорогим Раймондом.

Рассыпав сноп своих искрящихся улыбок, словно она окуривала помещение, и произведя на Джеффри соответствующее впечатление, она состроила скорбную физиономию. Она даже вынула из сумочки носовой платок и осторожно промокнула тушь в уголках глаз. Но я заметил, что она окинула меня жестким и внимательным взглядом.

– Садитесь, – пригласил ее Джефф, пустив в ход самый свой рассеянный тон. – Мерзкая погодка, не так ли? Кто это бедный дорогой Раймонд?

– Но конечно же вы понимаете… ах, кстати, мистер Уэйд, – прервалась она, выстрелив в меня очередной сияющей улыбкой, – как я догадываюсь, это ваш юрист?

– Так уж получилось, – сказал Джефф. – Но как вы догадались? Почему вы решили, что тут присутствует юрист?

Она засмеялась – весьма музыкальным образом – и расположилась в кресле, напомнив опускающийся к земле парашют.

– Как мы мило и уютно устроились, – сказала миссис Рейли, стягивая перчатки (а если и есть на свете слово, которое я ненавижу больше всего и готов ударить человека, который пускает его в ход, то это именно «уютно»!). – Я думаю, мы понимаем друг друга, не так ли? Ха-ха-ха! Но какая совершенно очаровательная комната!

– Оставим в покое очаровательную комнату, – насупился Джефф. – Кто вы и что вам нужно?

Эти слова отнюдь не смутили особу, хотя лучи ее улыбок слегка похолодели.

– Как странно! – сказала она. – Я думала… я, конечно, миссис Рейли. Мой покойный муж был владельцем гостиницы «Корона и Дракон», которую я и унаследовала от него.

– Никак, с пабом? Хорошее дело. По вам видно, что вы преуспеваете.

– Внешность часто бывает обманчива, мистер Уэйд. В том или ином смысле даже ваша. Говорю вам, я живу в помещении «Короны и Дракона». И считаю, я единственная в Лондоне, которая знала бедного Раймонда Пендерела, прошлой ночью убитого в этом совершенно очаровательном музее. Месяца три или около того он обитал в моем доме как жилец в частном пансионе…

– Ага. Он платил за постой?

– В этом смысле у бедняги было просто ужасное положение, – сообщила она повышенным тоном. – Он рассказывал мне о всех своих бедах – Раймонд был так одинок! С его-то благородством! И к тому же он был так красив! – Ручаюсь, что она жеманно улыбнулась. – Только прошлым вечером перед тем, как он отправился сюда, я помогала ему привести в порядок костюм и грим для тех обязанностей, которые его здесь ждали. Как вы думаете, не в полиции ли все еще находится одна из моих вещей? Раймонд одолжил у меня кулинарную книгу.

Видно было, что она не собиралась ни что-то выяснить, ни произвести впечатление этим замечанием, но ей это удалось.

– Он одолжил… – привстал я, – кулинарную книгу? Зачем?

– Но разве вы не знаете? – закинув голову, весело захихикала миссис Рейли; всплеснув руками, она снова опустила их на колени. – Как странно! Я думала, что уж вам-то это известно… Видите ли, Раймонд должен был играть роль очень странного джентльмена, профессора, насколько я помню. Когда вчера днем Раймонд встретился с другим джентльменом, объяснившим ему задачу, – кажется, с мистером Батлером, – тот рассказал ему, что этого профессора никогда не видели без некоей книги, которую он таскал в кармане или держал в руках. Я забыла ее название (вроде что-то связанное с Калькуттой). И Раймонд сказал: «Ни в коем случае, дорогая. Я сторонник реализма. У нас нет денег купить какую-нибудь настоящую книгу, но ведь я не собираюсь открывать ее, не так ли? Что у тебя есть в шкафу из книг, которые могут со стороны выглядеть подобным образом?» Так что мы вместе просмотрели мой скромный набор, и единственное, что смогли найти, была кулинарная книга, которую моя дорогая свекровь торжественно вручила мне, когда я выходила замуж…

Вот так.

Я был не так уж раздосадован открытием, поскольку не успел познакомиться с этим вещественным доказательством, хотя и стоило бы, тем более что это было бы несложно. Каррузерс описал грубоватую кожу переплета, и я понял, что кулинарный справочник был выбран именно из-за него. Когда он впервые увидел его на полу музея, то, пока не заглянул в содержание, думал, что книга содержит в себе какие-то тайны. Из этого он и собирался исходить. Но и книга оказалась поддельной, да и все мы попали в дурацкое положение. Ничего она собой не означала.

Значит, из списка вопросов, составленных Попкинсом, можно было вычеркнуть еще один пункт. Я посмотрел на Джеффри, который продолжал сплетать и расплетать пальцы напряженных рук.