Если любишь - солги (СИ) - Калинина Кира Владимировна

Жаль, послушать новости или музыку удавалось нечасто, потому что гостиную по полдня оккупировал его сиятельство великий романист Жозе Кардалли со своими бумагами, книгами и закусками, принесёнными с кухни доброй матушкой Аннели.

Обитал сьер Кардалли на втором этаже. Но там ему отчего-то не читалось. Вставал к полудню, на завтрак, естественно, не поспевал, просил хозяйку "пожаловать опоздавшего вкусненьким", волок со второго этажа своё хозяйство, разваливался на диване у окна и погружался в безделье. Изредка пролистывал книгу или толстую тетрадь, черкал пару строк в блокноте, потом закидывал руки за голову и таращился в потолок, а то и дремал, пригревшись на солнышке. Сам он называл это "работать с материалом".

Работа, с перерывом на обед и короткую прогулку, продолжалась до вечера, затем мастер слова возвращался к себе, и свет в его окне не гас до середины ночи. Он утверждал, что способен писать, лишь когда мир погружается в сон. А чем он там занимался на самом деле, одни тривечные знают.

Каждому в доме Кардалли успел между делом сообщить о том, что он побочный потомок последнего графа Кардалье, некогда владевшего половиной Гуллирии, поэтому фамилия его несколько изменена, но безоговорочно указывает на родство с сиятельным предком.

Сьеру Кардалли было далеко за сорок, но он явно считал себя неотразимым, и не без оснований: высокий рост, широкие плечи, чёрные глаза, смоляные кудри с мазками благородной седины на висках и барские манеры наверняка привлекали к нему определённый сорт девиц. Кардалли с первого дня пытался флиртовать со мной в весьма фривольной манере. Я поставила его на место и старалась держать дистанцию. Но книги на его столе влекли меня, как торт сладкоежку.

Я привыкла читать после обеда, могла заснуть с томиком стихов, порой целыми днями не отрывалась от увлекательного романа, и сейчас мне этого очень не доставало. Матушка Аннели многое могла предложить своим постояльцам, но библиотеки в доме не было — только школьные учебники, справочник садовода да календарь лунных праздников. Чего я стесняюсь? Попрошу у Кардалли один из его романов, которыми он так хвалится. А может, и в стопке книг на столе найдётся что-нибудь любопытное.

Литератор, как всегда, полулежал на диване, небрежно листая одну из книг.

— Читаете, сьер Кардалли?

— Работаю, прекрасная Верити. Но ради вас я готов пренебречь своими обязательствами перед издателем… Присядете?

Он спустил ноги на пол и похлопал рядом с собой по сидению.

Обычный человек сказал бы "нет, спасибо". Вежливое слово — пустая формальность. Для всех, кроме меня. А поблагодарить неприятного Кардалли от души я не смогла бы даже ради спасения своей жизни. Поэтому сказала просто:

— Я хотела одолжить у вас книгу. Позволите взглянуть?

— Конечно-конечно! — Кардалли глядел на меня с весёлым любопытством.

Толстый потрёпанный том наверху стопки определённо не был сентиментальным романом. Длинное название, оттиснутое старинным угловатым шрифтом, почти стёрлось. Какие-то "Истории". Автор Альпиус или Альмиус… Может, что-то познавательное? Я взяла книгу в руки, открыла наугад. Взгляд выхватил: "И за это люди прозвали её Справедливой Королевой…" Дальше я прочесть не успела. Горячая ладонь Кардалли легла поверх моей.

— Интересно? Едва ли, — глаза его сиятельства сально блестели. — Это неподходящее чтение для хорошенькой молодой девушки.

Я попыталась высвободить руку, но пальцы Кардалли ловко переместились с ладони на запястье, крепко сжали. Литератор отобрал у меня книгу, положил на стол.

— Давайте поднимемся ко мне, и я подпишу вам свой последний роман.

— Что вы себе позволяете? Пустите меня.

— Ну-ну, милая, хватит изображать недотрогу. Иди сюда, — и он потянул меня к себе с явным намерением усадить на колени.

— Нет! Пустите! Вы бессовестный хам!

Свободной рукой я смела со стола все книги, тетради и папки с бумагами — прямо ему в лицо. И вырвалась наконец. Под пронзительный крик от дверей:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Оставь её, скотина!

В гостиную, неуклюжий, как журавль, влетел Гвидо и кинулся на Кардалли с кулаками. Тот упал на спину, закрываясь папками и подушками, отбрыкиваясь ногами и приглушённо бранясь.

— Хватит! Перестаньте! Он этого не стоит, — я попыталась ухватить Гвидо за локоть и чудом увернулась от удара в лицо. — Да прекратите же! Или хотите, чтобы на шум прибежала матушка Аннели?

Это возымело действие. Перед хозяйкой студент робел.

— Ну знаете… — угрожающе начал Кардалли, поднимаясь на ноги. Из носа у него текла кровь.

— А вы лучше помолчите! И впредь ведите себя прилично. Идёмте, Гвидо, — я взяла юношу под руку и поспешила увести с поля боя.

Вслед нам неслись проклятья и угрозы. Впрочем, голоса Кардалли не повышал. Он тоже не хотел скандала с хозяевами.

Я вывела юношу во двор — к солнцу, цветам и щебету птиц.

— Спасибо, Гвидо. Я вам бесконечно признательна, правда. Но бить этого мерзавца не стоило. Человек он явно злопамятный и найдёт способ отомстить.

Студент, угрюмый и злой, шмыгнул носом.

— Пусть попробует. Пусть только тронет вас, дамзель Верити… я убью его!

— Вот этого, ради тривечных, не надо! Честно говоря… Да, пожалуй, я сама его спровоцировала.

— Не может быть, — твёрдо заявил Гвидо. — Вы не такая.

— О! Разумеется, нет. Не в этом смысле. Меня заинтересовала книга на его столе. А он принял этот интерес на свой счёт. Беда в том, что книга мне действительно нужна, но теперь до неё не добраться.

— Какая книга? — оживился Гвидо. — Серая — про замки?

— Нет, тёмно-коричневая, историческая. Или возможно, этнографическая. О магах, героях… — я попыталась вспомнить все слова, которые успела различить на обложке. — Там в конце ещё старинные сказки.

— Знаю! Знаю! — Гвидо обрадовался, как ребёнок. — Дамзель Верити, я достану вам эту книгу.

12.2

Всё на нём смотрелось нелепо — заношенный до крайности пиджачок с штопанными локтями, куцые брюки со штрипками, старомодные штиблеты, откопанные духи знают на каком чердаке. И сам Гвидо Леонзайо, взъерошенный, как уличный воробей, долговязый, сутулый, с добрыми коровьими глазами, выглядел сплошным недоразумением. Но как такого прогнать, если он явился, пунцовый от смущения, с веткой жёлтой азалии в протянутой руке, глядя на меня с надеждой и восхищением?

Трогательный жест, и я приняла подарок без малейшего усилия над собой:

— Спасибо, Гвидо. Очень красивые цветы.

Он широко улыбнулся, демонстрируя лошадиные зубы, спросил со счастливым волнением в юношеском баске:

— Дамзель Верити, вы не согласитесь погулять со мной у озера? Я покажу вам, где растут такие цветы. Там ещё много. Красивое место, тихое.

Милый мальчик — и надо же всё испортить.

— Простите, Гвидо, мне не хочется.

— Сейчас не хочется? — не сообразил он. — А после обеда? Будет тепло, солнышко!

— И после обеда — нет. Мне жаль, Гвидо.

Румянец с его лица разом схлынул, глаза блеснули. Злится? Все они, получая прямой отказ, злятся.

Светлые пушистые ресницы задрожали, веки опустились и снова поднялись, открыв несчастный взгляд обиженного ребёнка без толики гнева.

— Я вам не нравлюсь, дамзель Верити?

Его прямодушие, как и моя вынужденная правдивость, наверняка не раз ставили людей в неловкое положение.

— Увы, Гвидо, в этом смысле — нет. Но я не отказалась бы видеть вас своим кузеном.

— Правда? — он грустно улыбнулся.

— Чистая правда.

За младшего брата — такого, как Гвидо — было бы больно, а кузен… кузена можно жалеть, баловать вниманием, умиляться его наивности, а потом возвращаться в собственный уютный мир, где этот неказистый юноша лишь редкий гость.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Жестоко. Но если я не могу лгать другим, обманывать себя и вовсе глупость.

Всё же хорошо бы чем-то порадовать Гвидо.

— Если ты хо… вы хотите, можем немного посидеть на скамейке под розами.