Бесконечная война - Джо Холдеман

– Присоединишься к Новому Возрождению, – сказал Майк безжизненным тоном и раскурил трубку. Это был настоящий табак, и по комнате распространился восхитительный запах.

Он, видимо, заметил, как я на него смотрю голодными глазами.

– Ну что из меня за хозяин! – Он извлек несколько листиков бумаги из кисета и ловко свернул сигаретку: – Держи. Мэригей, ты будешь?

– Нет, спасибо, Майк. Если с табаком действительно так туго, то я лучше не буду снова привыкать.

Майк кивнул, попыхивая погаснувшей было трубкой.

– Да, ничего хорошего. Лучше тренировать психику научиться расслабляться и без табака.

Я закурил свою тоненькую сигарету. Хороша.

– На Земле ты ничего лучше не достанешь. И марихуана у нас тоже лучше, от нее голова так не мутнеет. Вошла мама и присела с нами.

– Обед будет через несколько минут готов. Майк опять критикует наши порядки, я слышала.

– Разве я не прав? Пара сигарет с земной «травой» – и ты зомби.

– Кто это «ты»? Ведь ты сам не куришь ее?

– Ладно, ладно. Послушный мальчик не перечит мамочке.

– Когда она права, – сказала мама совершенно, однако, без улыбки. – Так! А вы, детки, любите рыбу?

И заговорили на совершенно безопасную тему – о том, какие мы голодные, и потом сели вокруг блюда, на котором лежал громадный лютеанус, к нему был подан рис. Первая настоящая еда, которую нам с Мэригей довелось отведать за последние двадцать шесть земных лет.

Глава 8

Как и все остальные, на следующий день я давал интервью на стереовидении. Полное отчаяние. Комментатор:

– Сержант Манделла, вы, судя по наградам, один из самых бравых солдат в ИСООН.

– Это точно, мы все получили по пригоршне планок, еще на Старгейте.

– Вы участвовали еще в знаменитой кампании «Альфа-0», первой настоящей битве с тельцианами, и вот сейчас как раз вернулись из рейда к Йод-4.

– Э-э, не совсем так, мы… Комментатор:

– Прежде чем мы расскажем о кампании «Йод-4», наши зрители очень хотели бы услышать ваши личные впечатления о столкновении с тельцианами, так сказать, лицом к лицу. Жуткие они существа, не правда ли?

Я:

– В общем, да. Наверное, вы видели снимки. Единственное, что на них плохо видно, – это фактура покровной ткани. Кожа у них морщинистая, как у ящериц, и бледно-оранжевого цвета.

Комментатор:

– А как они… пахнут?

– Пахнут? Понятия не имею. В боекостюме можно чувствовать только собственный запах. Комментатор:

– Ха-ха, понимаю. Но мне хотелось бы вот что узнать: что вы чувствовали, вы лично, когда первый раз увидели противника… Испуг, отвращение, ненависть – что именно?

– Ну, сначала я был испуган, и отвращение тоже чувствовал. Это еще до боя, когда над нами пролетел одиночный тельцианин. Во время же боя мы находились под воздействием постгипнотического внушения – его нам сделали на Земле, и ключевая фраза приводила внушение в действие, – и я испытывал только искусственную ненависть.

– Вы их презирали и сражались немилосердно.

– Правильно. Мы истребили всех до одного. Хотя они и не пытались сопротивляться. Но когда нас освободили от воздействия внушения… мы сами не могли поверить, что это мы сделали. Четырнадцать человек сошли с ума, все остальные еще неделю сидели на транквилизаторах.

– Понимаю, – рассеянно сказал комментатор и бросил взгляд куда-то в сторону. – Скольких убили вы лично?

– Пятнадцать, двадцать, не знаю, ведь я уже говорил, мы сами себя не помнили. Это было истребление.

В течение всего интервью комментатор как-то странно повторял сам себя и держался несколько скованно. Вечером, уже дома, я понял, в чем было дело.

Мэригей и я сидели перед стереокубом вместе с Майком. Ма отправилась к дантисту по поводу нескольких вставных зубов (считалось, что дантисты в Женеве лучше, чем американские). Мое интервью показывали по программе «Калейдоскоп», втиснули ее между документальным фильмом о лунных гидропонных оранжереях и концертом какого-то человека, утверждавшего, что он может сыграть «Двойную фантазию ля мажор» Телемана на губной гармошке. Мне было интересно узнать, смотрит ее еще кто-нибудь на целой Земле.

Что ж, интересно было посмотреть на гидропонные оранжереи, и парень играл на гармошке виртуозно, но между ними встряло интервью, и это была сплошная липа.

«Комментатор:

– А как они пахнут?

Я:

– Ужасная вонь, смесь гниющих овощей и жженой серы. Запах проникал в боекостюм сквозь фильтр».

Все стало ясно – он заставлял меня говорить и говорить, чтобы набрать побольше материала, на основе которого они потом и синтезировали мой голос.

– Черт побери, кто им позволил такое делать? – спросил я Майка, когда спектакль закончился.

– Не обижайся на этого парня, – сказал Майк, следивший за расчетверившимся образом музыканта, дувшего в гармоники. – Все средства информации подлежат цензуре ИСООН. Уже десять или двенадцать лет, как Земля не получает объективных репортажей о войне. Хорошо, что они не подставили актера вместо тебя.

– А на Луне как, лучше?

– Официальная информация ничем не отличается от земной. Но так как все связано с работой в ИСООН, легко определить, где прямая подделка фактов.

– Они полностью вырезали часть, где я говорю про внушение.

– Понятно. – Майк вздохнул. – Им нужны герои, а не марионетки.

Интервью с Мэригей показывали в программе следующего часа, и с ней сделали то же самое. Каждый раз, когда она на самом деле говорила что-то против армии или войны, камеры переключались на женщину, бравшую интервью, а искусственно созданный голос Мэригей возвещал очередную несуразицу…

ИСООН оплачивали полностью пятидневное пребывание в Женеве, и мы решили начать познавать новую жизнь на Земле прямо здесь. На следующее утро мы раздобыли план города – книжку сантиметровой толщины и спустились на самый нижний уровень. Мы решили постепенно подниматься до крыши, не пропуская ничего интересного.

Нижний уровень представлял собой странную смесь промышленного и исторического. Основание здания-города покрывало большую часть старой Женевы, и многие из старых зданий сохранились.

Подавляли шум и суета: громадные грузовые гиромобили вползали сквозь входные ворота, окруженные облаками снега; баржи причаливали к товарным докам (старушка Рона тихо текла сквозь недра бетонной горы); даже несколько миниатюрных вертолетов сновали туда-сюда, координируя кипящую деятельность, ловко лавируя между подпорками и контрфорсами, удерживавшими серое небо следующего уровня в сорока метрах у нас над головами.