Я – пророк без Отечества. Личный дневник телепата Сталина - Вольф Мессинг

– Умно, – оценил я.

– Ну, старались! Охота моя удалась – в ЦРУ попали те сведения, которые могли попасть в руки одного из офицеров в группе из пяти человек. Но кто из них? Конечно, проще всего было бы ограничить всю пятерку в доступе к секретной информации, даже изолировать, но это не лучший способ. Просто когда выявляется «крот», его можно нейтрализовать, ликвидировать или… или использовать.

– Чтобы гнать «дезу», – снова блеснул я.

– Да, хотя есть и другие способы… хм… применения. Вот этого-то, одного из пяти, и надо нам вычислить. Почему я обратился к вам? Честно говоря, наши внутренние методики тоже вполне работоспособны, но требуют времени. Меня же гложет нетерпение. Дело в том, что на днях этот предатель сдал нашего резидента в Вашингтоне, того самого, что предупредил нас об утечке. При попытке к бегству он был убит. А я хорошо знал этого человека – настоящий чекист, настоящий товарищ.

– Понимаю… – проговорил я. – Вы знаете, вся помощь, которую я оказывал чекистам, заключалась в «прослушке» мыслей. Именно это выдавало предателей или шпионов, ведь враг не мог утаить то, о чем он думает. Хотя был случай с японским агентом – он очень умело закрывался, используя какие-то восточные техники сосредоточения. Я смог прочесть его мысли лишь тогда, когда он заснул. Хм… М-да. Так что вы предлагаете, Михаил Иванович?

– Я хочу вас незаметно подвести к каждому из этой пятерки, чтобы вы их… э-э… послушали. Сделать это, так сказать, на рабочем месте было бы сложновато. Хотя… Давайте сделаем так. Я пропущу вас на объект под свою ответственность, и… Скажите, дверь вам будет сильно мешать?

– Металлическая?

– Нет, обычная. Филенчатая.

– Не помешает.

– Отлично. Тогда, быть может, съездим?

– Сейчас?

– Вам удобно по времени?

– Ну-у… Вполне.

– Тогда поехали! Стоп. А сколько времени?

Я сказал.

– Та-ак… – задумался полковник. – Один из пятерки, Глеб Синельников, скоро направится в блинную. Это на Кировской. Глеб – аналитик, и у него есть некоторые поблажки по службе вроде второго завтрака. Я не обращаю особого внимания на такие вещи, лишь бы работа шла. Поехали!

По дороге мы обговорили несложный план, а потом, когда светофор горел красным, полковник показал мне фотографии всех пяти офицеров, оказавшихся на подозрении. Синельникова был худым, светловолосым парнем в очках, с аккуратной бородкой. Похож на молодого ученого или аспиранта.

Блинная располагалась напротив магазина «Фарфор-хрусталь», рядом с площадью Дзержинского.

«Волгу» Михаил Иванович припарковал в отдалении, и до блинной я добрался пешком.

Синельникова я опознал сразу, он как раз шел с подносом, выбирая столик. Запахи стояли ароматные, поэтому я решил тоже вооружиться подносом, чтобы стать незаметным безо всякого внушения.

Заплатив за беляш и пару блинчиков со сметаной, я скромно присел в уголке. Глеб устроился неподалеку, задумчиво жуя блин.

Мысли его текли неторопливо, непонятным образом соскальзывая с предмета на предмет. То аналитик размышлял о некоей молодой особе по имени Лида, то печалился о том, что до сих пор живет с родителями. Конечно, это было удобно: всегда готовый обед и рубашки словно сами по себе становятся чистыми и выглаженными. Но мама не зря приглашает в гости тетю Свету с дочкой. У дочки такой томный взгляд…

О службе Глеб тоже думал и даже прокручивал в уме какую-то задачку на тему политики и экономики – что-то о связях Израиля с монархиями Персидского залива.

Я заглянул поглубже, но ничего похожего на предательство не обнаружил. Обычный парень.

Доев блинчик, я покинул заведение и вернулся к машине.

– Чисто, – сказал я, усаживаясь на заднее сиденье.

– Вот и отлично! – обрадовался полковник. – На Глеба у меня виды. Поехали!

Правду сказать, я так и не понял, куда мы зарулили, – Михаил Иваныч вел машину то улицами, то дворами.

Дом, к которому мы подкатили, располагался где-то в центре, по-моему, в районе Петровки. Обычный старый дом в два этажа, безо всяких табличек на дверях, но с большой антенной на крыше.

Не выходя из машины, Михаил Иванович передал мне рацию, довольно увесистый агрегат, вполне помещавшийся в одной руке.

– Говорить по ней вы сможете только со мной, – объяснил он. – Второй аппарат у меня в кабинете. Нажимаете вот сюда и, когда загорится лампочка, говорите. Отпускаете кнопку – прекращается связь. Понятно?

– Разберусь, – храбро сказал я.

– Та-ак… – задумался полковник. – Как бы вас провести, чтобы никто не заметил?

– Да вы идите, – успокоил я его. – Никто меня не заметит. Я однажды вышел из сталинского кабинета, покинул Кремль, ни у кого не спрашиваясь…

– Хм. Ну да, я постоянно забываю о ваших талантах. Тогда… идемте!

Мы поднялись на невысокое крыльцо и прошли в небольшое фойе. Там за столом сидел охранник в штатском.

Он вскочил при виде Михаила Ивановича, а меня «не рассмотрел». Оказавшись в длинном коридоре второго этажа, полковник обернулся ко мне и сказал:

– Я поражен! Мимо Петровича и мышь не проскочит.

– Я – большая мышь, – улыбнулся я, – ученая.

Оглянувшись, Михаил Иванович отворил дверь без таблички, которая вела в маленькую комнатку с зарешеченным окном. Здесь была сложена старая мебель, пара сломанных пишмашинок, картонные ящики с пыльными бумагами.

– Тут не очень уютно, – сказал полковник, будто извиняясь, – но удобно. Я буду вызывать наших подозреваемых к себе или отправлять с каким-то заданием… Ну, не важно. Главное, что все они по очереди будут проходить мимо этой двери, по коридору. Подходяще?

– Вполне, – бодро ответил я и занял стул у рассохшегося шкафа. Стул угрожающе кренился, но выдержал мой вес.

– Тогда начали.

Михаил Иванович покинул меня, прикрывая за собой дверь. Его шаги гулко отдавались – акустика была приличной, а пол гудел, как барабан.

Я задумался о том, какая большая и невидимая работа идет постоянно, скрытая от глаз, но необходимая: люди ищут врагов, ловят шпионов… Знаю, что среди интеллигенции стало модным ругать КГБ, этих «душителей свобод», глушащих заграничные «голоса». Им просто невдомек, что чекисты – это как ночные сторожа, не пускающие к вам в дом воришек и прочий уголовный элемент. Это охранительная система, без которой никуда…

Тут рация зашипела, и я вздрогнул. Мигая лампочкой, аппарат сказал металлическим голосом:

– Я на месте.

– Жду! – торопливо ответил я.

– Вольф Григорьевич? Прием!

Тут я догадался нажать кнопку и повторил:

– Жду!

– Отлично. Первым пройдет Сергей Овчинников.

– Понял.

Лампочка погасла, и я перевел дух. Прислушался.

Здание жило своей жизнью – клокотали трубы канализации, со двора доносились бибиканье авто. И вот зазвучали шаги.

Сергей Овчинников ступал уверенно, не торопясь. И мысли его текли так же размеренно и плавно. Сергей размышлял о том, до каких пор ему ходить в лейтенантах и не пора ли поставить вопрос ребром? Ну, или плашмя…

Я напряженно исследовал мозг Овчинникова, но не находил ничего обличающего. Типичный служака. Молодой лейтенант, озабоченный тем, чтобы получить на погоны третью звездочку. Этот даже о девушках не думает…

Я нажал кнопку и сказал:

– Сергей чист.

– Отлично! – откликнулся полковник. – Ждите Всеволода Глуховского.

– Так точно, – откликнулся я, сам себе удивляясь.

Я еще, оказывается, и шутить могу. Долгими месяцами я не покидал своеобразного кокона, свитого из черноты, меня ничего не радовало, и даже любимого Райкина я слушал с раздражением. И вдруг – шутка. Отпускает меня, что ли? Наверное, Аида рада была бы…

Гулкие шаги заставили меня вздрогнуть. Шел человек совсем иного склада. Походка его была неровной, он то частил, то замедлял шаг. А вот мысли…

Глуховский боялся. Он был настороже, нервничал и, пытаясь успокоиться, думал о приятных вещах. О деньгах.

Оказывается, ему платили не в рублях, а в долларах, которые оседали на счет в швейцарском банке. Всеволод с удовольствием прикидывал, на что он их потратит и сколько ему еще подкинут щедрые дяди из Лэнгли.

На дом ему не хватит, конечно, но купить хорошую машину он сможет. И снять хорошую квартиру где-нибудь в Париже. Не на Риволи, конечно, но тоже в приличном месте…

Думая так, Глуховский приходил к выводу о том, что покидать Союз рановато, сперва надо накопить на домишко… Ну, мистер Блайн будет только рад тому обстоятельству, что агент Семь-Ноль-Пять задержится «в тылу противника». А не тот ли это Блайн, что курирует Восточную Европу?..

Едва я поднял рацию, чтобы сообщить полковнику, как дверь в мое убежище распахнулась, и на пороге нарисовался Всеволод.

Черноволосый, в очках, в безукоризненной паре, он больше всего смахивал на студента-отличника. Это был он. Предатель. Мещанин, для которого родина там, где лучше кормят.

– Что вы здесь делаете? – прозвучал резкий голос Всеволода.