Провинциальная Мадонна - Вера Колочкова

— А Мишенька? Что же с ним будет?

— В каком смысле?

— Ну, он же меня потеряет, плакать будет…

— Ой, да поплачет и перестанет! Наоборот, быстрее ко мне привыкнет! Поезд через полтора часа…

— Да, конечно. Собираться пойду.

— Да не надо, я уж все сделала. Вон чемодан в прихожей стоит. Я туда все вещи положила, что подарила вчера. Давай лучше позавтракай поплотнее, а я пока чего-нибудь в дорогу соберу: бутерброды, фрукты. И на вокзал провожу. Да, надо же такси заказать, забыла совсем!

Лиля суетливо подскочила, бросилась в прихожую к телефону. Было слышно, как, четко разделяя слова, она диктует в трубку адрес. Вернувшись на кухню, подошла сзади, положила руки ей на плечи, наклонилась, щекоча кончиками волос висок, проговорила виновато:

— Только, Надь, давай договоримся — без всяких там звонков и писем. Так будет честнее, согласись? Ты мне обещаешь?

— Да. Обещаю. Не будет ни звонков, ни писем. Только… как же я про Мишеньку узнаю?

— Ой, да зачем тебе. Не беспокойся, все хорошо будет! Не в чужих людях его оставляешь, а с родным отцом и… И со мной. Ты лучше о себе думай, как Веронику поднять! И насчет денег тоже не беспокойся — я буду первое время каждый месяц посылать! Немного, конечно, но на пропитание хватит. А потом сама работать устроишься… Кстати, тетя Люба даже прописать тебя обещала!

— Спасибо, Лиль. Я пойду Веронику покормлю. Она вот-вот проснуться должна.

— Только поторопись, скоро такси придет.

— Да я быстро.

В такси ехали молча, каждая смотрела в свое окно. Вероника не спала, таращилась из одеяльца, мутузила во рту соску. Потом личико сморщилось, зашлась криком, неловко извиваясь в одеяльце.

— Какой черт вас, девки, с ребенком в дорогу понес… — полуобернулся со своего места водитель, дородный дядька в засаленной кепке. — Сидели бы дома, мужьям щи варили.

— Да вам-то что? — набросилась на него раздраженно Лиля. — Ваше дело нас до вокзала довезти, и дальше никто не спрашивает!

Водитель обиженно засопел, рванул на зеленый сигнал светофора так, что они вжались в спинки сидений.

— Поосторожнее, пожалуйста! Все-таки ребенка везете! — не унималась Лиля.

— Не нравится — сидите дома, нечего с дитем по такси шастать… — тихо огрызнулся водитель. — Заплатят копейку, а комфорту требуют — на рубль…

Вероника поплакала еще немного и перестала, будто прислушиваясь к перепалке взрослых. Потом веки ее сладко сомкнулись, и она уснула.

На вокзале Лиля, усадив девушку на скамью в зале ожидания, помчалась в кассу, красиво перебирая стройными ножками на высоченных каблуках. Она вообще сильно выделялась из толпы — и модным белым пальто из ламы с длинным воротником из чернобурки, и снежными волосами, и ровным загорелым цветом лица. Почему же оно такое? Пудра, что ли? Так и не спросила…

Странно, что в этот момент всякие глупости лезли в голову. А может, и хорошо, что лезли. Может, о другом, более важном, страшно было подумать.

— Вот! Купила тебе билет, успела! Поезд на пятую платформу через десять минут прибудет, проходящий! Пошли, а то не успеем… Не бойся, как домой приеду, сразу тете Любе позвоню, скажу номер поезда, она тебя обязательно встретит!

А уже у вагона вдруг сквасилась лицом, обняла ее крепко, слезно шепнула на ухо:

— Ты прости, прости меня, Надь… Сволочь я, конечно… Но так лучше будет, пойми… Не обижайся, если можешь…

— Я не обижаюсь, Лиль. Правда.

— Ну, тогда счастья тебе… Насчет денег не беспокойся, посылать буду… Ой, кстати! На вот, возьми, тут я на первое время приготовила… — сунула она ей в карман основательную пачку купюр.

— А ты Мишеньку береги! Он очень чуткий мальчик, не такой, как все, очень восприимчивый! Сильно не ругайся по возможности, ладно?

— Ладно, Надь, ладно… Ну все, прощай…

— Прощай, Лиль…

С помощью проводницы Надя поднялась в вагон, подхватила из Лилиных рук чемодан. Уже устроившись на своем месте у окна, повернула голову — та стояла на перроне в кучке провожающих, куталась в мех. Виноватое было у нее лицо, жалкое. Поезд тронулся, и она пошла вслед, вытерла слезу со щеки, махнула рукой и пропала из виду…

А Надя поехала — в неизвестность. Сидела, прижимала Веронику, смотрела сухими глазами в окно, пока не сунулась в купе проводница со своим сакральным вопросом:

— Белье брать будете?

Услышав, как проворачивается в двери ключ, Лиля вздрогнула. Подошла к зеркалу, оправила волосы, вздернула подбородок вверх. Глубоко вдохнув и резко выдохнув, направилась в прихожую.

— Привет. А чего такая тишина подозрительная?

— Ты знаешь, Сереж, а Мишенька с соседским мальчишкой подружился! Весь день так хорошо с ним играет… Я пошла его забирать, а Лена говорит — да ну, пусть общаются! Говорит, мальчик у вас такой спокойный. Сейчас я его приведу!

— Понятно. А Надя где?

— А она уехала.

— Не понял. Куда уехала?

— Да я и сама толком не поняла. Я утром в магазин вышла, прихожу, а она уж и вещи собрала, и такси вызвала! Спрашиваю: куда, зачем? А Надя говорит: к тетке в Сибирь поеду. Знаешь, я сначала так удивилась, отговаривать принялась. А она — ни в какую…

— Погоди, Лиль. Я не понял. Она совсем уехала, что ли?

— Ну да. Вызвала такси и уехала.

— Куда?

— В Сибирь, говорю же!

— Да какая, к черту, Сибирь, Лиля! Нет у нее никакой тетки в Сибири, я же знаю! Зачем ты ее отпустила?!

— А что мне, силой держать? Между прочим, она совершеннолетняя, куда хочет, туда и едет! Ей восемнадцать недавно исполнилось!

— Да что с того, что восемнадцать! Она еще ребенок совсем! Господи, что ты наделала, Лиля!

Пройдя мимо нее, Сергей принялся ходить по квартире, с шумом распахивая двери и заглядывая во все комнаты. В ванную заглянул, в туалет. Лиля шла за ним по пятам, беспомощно расставив ладони в стороны, приговаривала сердито:

— Да успокойся, наконец…

— Как ты могла, Лиля? — резко развернулся он к ней. — Как ты могла ее отпустить? Она же ребенок совсем…

— Да что ты заладил — ребенок, ребенок! Хорош ребенок — с месячным ребенком на руках!

— С трехмесячным. Ее ребенку уже три месяца, понимаешь это или нет?! — крикнул он почти истерически, не помня себя. Лиля отступила на шаг, испуганно пожала плечами:

— Хм… А это что-то меняет? Какая разница, сколько ему месяцев…

— Большая. А для меня — так просто огромная. Это не разница, это для меня пропасть… Это же катастрофа, ты что…

— Сереж, я не понимаю, о чем ты! Какая пропасть, объясни! Тем более — катастрофа!

— Да ладно… Не буду ничего объяснять. Что бы ни сказал, мне легче не станет. Да и тебе тоже…