Игра разума. Как Клод Шеннон изобрел информационный век - Джимми Сони

сделать с машинами, и можно ли сделать с машинами то же, что и с человеческим мозгом, и так далее. И все в таком духе. Несколько раз я обсуждал с ним мои идеи, связанные с теорией информации, и он заинтересовался ими».

Они оба были увлечены перспективой появления первых компьютеров, а также возможностью создания компьютера, играющего в шахматы. А вот что пишет Шеннон в 1977 году: «Ну, если вспоминать 1942 год… компьютеры тогда, можно сказать, только начали появляться. В Пенсильванском университете у них были такие машины, как ENIAC… Теперь они казались бы медленными, очень громоздкими, объемными и прочее. Эти компьютеры занимали пару комнат такого примерно размера, а их вычислительные возможности равнялись приблизительно возможностям одного из тех маленьких калькуляторов, которые можно купить сейчас за 10 долларов. Но мы, тем не менее, видели в них потенциал – то, что в итоге произошло здесь, – если бы только можно было сделать их дешевле и увеличить продолжительность их работы, чтобы они работали дольше десяти минут, к примеру. Это было и вправду весьма увлекательно.

Мы мечтали и обсуждали с Тьюрингом возможности осуществления полной имитации человеческого мозга: а можно ли в действительности получить компьютер, который будет эквивалентом человеческого мозга или даже превзойдет его? И тогда, возможно, это казалось легче, чем сейчас. Мы оба считали, что это должно стать реальностью довольно скоро, через десять или пятнадцать лет. Но мы не угадали, его не создали и через тридцать лет».

По сути своей, Шеннон был закрытым человеком, с гораздо меньшим количеством приближенных к нему лиц, чем можно было бы предположить, учитывая его статус в научном сообществе. Вращаясь в кругу самых признанных в мире ученых, математиков и мыслителей, Шеннон всегда производил впечатление застенчивого человека. Присутствуя на конференциях вместе с другими светилами науки той эпохи, он, как правило, никогда не начинал беседу первым, а ждал, когда к нему обратятся. Он не был постоянным собеседником тех ключевых фигур, с которыми общался, и посещал лишь часть тех конференций, на которые его приглашали. Он был из тех, у кого понятие «нетворкинг» вызывало отторжение, если только это не касалось телефонных линий. В свете всего вышеизложенного факт того, что Шеннон с таким энтузиазмом наладил контакт с Тьюрингом, кажется таким же неординарным, как все, что обсуждали эти двое. То, что Шеннон смог за те несколько коротких месяцев, что они провели вместе в «Лабораториях Белла», заслужить доверие и дружбу Тьюринга, красноречиво говорит о высоком мнении, которое сложилось у каждого в отношении друг друга. Тьюринг был, по словам Шеннона, «весьма впечатляющей личностью». Он бывал даже в гостях у Шеннона – редкость для хозяина дома, предпочитавшего компанию в лице себя самого, как, впрочем, и гость.

После возвращения Тьюринга в Англию уже после окончания войны они с Шенноном встретились еще один, последний раз. В 1950 году Шеннон отправился в Лондон на конференцию и выбрал время, чтобы навестить Тьюринга и его лабораторию. Шеннон вспоминал:

«Находясь там, мы ездили в лабораторию Тьюринга в Манчестерском университете… Его занимала идея создания программы для компьютера, играющего в шахматы… и эта проблема была крайне интересна и для меня.

В это время он усердно трудился над составлением такой программы. У него был там свой кабинет, и компьютер. Все это происходило на заре компьютерной эры».

Эти двое обсуждали успехи Тьюринга в создании компьютерной программы. Даже десятилетия спустя Шеннон вспоминал одно из изобретений Тюринга:

«Я спросил его, чем он занимается. И он ответил, что пытается найти способ получить хорошую ответную реакцию компьютера, чтобы знать, что происходит у него внутри. И он придумал эту удивительную команду. Дело в том, что в те времена они оперировали индивидуальными командами. И целью было нащупать хорошие команды.

И я сказал, а что такое команда? И он ответил, что команда означает дать сигнал на рубильник. Теперь позвольте мне объяснить, что это значит. Рубильник… в Англии означает репродуктор. И дать сигнал на него означает дать сигнал на рубильник.

Ну и в чем же польза от этой безумной команды? Польза этой команды заключается в том, что, если вы находитесь в цепи, вы можете воспользоваться этой командой в этой цепи, и каждый раз, когда она станет проходить по цепи, она будет подавать сигнал, и вы будете слышать частоту, равную тому времени, за которое она проходит по цепи. А потом вы можете добавить еще одну команду в более длинную цепь и так далее. И тогда вы услышите все происходящее, услышите эти звуки “бу-бу-бу-бу-бу”. И его идея заключалась в том, что в скором времени вы научитесь слушать эти звуки и будете знать, когда произошел сбой в цепи, или что-то еще, или что происходило все это время. Раньше же он ничего не мог сказать об этом».

Это была во всех смыслах приятная поездка – послевоенное воссоединение двух основателей информационного века. То был последний раз, когда они общались лично. Спустя четыре года после визита Шеннона Тьюринг – вскоре после обвинения его в «грубой непристойности» (в то время гомосексуализм преследовался по закону) – умер от отравления цианистым калием. Его смерть признали самоубийством, хотя об обстоятельствах гибели ученого спорят до сих пор.

13. Манхэттен

Древняя дисциплина математика… не так поощряет скорость, как терпение, изобретательность и – возможно, самое удивительное – некий дар сотрудничать и импровизировать, который отличает лучших джазовых музыкантов.

Гарет Кук

После развода с Нормой Шеннон вновь стал холостяком, живя без всяких привязанностей в маленькой комнате в Гринвич-Виллидж, с работой, занимавшей все его время. Вечера он проводил в основном один. Именно в этот период жизни Шеннон был максимально свободен в действиях. Он работал вне фиксированного графика, включал музыку на полную громкость и наслаждался исполнителями нью-йоркской джазовой сцены. Он ходил ужинать в шумные ночные заведения и заскакивал в шахматные клубы в Вашингтон-сквер-парке. Он ездил на поезде А до Гарлема, чтобы потанцевать джиттербаг и посмотреть шоу в «Аполло». Он ходил в бассейн в Виллидж и играл в теннис на кортах, что располагались вдоль края реки Гудзон. Однажды он споткнулся о теннисную сетку и так сильно ушибся при падении, что ему пришлось накладывать швы.

Его домом была маленькая нью-йоркская студия на третьем этаже дома по адресу: Западная 11-я улица 51. «Там была спальня, располагавшаяся неподалеку от ванной комнаты. Она была старой. Это было что-то вроде пансиона… довольно романтично», – вспоминала Мария Моултон, соседка снизу.