Рябиновый мед. Августина - Алина Знаменская

Тогда как Вознесенский, играючи, ловко и даже весело уворачиваясь от ударов, непринужденно теснил противника к противоположному берегу.

Вот они выпали из общей кучи, Вознесенский сбил противника с ног, но, почувствовав, что их теснят сзади, протянул ему руку. Он помог Лельке подняться и одним движением, как мать — неловкого ребенка, вытолкнул парня на берег, к бабам.

А сам тут же, с разбега — назад, в общую кучу, где крики, мат, кровавые плевки и выбитые зубы.

Асе казалось, что не только она одна, но и все девочки, да и вообще все на берегу наблюдают сейчас бесславное поражение ее рыцаря. Да и какой это рыцарь?

Лелька карабкался по склону, скользя ногами, пару раз съехал вниз, на лед, пока не догадался обойти скользкое место и выбраться на пологий склон.

Кто-то из девушек подал ему фуражку. Лелька отряхивал снег и виновато улыбался, будто хотел сказать: «Это так, ничего, пустяки, забава…»

Горечь разливалась у Аси в душе. Зачем он вообще сюда полез, если не умеет драться? Отчего прежде она не замечала в нем этой неловкости, этой суетливости? Откуда в нем это взялось?

Она стояла, неприятно потрясенная, усталая, совершенно опустошенная. Она даже не поняла, кто же победил. В один миг все кончилось. Заучские отошли к своему берегу, любимские — к своему. Посередине — снег, весь в кровяных плевках.

Ася хотела уйти, но на ее руке висла Эмили и громко шептала в ухо:

— Подожди, подожди!

Снизу от реки поднимались братья. Их окружили родственники, но Алексей обошел кузин и продолжил путь в сторону подруг. Его разбитое в кровь лицо имело самое счастливое выражение.

— Алешка! — ахнула Маша. — Вот мама увидит! Вознесенский только снисходительно улыбнулся в ответ.

Митя бежал к нему с мундиром. Эмили наконец оторвалась от Аси и шагнула к Вознесенскому.

— Разрешите, я вас вытру? — Она протянула к его лицу чистейший батистовый платочек с каймой из вологодских кружев и приложила к разбитой щеке.

— Платок испачкаете, — небрежно отстранился он, зачерпнул пригоршню снега и умылся ею. И посмотрел на Асю. Глаза его ничего не говорили. Напротив, они словно о чем-то спрашивали.

И весь стыд, возмущение, разочарование — все вместе подкатило у нее к горлу, и Ася прикусила губу, чтобы не заплакать. Как он смеет после того, что сделал, еще так смотреть на нее?! Он влез в ее жизнь, отнял у нее очарование… Это из-за него она теперь не сможет прежними глазами смотреть на Лельку… Это он, он один во всем виноват!

Вознесенский застегнул мундир и шагнул в ее сторону, собираясь что-то сказать.

— Никогда больше не подходите ко мне! — выпалила она ему в лицо. — Я не прощаю вас, не прощаю! Слышите? Никогда!

И она повернулась и пошла прочь так быстро, как только могла. Праздник кончился.

Часть 2

ЗАМОК ИЗ ПЕСКА

Мне удивительный вчера приснился сон:

Я ехал с девушкой, стихи читавшей Блока.

Лошадка тихо шла. Шуршало колесо.

И слезы капали. И вился русый локон…

В Богоявленском соборе шел молебен по случаю выпуска в женской гимназии. Выпускницы — семнадцатилетние барышни — даже в строгих гимназических платьях выглядели подчеркнуто великолепно, поскольку сама пора, в коей они пребывали, не позволяла выглядеть иначе. Лица задумчивые или же мечтательные, томные и, напротив, оживленные — в соборе присутствовала вся палитра — все без исключения юные девичьи лица казались трогательно-прекрасными, исполненными высоких дум и чистых устремлений.

Выпускницы стояли близ иконостаса, позади них разместились преподаватели, родители, прихожане собора и просто любопытные.

Маша Вознесенская торжествовала победу — удалось-таки уговорить отца отпустить ее в Ярославль держать экзамен в пансион для девиц духовного звания. Там когда-то училась мать, но ее, Машу, отец ни за что не соглашался отпускать от себя.

— Достаточно, что парни разлетелись! — отвечал отец на ее уговоры. — Владимир в действующей армии, Алешка вот-вот за ним следом отправится. Артем из дома улетел, больницу принял в селе. Ванятка — и тот в Ярославле. Одна ты у нас с матерью, и не просись!

— Хитрый ты, папенька, — не отставала Маша. — Сам женился на образованной, а…

— А отца Федора сыну Митьке хочу необразованную подбросить! — смеялся отец.

— Папа! Ну, всегда ты так! При чем здесь Митька? Что ты меня сватаешь? Он мне как брат все равно, а ты… Вот обижусь, скажу, чтобы он вообще к нам больше не ходил…

— Ну, ну… Распушила перья! Пошутить нельзя.

— К тебе с серьезным делом, а ты шутишь…

— Ну давай серьезно, — соглашался отец Сергий и садился напротив дочери. — Во-первых, дочка, гимназия уже дала вам неплохое образование. Ты окончила педагогический класс, имеешь право преподавать. Как и твоя мама. Чего же тебе не хватает?

— Но я хочу учиться дальше, папа!

— Ты хочешь уехать от нас с мамой, — обижался отец Сергий. Но в конце концов он сдался, победа осталась за Машей.

В свою благодарственную молитву она сегодня вкладывала весь жар своей души. Впервые ей предстояло уехать из родного дома, попробовать что-то самой!

Рядом с Машей стояла Сонечка Круглова, и мысли ее текли в совершенно ином направлении.

Поставив свечу у иконы Георгия Победоносца, она молилась о Владимире Вознесенском.

Наконец-то она взрослая! Теперь, когда старший Вознесенский приедет в Любим и увидит ее, не станет смотреть как на маленькую. Да, он неподражаем — красив, образован, играет на разных музыкальных инструментах. Но ведь и она, Сонечка, стала прелесть как хороша собой. Все это отмечают. Он обязательно будет очарован и… Много раз Сонечка рисовала себе в мечтах тот день, когда Володя Вознесенский сделает ей предложение. Вот они катаются в лодке вдвоем. Конечно, они никогда прежде не катались вдвоем, но… Но тут так получится, что непременно вдвоем. Они вспоминают детские годы, и вдруг он берет ее за руку…

Эти мечты занимали Сонечку весь последний гимназический класс. С тех самых пор, как в рождественский отпуск Вознесенских они все вместе, большой компанией, предавались зимним забавам и Владимир часто оказывался рядом с ней, Сонечка уверовала, что это не случайно. Конечно же, это не могло быть случайно! На катке он чаще других выбирал в пару именно ее, Сонечку! Сильными властными руками увлекал по звенящему льду прочь от всех, учил различным фигурам и даже один раз грел ее озябшие руки — дышал на пальцы сквозь вязаные рукавицы. От этого рукавички ее стали влажными.

— Согрелись? — спросил он.