Год 1941 Священная война - Александр Борисович Михайловский

станции (пассажирская и товарная), лагерь военнопленных, в который немцы уже затолкали порядка пятнадцати тысяч бойцов и командиров из состава частей разгромленных третьей и десятой армий, а также ландверный и два охранных батальона, занятых отловом бродящих по лесам окруженцев и охраной железнодорожного узла. Население Волковыска смешанное, белорусско-польско-еврейское, причем последние составляют не менее трети. При этом я осознаю, что до освобождения этих мест Красной Армией из этих людей доживут только единицы, и в то же время понимаю, что этот факт дойдет до местной иудейской общины только после того, как немцы начнут сгонять всю эту публику в гетто.

И хоть жаль мне ни к чему непричастных местечковых евреев, но отодрать их от родных домов можно только с кровью, а на операцию по насильственной эвакуации у меня нет ни людей, ни времени, ни даже места для временного размещения. Остается надеяться только на то, что если мясорубка мобильной войны закрутится на максимальных оборотах, то германскому командованию станет просто не до решения еврейского вопроса. Таким образом, я отодвинул эту тему в сторону. Те представители местного населения, что захотят уйти вместе с моими людьми после завершения операции, получат возможность это сделать, а остальные останутся, но винить в этом впоследствии им придется только себя.

Таким образом, для захвата и уничтожения железнодорожных станций я задействовал первую бригаду из дивизии Павла Тучкова под командованием подполковника Палицына и саперов капитана Трегубова. Для освобождения лагеря военнопленных - разведывательный батальон капитана Коломийцева, а для ликвидации ландверных и охранных батальонов - сводную офицерскую бригаду полковника Дроздовского, в которую собрались почти все господа офицеры, решившие присоединиться к моей армии в мире восемнадцатого года. Часть эта пока была рыхлая, не обкатанная в боях и не до конца укомплектованная (больше напоминающая усиленный батальон), но все ее бойцы имели длительный окопный опыт и знали, чем настоящая война отличается от самых лучших маневров. Да и неприятель у господ офицеров будет пониженной сортности. Ландвер и охранные части - это не отборные панцергренадеры Гота или Гудериана. На случай если немцы окажут «дроздам» упорное сопротивление, те смогут запросить поддержку «Шершней» третьего эскадрона, прикрывающего с воздуха всю Волковыскую операцию.

Киевский пылесос в мире восемнадцатого года пока еще действует, хоть и ежесуточный приток относительно первоначального сократился раза в три. Я уже задумываюсь о перемещении дивизии Неверовского в Севастополь, чтобы вернуть Черноморский флот под контроль центрального правительства в Петрограде и начать набирать под мои знамена военно-морские контингенты.

Ночью в канун операции я вызвал Дроздовского-старшего на разговор.

- Значит, так, Михаил Гордеевич, - сказал я ему, - кончилось время вашего отдыха. Завтра -первое дело. Противник для начала у вас будет так себе: ваши старые знакомые по прошлой войне из ландвера и охранные части - в самый раз для того, чтобы обкатать вашу бригаду в деле и не понести серьезных потерь. Если супостаты будут сильно упрямиться и не захотят умирать сразу, вызывайте на подмогу «Шершни», они вам помогут. Как это делать, будучи членом единства, вы уже знаете.

- Да, Сергей Сергеевич, знаю, - подтвердил Дроздовский. - Достаточно только мысленно запросить помощи и указать цель, а остальное ваши адские фурии сделают сами. Страшная сила - это ваше Единство. Тут все - будто один человек, и командующий узнает о событиях на поле боя тотчас, как они происходят, и тут же дает свой ответ. Тут, чтобы запросить помощь, не нужно слать посыльных или крутить ручку телефона. Тут каждое изреченное слово и каждая мысль воспринимаются как истина в последней инстанции, потому что между своими тут не врут и даже не лукавят.

- Да, у нас это так, - сказал я и добавил: - И вот еще что. Ни один германец из тех частей, которые вы будете атаковать, не должен пережить того боя - и это все, что я от вас жду. Рядом с вами будут действовать другие части моей армии, но у них свои задачи, а у вас свои. Как только закончите со всеми делами и соберете трофеи, сразу дайте об этом знать и готовьтесь к обратной амбаркации.

- Так значит, Сергей Сергеевич, трофеи брать разрешено? - с легкой иронией спросил Дроздовский.

- Не думаю, что ваши люди будут снимать с убитых германцев мундиры и грязное исподнее, - ответил я, - но вот ничего стреляющего, а также ни одного патрона на поле боя остаться не должно.

Полковник непроизвольно одернул новенькую, лишь слегка обмятую, полевую артанскую униформу и сказал:

- По части трофеев, Сергей Сергеевич, можете не беспокоиться: возьмем ровно то, что надо, и не более. Лучше скажите, почему вы распорядились забрать у моих людей русские винтовки и выдали карабины Маузера?

- А потому, Михаил Гордеевич, - ответил я, - что пулеметы мы вам выдали тоже под германский патрон. Ничего лучшего, чем МГ-34, иначе называемый «Пилой Гитлера», сейчас, пожалуй, в мире и не найти. А если в одной части пулеметы и винтовки под разные патроны, потом не оберешься проблем со снабжением. Да и в ходе серьезного боя отсутствие взаимозаменяемости боеприпасов может выйти вам сильно боком. Так что повоюйте пока с «маузерами», а там посмотрим. Тоже не самая плохая утварь для убийства. А боеприпасами я вас обеспечу. Германские генералы считают, что война должна кормить себя сама, и я тоже решил взять на вооружение этот принцип, только в отношении их собственных и трофейных советских складов. Пусть попробуют уберечь от нас свое добро, и поймут, насколько большими доками мы стали по части трофейного снабжения пока решали свои вопросы в двадцатом веке.

На этом разговор с Дроздовским завершился, и я начал готовиться к своей собственной one-рации по перехвату отряда майора Здорного. А дальше будет всем сестрам по серьгам: кому бриллиантовым, а кому чугуниевым.

5 июля 1941 года, 05:45 мск, Вильнюс и окрестности

«Каракурт» и два эскадрона «Шершней» появились в небе над бывшей1 литовской столицей внезапно, как июльский снег на голову. Вот не было же ничего - и вот уже сияющие ярче восходящего солнца плазменные шары, оставляя за собой светящиеся следы, чертят небосклон, потом все вокруг засвечивают вспышки разрывов, и земля начинает содрогаться с тяжким гулом. Каждый выстрел из плазменной пушки - как полукилотонный тактический заряд. Впрочем, жители города и работники железной дороги, что оказались в непосредственных окрестностях эпицентра удара, ничего этого не видят и не чувствуют. Они просто испарились, и уже