Господин следователь 3 - Евгений Васильевич Шалашов

— Согласна, — улыбнулась Виктория Львовна и пояснила. — Василий Яковлевич Абрютин — муж моей сестры. Он о вас высокого мнения.

И снова город Череповец показался мне меньше, чем он есть. Исправник не говорил, что его свойственница служит в Мариинке.

Классная дама, стерев улыбку с лица, сообщила:

— Я уже приватно побеседовала с Татьяной, предупредила, что если она не прекратит сплетничать, то ее ждет неприятный разговор с директором. А разговор в кабинете директора означает, что на нее не то, что прошение не станут писать, но встанет вопрос о выдаче ей свидетельства об образовании.

То, что услышал, было неприятно. Понимаю, что Татьяна, наслушавшись жалоб своего отца, смертельно обижена и на меня, а заодно и на Леночку. Но разносить сплетни среди гимназисток? Чего ради?

— Не передумали хлопотать за Татьяну? — спросила Виктория Львовна. — Я, разумеется, передам господину директору ваше предложение. Но скажу откровенно — я буду против и свое мнение выскажу на заседании Попечительского совета. Предполагается, что выпускница курсов станет педагогом. А что это за педагог, если он занимается сплетнями? Если уж и писать прошение, то на более нуждающуюся гимназистку. У Виноградовой, по крайней мере, имеется отец. Но среди учениц выпускного класса есть и другая кандидатура. Не стану называть фамилии, но она тоже мечтает о бестужевских курсах, только о физико-математическом отделении. Девочка сирота, учится за казенный счет, а воспитывает ее тетка.

— Виктория Львовна, вы лучше знаете своих учениц. Если есть талантливая девочка, да еще и сирота — подавайте прошение на нее.

— Иван Александрович, слышите — звонок. Вон, Елена к вам мчится. Я отойду на несколько минут.

Представители аристократии должны проявлять сдержанность в своих чувствах! Но мы с Леночкой Бравлиной, хотя и дворяне, к аристократам себя не относим. Поэтому, когда девчонка повисла у меня на шее, не стал ее отстранять, шептать — дескать, люди смотрят, а попросту поцеловал кареглазку прямо в губы[1]. Но силы воли хватило не увлечься. Спросил:

— Лена, выйдешь за меня замуж?

— Выйду.

Колечко, подаренное мамушкой, так и лежит в кармане. И чего ему там лежать?

Леночка посмотрела на пальчик, где появилось колечко с брильянтом, с гордостью показала его гимназисткам.

— У-у! — завопили и зааплодировали девчонки.

— Бравлина — немедленно в класс! Господин Чернавский — вон отсюда! И чтобы я вас больше не видела!

Придется уносить ноги. Рассерженная классная дама — страшный зверь. Леночку не съест, а меня может.

[1] Автор тоже считает, что ГГ и его невеста ведут себя неприлично! Правда, автор и сам однажды целовался со своей любимой девушкой в людном месте. Было это лет 37 или 38 назад, точно не помню. Спрошу жену.

Глава тринадцатая

Песня для белых медведей

Сбежал, бросив любимую девушку на растерзание злобным педагогам. А что делать? Не станешь же драться с классной дамой? А станешь, то неизвестно, кто выйдет победителем. Поэтому, мое поспешное бегство — это проявление мудрости, а не акт трусости.

Вообще-то, в женских гимназиях посторонним мужчинам нельзя находиться. Мне и так многое прощалось.

Что ж, на любовном фронте перерыв, придется заняться служебными делами.

Отправился искать Любовь Кирилловну, чтобы получить еще какие-нибудь сведения, не указанные в жалобе, но гувернантки не оказалось дома. Хозяйка дома — милейшая старушенция, сообщила, что Любочка, вместе с ее собственной дочкой, уехали в Йоргу. О том, что случилось в доме предводителя дворянства, бабушка ничего не знает. Мол — плакала Любочка, да и сейчас плачет, но не говорит ничего. А в Йорге у Наденьки — дочки, есть знакомая купчиха и той, вроде бы, требуется бонна для двух ее дочек. Бонна — это, конечно, не гувернантка, но денежки Любочке нужны. У нее мать — вдова землемера, в Кириллове, девочка старушку содержит.

Жаль. А без разговора с Зуевой встреча с Сомовым теряет смысл.

Пообедал в ресторане, но пить кофе отправился домой. А там, под дверью, меня ожидало письмо.

Как я и думал — от Натальи Никифоровны. Давно бы пора весточку подать. Но как давно, если я вернулся только вчера? Судя по штемпелю — письмо из села Нелазское. Значит, доставила Земская почта. А еще — Наталья теперь у своего жениха, а может, уже и мужа. Слышал, что в Рождество не венчают, но кто знает?

Открыл конверт, из него выпал лист бумаги, исписанный с двух сторон, а еще — пять красненьких десяток.

Наталья Никифоровна писала:

'Уважаемый Иван Александрович.

Прошу меня простить за то, что не давала о себе знать. Но в Устюжне и в Устюжском уезде у меня много родственников, в постоянных разъездах, а отправлять письма не было возможности. К тому же, как я слышала, что Вы взяли отпуск, а писать в Новгород не видела смысла. Надеюсь, что вы получите мое письмо к своему возвращению.

Сейчас я в селе Нелазском, снимаю квартиру у вдовы священника Успенской церкви, занимаюсь приготовлениями к свадьбе, а заодно обустраиваю свой будущий дом. Дом г-на Литтенбранта выше всяческих похвал — двухэтажный, очень просторный. После Череповца привыкать к таким хоромам будет сложно, но, надеюсь, привыкну.

Село мне понравилось. Здесь имеются две лавки, раз в месяц приезжают купцы из Устюжны, Череповца, устраивают маленькую ярмарку.

Рада Вам сообщить, что наше венчание с г. Литтенбрантом назначено на 2 февраля.

Петр Генрихович очень хотел, чтобы именно Вы засвидетельствовали наш брак со стороны невесты. С огромным трудом удалось его убедить, что если я выберу Вас, то обидятся мои родственники. Двое моих кузенов уже изъявили желание стать свидетелями.

Кроме того, мой будущий муж желал, чтобы Вы присутствовали и на нашей свадьбе.

Петр Генрихович считает, что своим счастьем он обязан именно Вам. Про счастье я пока ничего не могу сказать. Счастье ли, или напротив — горе, покажет время.

Опять-таки, с огромным трудом удалось его убедить, что