Комната - Эмма Донохью
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я хочу пить.
— Можно мне пососать?
— Подожди чуть-чуть. — Она протягивает мне какой-то большой предмет с рукавами и поясом. — Надень вот этот халат.
— Но я же в нем утону!
— Ничего, не утонешь. — Она закатывает мне рукава, и они становятся короче и пышнее.
Ма пахнет теперь совсем по-другому, я думаю, это от кондиционера. Она завязывает мне пояс. Я поднимаю длинные полы, чтобы во время ходьбы не наступить на них.
— М-да, — говорит Ма. — Настоящий король Джек. — Она достает точно такой же халат из шкафа для себя — совсем не из нашего шкафа. Он доходит ей до лодыжек.
— Превращусь я в короля, ой-ла-ла, ой-ла-ла, королевой станешь ты, — пою я.
Ма вся розовая, она улыбается. Ее волосы потемнели от того, что они еще мокрые. Мои волосы, собранные в хвост, тоже темные, но они спутались, потому что у нас нет расчески.
— Мы забыли расческу, — говорю я Ма.
— Я торопилась поскорее увидеть тебя.
— Да, но нам нужна расческа.
— Эта старая пластмассовая расческа, у которой нет половины зубов? Да она нужна нам как дырка в голове! — заявляет она.
Я нахожу рядом с кроватью свои носки и начинаю надевать их, но Ма говорит мне: «Сними их», потому что они запачкались, когда я бежал по улице, и к тому же совсем продырявились. Она выбрасывает их в мусорное ведро. Она выбрасывает все, что ни попадя.
— Но там же зуб, мы забыли его вытащить. — Я бегу к ведру, вытаскиваю носки и во втором нахожу зуб.
Ма закатывает глаза.
— Это мой друг, — объясняю я ей, кладя зуб в карман своего халата. Я облизываю зубы, у них какой-то необычный вкус. — Ой, я же не почистил зубы после леденца. — Я крепко прижимаю их пальцами, чтобы они не выпали, но укушенный палец отставляю в сторону.
Ма качает головой:
— Это был не настоящий леденец.
— Но вкус у него был как у настоящего.
— Я хотела сказать, что он не содержит сахара. Теперь их делают из ненастоящего сахара, чтобы у тебя не испортились зубы.
Я не могу себе это представить.
Я показываю на вторую кровать:
— А кто спит здесь?
— Это — кровать для тебя.
— Но я же сплю с тобой.
— Ну, медсестры же об этом не знают. — Ма смотрит в окно. Ее тень растянулась по всему мягкому серому полу, я никогда раньше не видел такой длинной тени. — Там что, кот на автостоянке?
— Сейчас посмотрю. — Я подбегаю к окну, но никакого кота не вижу.
— Может, пойдем посмотрим?
— На кого?
— На то, что снаружи.
— Но ведь мы уже и так снаружи.
— Да, но давай выйдем подышим свежим воздухом и поищем кота, — говорит Ма.
— А что, это круто!
Она находит две пары шлепанцев, но они мне велики, и я все время падаю. Ма говорит, что теперь я должен ходить в обуви. Когда я снова выглядываю в окно, то вижу, что к машинам подъехала еще одна — это грузовичок, на котором написано «Камберлендская клиника».
— А вдруг он приедет сюда? — шепчу я.
— Кто?
— Старый Ник, вдруг он приедет на своем грузовичке? — Я уже почти забыл о нем, как я мог это сделать?
— Не бойся, он не приедет, ведь он не знает, где мы, — отвечает Ма.
— Мы что, снова стали тайной?
— Да, но сейчас это в наших же интересах.
Рядом с кроватью стоит — я знаю, что это, — телефон. Я поднимаю его верхнюю часть и говорю:
— Алло, — но никто мне не отвечает, только что-то гудит.
Ма пытается повернуть ручку двери и морщится, наверное, у нее заболело запястье. Она поворачивает ручку другой рукой, и мы выходим в длинную комнату с желтыми стенами, с окнами вдоль одной стены и дверями — с другой. Обе стены — разного цвета. Это, наверное, такое правило. На нашей двери прикреплена золотая цифра «семь». Ма говорит, что в другие комнаты заходить нельзя, потому что они принадлежат другим людям.
— Каким другим людям?
— Мы их еще не видели.
Тогда откуда она о них узнала?
— А мы можем смотреть в боковые окна?
— Да, окна сделаны для всех.
— А мы — тоже все?
— Да, все — это мы и другие люди.
Всех других здесь нет, только мы с Ма. На окнах нет жалюзи, которые перекрывали бы нам обзор. В окна видна совсем другая планета — здесь больше машин. Они зеленые, белые и одна красная. Еще я вижу покрытую камнем площадь, по которой движутся какие-то предметы. Это люди.
— Они крошечные, как феи.
— Нет, просто они очень далеко от нас, — объясняет Ма.
— А они настоящие?
— Да, такие же, как и мы с тобой.
Я пытаюсь поверить, но это очень трудно. Я вижу женщину, которая совсем не настоящая. Я понял это потому, что она серого цвета, — это статуя и к тому же вся голая.
— Пойдем, — говорит Ма, — я умираю с голоду.
— Я только…
Она тянет меня за руку. Потом мы не можем идти дальше, потому что вниз идут ступени, их очень много.
— Держись за поручень.
— За что?
— Вот здесь, за перила.
Я хватаюсь за перила.
— Спускайся сначала на одну ступеньку, потом на другую.
Я боюсь, что упаду, и сажусь на ступеньку.
— Ну хорошо, можно и съехать, — говорит Ма.
Я съезжаю на попе сначала на одну ступеньку, потом на другую и еще на одну, и мой халат распахивается. Какая-то крупная женщина быстро-быстро бежит вверх, словно летит, но это не птица, это — человек во всем белом. Я утыкаюсь лицом в мамин халат, чтобы она меня не увидела.
— О, — говорит женщина, — надо было позвонить.
— Во что, в колокольчик?
— Кнопка вызова как раз над вашей кроватью.
— Мы и сами справились, — отвечает Ма.
— Меня зовут Норин, я сейчас дам вам новые маски.
— Ой, я про них совсем забыла, — говорит Ма.
— Надо было мне принести их вам в комнату.
— Ничего, мы уже спускаемся.
— Отлично, Джек, хочешь, я позову санитара, чтобы он отнес тебя вниз?
— Не надо, — говорит Ма, — пусть спускается своим способом.
Я съезжаю на попе еще на одиннадцать ступенек. Внизу Ма завязывает мне халат, и мы снова становимся королем и королевой, как в «Лавандово-голубом». Норин дает мне новую маску для лица. Она говорит, что она — медсестра, что приехала из другой страны, называемой Ирландией, и что ей нравится мой хвост. Мы входим в огромный зал, уставленный столами, я никогда не видел так много столов с тарелками, стаканами и ножами. Один из них бьет меня в живот, я имею в виду стол. Стаканы прозрачные, как и у нас.
Это похоже на планету в телевизоре, люди вокруг нас говорят «Доброе утро», и «Добро пожаловать в Камберленд», и еще «Поздравляем», только я не знаю с чем. На некоторых — точно такие же халаты, как и на нас с Ма, на других — пижамы или форменная одежда. Большинство — большого роста, но волосы у всех совсем не такие длинные, как у нас. Они двигаются очень быстро и неожиданно оказываются со всех сторон, даже сзади. Они подходят очень близко, у них много зубов, и пахнут они совсем по-другому — какой-то мужчина с заросшим бородой лицом говорит мне:
— Эй, парень, да ведь ты теперь герой.
Это он говорит обо мне. Я не смотрю на него.
— Ну как, нравится тебе наш мир?
Я ничего не отвечаю.
— Правда, хорош?
Я киваю. Я крепко держусь за мамину руку, но пальцы выскальзывают, потому что они почему-то стали влажными. Ма глотает таблетки, которые приносит ей Норин. Я замечаю голову, постриженную ежиком, это — доктор Клей без маски. Он пожимает руку Ма своей рукой в белом пластике и спрашивает, хорошо ли мы спали.
— Я была слишком взвинчена, чтобы уснуть, — отвечает Ма.
К нам подходят другие люди в белых халатах, доктор Клей называет имена, но я ничего не понимаю. У одной женщины все волосы седые и в завитушках, ее называют директором клиники, что означает босс, но она смеется и говорит, что не совсем босс, я не знаю, что тут смешного.
Ма показывает мне на стул рядом с ней, и я сажусь. На тарелке лежит удивительная вещь — вся серебряная, голубая и красная. Я думаю, что это — яйцо, но не настоящее, а шоколадное.
— Ах да, я совсем забыла, что сегодня Пасха, — говорит Ма. — Поздравляю тебя.
Я беру яйцо в руки. Никогда бы не подумал, что пасхальные кролики приходят к людям домой!
Ма опускает маску на шею, она пьет сок какого-то странного цвета. Она поднимает мне маску на голову, чтобы я тоже попробовал сок, но в нем много невидимых кусочков, вроде микробов, которые попадают мне в горло, и я потихоньку выкашливаю их назад в стакан. Вокруг, слишком близко от нас, сидят другие люди, которые едят какие-то странные квадраты, сплошь покрытые другими квадратиками поменьше, и свернутые в трубочки куски ветчины. Почему они разрешают, чтобы им подавали кушанья на голубых тарелках, краска с которых может перейти на еду? Впрочем, еда пахнет очень вкусно, но ее слишком много, руки у меня снова становятся липкими, и я кладу пасхальное яйцо прямо на середину тарелки, а потом вытираю их о халат, отставив укушенный палец в сторону. Ножи и вилки здесь тоже неправильные, ручки у них не белые, а металлические, об них, наверное, можно порезаться.