Немного безумия (СИ) - Павел Терентьевич Журба

В гостиной, соединённой с коридором, стояла недорогая кухня с проржавевшей плиткой. Насколько ленивой свиньёй надо быть, чтобы так запустить свой дом?.. Такой же, как и я, ни больше ни меньше.

Огонь был не выключен. Жаренная картошка столь долго лежала на сковороде, что готовилась превратиться в угольки.

— Нехорошо. — я выключил старую трудягу и присмотрелся к картофелю. — Такой жарят недолго, значит, если он уже покрылся коркой, его задержали на полчаса минимум. Интересно.

Беглым взглядом я осмотрел комнату. Из потаённого там были только закатанные в банки овощи и фрукты, настолько обвитые паутиной и пылью, что догадаться об их происхождении не представлялось возможным. Помидоры с зеленью или компот из яблок?.. В любом случае, мне незачем интересоваться патиссонами.

— Играем в прятки? Что ж, дверь одна, а дом можно обойти за три шага. Никуда вы не денетесь, пособница радикальных движений и юных убивцев. — я крепче ухватился за нож.

При осмотре следовало учесть, что дверь выбита и сбежать из квартиры не составит и малейшего труда. Стоит ненадолго отвлечься и моя цель окажется на улице, выкрикивая слова помощи. Естественно, к ней никто не придёт, а скорее закроет окно, чтобы не дуло, но лишнее внимание нам ни к чему.

С небольшим страхом, вечно присутствующим при осмотре незнакомых мест, я одёрнул штору, выполняющую роль заграждения, и вошёл в комнату, представляющую собой малый прямоугольник с двумя выходами.

Миниатюрный столик с большим зеркалом, продавленное кресло с сборником газет и романтических бестселлеров, да двухспальная кровать — вот и всё небогатое убранство помещения. К кровати была приурочена раскладушка, наверное, для старины Дейва.

— Хм. — какое-то пятно, почти невидимое в темноте, но контрастирующее с основным оттенком пола, возбудило моё любопытство. Оно припряталось за кушеткой и дошло до самой стены, на которой висела пара семейных зарисовок…

Я с сомнением двинулся вперёд, чтобы обойти большую кровать.

Как только ступня опускалась на пол, моё больное сердце начинало биться заметно чаще, пока, к последнему шагу, и вовсе не задыхалось от стремительного бега на пределе возможностей. Такая накачка крови сильно действует на голову: мой затылок потяжелел, щёки загорелись, а дыхание участилось. В свой последний шаг я случайно наступил в пятно. Послышалось хлюпанье, как будто я залез в ванную с тонким слоем воды и начал выбивать ритм.

— Вот же.

К горлу подкатил ком, а зловещее пятно превратилось в отражение лица дьявола. Я на миг увидел в темноте его метку, клыки, насмешливое выражение лица, рога, на которых висели самые безвинные из грешников.

— Нет, нет… так не пойдёт.

Веки учащённо заморгали, чтобы я смог сфокусироваться хоть на чём-то. Цистган, проклятый цистган… голова закружилась, а маленькая комната стала превращаться в чёрную дыру. На миг мне показалось, что пятно начинает проваливаться под пол, вместе с кроватью, кушеткой и мной в том числе. Доски плавают, дыхание настолько сбито, что я не могу ухватить кислорода, воздух в комнате спёртый, меня душат прислужники преисподней, ни единой крупицы света не проникает в гробницу мрака, отождествляющей ад на земле. Шторы так тяжелы, что я не могу их порвать.

Как утопающий, я схватился за плотную ткань, чтобы меня не унесло диким потоком волн. Мне мерещится океан, под моими ногами несколько миль пустоты, заполненной всеми тварями мира. Огромные исполины, с клыками в человеческий рост, махают плавниками на самом дне, но отголоски их обтянутых кожей хрящей доходят и до моих бултыхающихся ног.

— Открой! — я сильнее ухватился за шторы. Моё тело почти упало в бездну, мои колени попали в пятно.

«Цистган, цистган, цистган… полдень, квартира, 53, 53, 53… 54. Маппи. Маппи, где ты? Я чувствую твоё сбитое дыхание и жар, твои сны так же безумны, как и мои галлюцинации. Проклятый Морти, он подсыпал мне что-то ещё?»

Я вспоминаю лицо наркоторговца. Он превратился в огромную птицу, сидящую на стальном шпиле и поедающую сырое мясо. В его клыках, острых, как красные кораллы, алела моя рука с торчащей костью. Барнс хрипло кричал над бесконечным городом, как его хозяин. Он и в самом деле был главой города, его красные глаза видели всё, а серьги, похожие на божий знак, насмешливо торчали в длинных мочках уха…

— Сука!

Я резко отвёл голову назад, чтобы как озлобленный бык врезаться лбом в стену. Шторы смягчали удары, поэтому я продолжал биться и биться об кирпичи и тянуть ткань вниз. Поток уносил меня, я полностью валялся в пятне…

Карниз рухнул вместе с тканью. Ослепительный свет дня как благословение святого чудотворца освятил комнату. Небо было заполнено свинцовыми тучами, но даже его тусклый свет казался нестерпимо ярким. Я зажмурился и схватился за подоконник. Пальцы почувствовали трёхслойную пыль.

Пока я не восстановил дыхание, я не открывал глаз: боялся, что видения могут вернуться.

— Думал, я свалюсь посреди улицы на потеху толпе, Барнс?.. — вряд ли. Я не настолько крупная шишка, чтобы Морти захотел убрать меня. Скорее всего, в моих проблемах виноват только я сам… в своей жизни виноват только я один, это точно.

От течения моей мысли я не в восторге. Мне не хочется разбираться в своей душе, принимать или отторгать, мне хочется поскорее открыть глаза и забыть то, о чём подумал.

С сомнением в своём психическом равновесии я собрался с силами и взглянул на мир. Теперь только так: вместо того, чтобы собираться с силами и вершить судьбы мира, мы собираемся с силами, чтобы увидеть этот мир хоть как-нибудь. Да и видеть, честно говоря, в тот момент и не очень-то хотелось.

Жирная туша распласталась на полу. Вены были вскрыты, горло, как и пузо, перерезано. Благодаря такому прискорбному событию я валялся в крови, словно колдун, питающийся страданиями других людей. Должно быть, я выглядел жутко — с следом галстука на шее, вся одежда бордовая и смятая, на лице написан ужас пережитого. Первый раз я так испугался при виде обычного трупа.

За свою карьеру я видел вещи много похуже: четвертование, продажа органов, мёртвые дети, беременные женщины… но цистган хорошо бьёт по рецепторам и воображению, превращая самое обыденное в самое запоминающееся событие.

— Значит, у нас здесь жуткая смерть… явно не похоже на самоубийство. — стоит начать с того, что порезов слишком много. Человек после одного-двух или больше не может поднять орудие из-за ненормального страха или, впадая в безумие, начинает колоть себя везде, только не с такой точностью. Да и скажу честно: самоубийца редко режет шею, а если и режет, то