Юрий Звенигородский. Великий князь Московский - Константин Ковалев-Случевский

Новому великому князю Василию Дмитриевичу во многом везло. Проблем у властвующей над Русью Орды было настолько много, что ближайшие годы позволят ему без особого труда не только расширять границы княжества Московского, но и поправить свои финансовые дела. Однако он продолжал быть заложником уже известных нам обстоятельств. Спасение его жизни и литовская любовь (существует мнение, что она была искренней и взаимной, хотя прямых доказательств тому нет) заставляли князя выполнять действия, которые можно назвать выплатой обещанного долга. Таким образом, юго-западный сосед получил мощный инструмент управления Московской Русью в лице ее властителя. При дворе появилось, говоря современным языком, «пролитовское лобби», и все, что связано с этим, мы в данной книге условно будем называть так — «литовская партия».

Главными ее действующими лицами стали сама великая княгиня Софья Витовтовна, ее ближайшее окружение в лице приехавших с нею литовцев и примкнувших к ним московских бояр, а также давнишний друг Витовта — митрополит Киприан.

Не стоит забывать о том, что в те самые времена существовало два больших и мощных государства: Орда и Великое княжество Литовское. Русь Владимирская (Московская) была фактически улусом, то есть — частью Орды, хотя по более поздним летописям таковой себя не называла, употребляя словосочетание «ушел в Орду» к тем, кто пересекал условную границу к востоку от Рязани или переправлялся в том же направлении через Каму и Волгу.

Но если Дмитрий Донской и его сын Василий Дмитриевич носили титул (по ярлыку, выдаваемому ханом-царем) великих князей Владимирских (Московских), то Витовт запросто будет величать себя великим князем Литовским и всея Руси! Для того чтобы в действительности обладать «всей Русью», ему не будет хватать только малого — подчинить себе, пусть даже не физически, но политически и экономически — Новгород и Москву. За это он готов был сражаться даже с Ордой.

Таковы были давние и дальние планы литовских правителей, которые теперь были как никогда близки к их осуществлению. Ведь Софья стала соправительницей земли, образно напоминающей кусок вкусного и жирного пирога.

Для митрополита Киприана, которого Литва поддерживала в самые трудные его времена, включая его ссору с Дмитрием Донским и взаимные проклятия князя и святителя, не составляло особого труда объяснять Василию выгодность дружбы с Западом, при этом сохраняя за собой право на византийское устройство восточной православной митрополии.

Да и вообще Киприан получил когда-то эту самую Киевскую митрополию при поддержке литовца Ольгерда, хотя тот слыл настоящим язычником. Однако при этом мнение святителя о литовском правителе отразилось позднее в составленном им первом Московском летописном своде, где мы читаем об Ольгерде очень лестные слова. Будто он «превзыде властию и саном, но не пива и меду не пиаше, ни вина, ни кваса кисла, и великомуство и воздержание приобрете себе… не токма силою, елико уменьем воеваше». По всему видно, что уж больно хороший был человек, в отличие от Дмитрия Донского, о котором говорится сдержанно и сухо, с некоторым «забыванием» подробностей его героических достижений, включая реалии победы на Куликовом поле.

Митрополит Киприан дружил со всеми литовскими правителями. Даже когда они приняли католичество. После Ольгерда — и Ягайло, и Витовт были его покровителями. И теперь, находясь рядом с Софьей при Московском дворе, он мог решить для Литвы многое.

Появление Софьи в столичном Кремле стало важным событием. Однако тогда этого еще никто всерьез оценить не мог. Только будущее покажет — как и на что способна была эта незаурядная женщина, пережившая затем почти всех современников и сумевшая активно и последовательно влиять на все происходящее в Москве в течение более чем полувека.

Она была дочерью Витовта и великой княгини Смоленской — Анны. Литовцы этим браком тогда не просто породнились с князьями Смоленскими. Желание прибрать к рукам огромное и важное по стратегическому положению княжество было у них всегда.

С детьми в семье не повезло. История двух будто бы отравленных крестоносцами сыновей до сих пор несколько неясна и загадочна. А оставшаяся дочь — увы — не могла в те времена стать правителем вместо наследников-мальчиков. Однако выдача ее замуж за Василия, как мы уже знаем, явилась решением сразу нескольких проблем.

Поразительно, но год их рождения с будущим мужем — абсолютно совпал: 1371-й. Воспитана Софья была в лучших традициях литовского двора. Умела не только вышивать, но и рисовать, и даже играть на музыкальных инструментах. Благородная девица на выданье — как только подросла — могла составить партию любому отпрыску лучших княжеских или королевских домов Европы.

Но тут появился вызволенный из ордынского плена молодой Василий. Им обоим еще не стукнуло шестнадцати. По тем временам — самое время для сватовства и женитьбы.

Обручившись, молодые, как известно, почти пять лет ждали своей свадьбы. В 20-летие невеста тогда считалась уже весьма не молодой. Но к Софье это не имело никакого отношения. Она была юной, когда встретила Василия. А затем прождала все эти годы, и могла, видимо, делать это и еще дольше.

Мы мало знаем — как она жила при литовском дворе, но, отличаясь довольно «современными» и более раскованными (для традиций тогдашней Руси) взглядами на жизнь, она, естественно, производила на русского мужа и на его окружение особенное впечатление.

Православная вера ее ничуть не изменила. Резкость и неординарность поступков великой княгини потом отразятся и на некоторых важных исторических событиях. Не заметные пока в ее характере элементы самоуправства и женской эмоциональности в ближайшем будущем дадут о себе знать.

Возможно, в этом отразилось непростое детство молодой супруги. Многие ее родственники скончались не своей смертью. Дед и бабка, например, были жестоко убиты. Та же участь ждала и отца. Семья фактически обитала, находясь в бегах. Страх перед возможной смертью — прямо сейчас, в любую минуту — будет преследовать ее всю жизнь. И, может быть, это повлияет затем на отношения ее мужа и его брата — князя Юрия. Ведь, по мнению искушенной в борьбе за власть женщины, любой наследник только и думает о том — когда же, в конце концов, умрет нынешний властитель. Так делали ее родичи. Так поступал ее отец, изменивший даже вере отцов для борьбы за власть. Кошмар постоянных смертей родственников, между прочим, в Москве для нее закончился. Здесь хоть и было не совсем спокойно, но не до такой степени, как в ее родных землях.

Кстати, дед ее по матери — великий князь Смоленский Святослав Иванович — был убит во время сражения как раз в год ее обручения с Василием. Это значительное совпадение обычно никак исследователями не рассматривается. Но оно становится дополнительным подтверждением ряда заключений, что само обручение имело во многом именно политические мотивы, а не только — любовную подоплеку. Однако уже во время появления ее в Москве и пышно разыгранной свадьбы Смоленском правил ее дядя Глеб Святославич, что придавало новой правительнице еще пущего веса.