Истории приюта блаженного Хорса - Надежда Лукьянец

— Ну, ты молодец!

Выйдя из класса, Василь хлопнул Геньку по плечу.

— Спасибо, друг! Чем это ты кинулся? Попал прямо по макушке, я только тогда сообразил шпаргалку поискать. Ловко ты!

Генька остался недоуменно стоять: он ничем не кидался. Однако! Посмотрев в след Василю, он попытался вспомнить ощущения на уроке.

— Ой! — Василь обернулся, — перестань, больно же.

— Прости, больше не буду!

И, догнав друга, Генька обнял его за плечи. Жизнь прекрасно, когда случаются такие замечательные вещи.

Девочки сегодня дежурили на кухне в царстве тетушки Иберан-той. Добрейшая кухарка у себя на кухне выглядела, как пожилая сказочная фея. Небольшого росточка, кругленькая, румяная пушистые седые волосы чуть-чуть видны из-под белого кружевного чепчика. В ее руках спорилось все, за что бы она ни бралась. Она очень любила детей и, если она хоть на минутку выходила из кухни, то одаривала всех встречающихся ей ребятишек немудреными лакомствами. Приют хоть и был княжеским, но денег на питание отпущено в обрез. Да и не знали попечители, что Камилла-сан обучает у себя деревенских детей, а тех тоже хоть раз в день, а накормить надо. Карманы Иберан-той казались бездонными. Сочные морковки, сладкие капустные кочерыжки, сушеные яблоки, иногда маленькие домашние печеньица — все это рассовывалось первым попавшимся ей на глаза малышам.

А как она готовила! Овощи, на которых, как на диете, из года в год сидел приют, у нее могли быть такими вкусными! А праздничные пирожки? Их лепили две смены дежурных разом. Нежнейшее тесто, вкуснейшая начинка! Жаль только, что это было редким событием в жизни приюта. Девочки с удовольствием учились готовить, к этому таинству были допущены и некоторые мальчики — любимцы Иберан-той. Но…

Перечистить горы картошки, раскрошить десяток кочанов капусты, перемыть горы сопутствующей посуды — это все ерунда. Ощипать десяток куриц, выпотрошить, разделать, стоять у плиты и беспрестанно помешивать соусы, выносить ведра с помоями, мыть пол — все это не идет ни в какое сравнение с выслушиванием воспитательных проповедей добрейшей кухарки. И ведь ничего плохого она не имеет в виду. Просто у девочек это не первое дежурство, а сто первое. А рассказывает тетушка Иберан-той все время одно и тоже.

Лана знает, что, закончив историю о том, как Стасиль ожег руку о плиту, Иберан-той начнет следующую о том, как Василь пролил кувшин молока из-за своей невнимательности. Все это интересно послушать в первый раз, ну, может быть и во второй, а сейчас…

«Еще одна история и я завизжу!» — подумала Лана. В голове мелькнул отголосок чужой мысли и образ Иберан-той с удивленным лицом и огромной грушей, заткнувшей рот. Девочка тихонько хихикнула, но огорчать, в общем-то, добрую женщину никому не хотелось. «Есть выход!» — возникла в сознании чья-то мысль. «Точно, мы же можем поболтать и, не раскрывая рта!» — пробилась мысль Ренни. «А Иберан-той можно и не слушать!» — «Совсем нельзя, она же все время просит, что-нибудь сделать», — теперь это была Надежда. «Поставьте фильтр, как я», — Ренни мысленно изобразила изящную сеточку из тонких нитей. Лана обрадовалась: так и она сможет.

Мысленная речь каждой девочки по каким-то оттенкам ощущений имела своеобразное отличие. И через некоторое время девочки болтали, как обычно. Иберан-той еще не нагружала делами Саманту, не привыкла, что девочка теперь видит. Саманте страшно надоело чистить картошку. Пока она ничего не видела, ее поддерживало чувство своей полезности, желание приносить хоть малую, но пользу. Но теперь…

Было бы более справедливо, что бы этим не очень увлекательным делом занимались все по очереди. На ее возмущенные мысли последовало довольно ехидное мысленное же хихиканье. «Ах, так, — мелькнуло в ее голове. — Ну, так смотрите!» Картофелины, приподнимаясь в воздухе и поворачиваясь на глазах у девочек, медленно, но упрямо вылезали из своей шкуры, как дети из комбинезончиков. Кошка Крыська, явившаяся на кухню в поисках возможных подачек, дурным голосом мяукнула и метнулась прочь.

«Молодец!» — «Ой, как здорово!» — восхищенные мысли подруг оглушили Саманту. «Дай, я попробую!» — «И я!» — и через несколько секунд в воздухе над огромной кастрюлей висело облако коричневых картофелин, занимающихся чем-то совсем им не подобающим. Помощь на кухне скоро превратилась в восхитительную магическую игру, в которой надо было суметь провернуть свои делишки так, чтобы Иберан-той ничего необычного не заметила. «Нечестно!» — «Мы так не договаривались!» — «Проиграла! Проиграла!» — завопили мысленные голоса подружек, когда, не успев среагировать на быстрое движение кухарки, Лана попыталась отвести той глаза.

Восхитительное ощущение своих возрастающих способностей, желание творить чудеса, возможность скрыться в параллельном мире при появлении малейшей опасности — все это будило прекрасные надежды и бесшабашную жажду новых приключений.

Твердило вернулся к своим занятиям. Тренируя мальчишек, разделываясь с особо упрямым поленом для кухни, прохаживаясь по стенам замка во время ночного дежурства, он никак не мог избавиться от чувства неполноценности и растерянности. Так часто человек, потеряв нужную ему вещь, не может ни на чем сосредоточиться, не может вести нормальную жизнь пока либо не найдет потерю, либо не смириться с ее пропажей.

Так и Твердило: его беспокоило, что память не восстановилась, и он не помнит несколько часов своей жизни. Поэтому он не чувствовал себя до конца выздоровевшим. Его мучило ощущение незавершенности, какой-то непонятной ущербности.

Генька, забегавший к нему чаще других, не знал, чем помочь своему наставнику. Но этот вьюн вечно попадал в различные неприятности, и поэтому Твердило старался его чем-нибудь занять. Ничто не отвлекает наставника так, как, например, необходимость снимать с дерева верещащего ученика, зависшего вниз головой, с ногой, зажатой между ветвями. Или, прерывая эксперимент по передаче звуков на расстояние, разыскивать по всему замку исчезнувшего пса Бублика, вой которого раздавался в каминных трубах во всех комнатах. Кстати, за Бублика Геньке попало от Коржика: тот слишком горячо любил своего пса, что бы позволить шутить над ним всякие дурацкие шутки.

Все это сильно отвлекало Твердило, но пришел день и он направился вечером, когда приют в основном утих, посоветоваться к Камилле-сан.

— Я хотел бы с Вами поговорить, — смущенно откашлявшись, начал Твердило, — я не могу понять, что со мной происходит? Почему мне все время не по себе? Может быть это какая-то болезнь? Или я просто все выдумал?

— Нет, я не считаю Ваше беспокойство выдумкой, просто хочу напомнить о Вашем сесьоре. Вы можете ощутить его волю, его чувства?