Государство наций: Империя и национальное строительство в эпоху Ленина и Сталина - Коллектив авторов

Несмотря на бесспорное очарование восточными красотами Средней Азии, русские военные не одобряли местное население в военном отношении. Не удивительно, что в обоих специальных военно-статистических исследованиях и учебниках порицалась однородность местного населения и отсутствие крепкого русского элемента{375}. Одно исследование Туркестанского Семиреченского района заканчивалось сухими словами, что «в половине населенных пунктов состав населения нельзя назвать благоприятным, так как русский элемент составляет менее 50% инородческого… Сводя к одному все изложенное о населении района, необходимо признать состав его, с военной точки зрения, неблагоприятным». Далее, в этом исследовании утверждалось, что «вопрос о колонизации Семиреченской области русским элементом весьма важен в военном отношении», и чиновникам предлагалось: «Первыми мерами в этом направлении должно поставить… усиленную колонизацию края русской народностью, хотя бы в ущерб туземным инородцам»{376}. Это предложение перекликалось с предложениями М.И. Венюкова, одного из русских ведущих специалистов по Средней Азии, а он, что типично, также был выпускником Генерального штаба и участвовал в русских кампаниях 1860–1864 гг. на Кавказе. Начиная с 1870-х гг. Венюков писал в официальных публикациях о необходимости задуматься о будущем этнографической «физиономии» Средней Азии и об усилении русского этнического превосходства в том обширном крае. Программа Венюкова была вполне конкретной: он предлагал особые рекомендации для достижения квазинаучного руководства составными элементами населения. Усиливая «русский элемент» путем колонизации, было бы возможно, утверждал он, оказывать сильное влияние на преобразование «физиономии» всего края{377}.

И такие взгляды вышли далеко за пределы кабинетов имперских чиновников.

Один из томов популярного «Полного описания нашего Отечества» В.П. Семенова-Тян-Шанского о Туркестане, основанного в изрядной мере на военно-статистических исследованиях, содержал те же концептуальные категории военных статистиков.

Это показное «описание» Туркестана содержало подлинную программу государственного манипулирования населением данного региона. Хотелось бы, как писал автор, «укрепить русский элемент», проводя координированную политику колонизации{378}. Имперское государство предпринимало именно такие меры. Правительство поощряло ряд исследований, чтобы выяснить, как наилучшим способом направить «российский элемент» в эти регионы, и в 1905 г. был образован район поселений в Семиречье. Один императорский инспектор описал здешних чиновников-колонизаторов как «фанатиков», зачастую не ладивших с местными властями и «имевших намерение заселить этот край эмигрантами….Здесь наконец [чиновники-колонизаторы] оказались в земле, которая, как им казалось, предлагает бескрайние возможности для претворения их идеалов». Когда этим чиновникам-колонизаторам требовалось подсчитать, как распределяется население по этому краю, они просто обращались к карте, составленной офицерами Генерального штаба{379}. Но военные статистики не просто описывали население чиновникам. Они также предлагали меры воздействия на него. Второй том вышедшего в 1910 г. военно-статистического описания Семиреченского района был секретным стратегическим обзором. В нем содержались указания для разных потенциально военных случаев, в том числе характерные черты региона на случай народного восстания. С огромной предусмотрительностью в данном томе предсказывалось: «Отвлечение же этих частей для борьбы с внешним противником может, при умелом его содействии, дать мятежу распространиться на значительные пространства». В таком случае русские офицеры получали ясное указание полагаться на русских переселенцев и предупреждать партизанскую войну со стороны туземных мятежников. Если это случится, то справочник советовал русским войскам брать заложников из семей восставших. Взятие заложников, говорилось в нем, поможет отделить более умеренные «элементы» от неисправимых и «легко заставить более умеренные элементы населения вернуться к мирному образу жизни; оставшиеся же шайки беспокойного элемента, — продолжал он, — придется истреблять или изгонять за границу».

Книга завершалась вполне предсказуемым предложением о том, что самый надежный способ улучшить стратегическую ситуацию в районе — это колонизировать его «русским элементом»{380}.

Руководствуясь именно этими предвоенными указаниями, русские войска подавляли восстание 1916 г.{381} Восстание вспыхнуло, когда имперский режим, испытывая нехватку человеческой силы в Первой мировой войне, попытался призвать прежде освобожденное от военной службы туземное население в трудовые батальоны, тем самым усилив существующее недовольство колониальной политикой режима. Подавить восстание должен был Алексей Куропаткин{382}. Согласно указаниям 1910 г., русские командиры сформировали отряды добровольцев из недавно появившегося «русского элемента» и вовсю использовали «карательные отряды». Разумеется, начальство предоставляло этим отрядам полную свободу действий. Военный губернатор Семиречья генерал М.А. Фольдбаум указал своим подчиненным прибегать к мерам, которые сам же и санкционировал: истреблять восставших поселенцев всех до единого, жечь кочевые стойбища и угонять скот{383}. Точно так же Фольдбаум приказал отделению полицейского сержанта Бакуревича уничтожать киргизов и жечь их аулы, что и было исполнено. Командир Пишпекского гарнизона мобилизовал всех европейских жителей и создал из них карательные отряды с целью «запугать туземное население»{384}. Между тем летучие отряды получили указание загнать киргизов в горы и там их уничтожить{385}.

Эти насильственные действия повлекли за собой официальное думское расследование во главе с Александром Керенским{386}.

Объехав район, Керенский доложил, что русский карательный отряд дотла сжег местные поселения и уничтожил местное население, невзирая на пол и возраст. Он свидетельствовал, что убивали всех: стариков, старух и младенцев. В заключение Керенский писал, что жители «планомерно уничтожались десятками тысяч»[51]. Одна местная газета сообщала, что все восставшие загнаны в такие горные регионы, где они вскоре ощутят от голода и стихии последствия своего бессмысленного восстания и что уже поступают доклады об их страданиях и болезнях, но войскам приказано не проявлять милосердия. В результате подобных мер к январю 1917 г. туземное население Семиречья сократилось более чем на 20%, причем для некоторых районов эта цифра составила 66%{387}.

Русские власти не просто стремились вновь навязать порядок мятежным районам, но и устранить вслед за мятежом саму причину волнений. Полагаясь на свою «науку об обществе», они искореняли то, что им казалось социальными предпосылками мятежа. Куропаткин, наблюдая за подавлением восстания как военный губернатор Туркестана, 12 октября 1916 г. писал в своем дневнике: «Все обдумываю, как наладить дело в Семиречье, как восстановить в этом богатом крае мирную жизнь, как помирить русское население с киргизским. Прихожу к заключению, что необходимо на долгий срок разъединить, где представится возможным, эти народности». Далее он называл районы, которые, по его мнению, надо было превратить в русские. Через четыре дня Куропаткин провел собрание, где изложил планы изгнания киргизов из некоторых районов Семиречья и переселения русских на их земли для создания районов «с чисто русским населением». Сам Куропаткин указывал, что задача состоит в том, чтобы «создать обособленную от киргиз[ов] территорию с русским населением не только в границах этнографических, но и географических». В своем последнем докладе Николаю II в конце февраля 1917 г. Куропаткин отмечал, что планы конфискации туземной земли в Семиречье уже составлены и отправлены военному министру «в целях укрепления русского элемента в Туркестанском крае» и образования однородных и чисто русских районов{388}.[52]

Казалось, долгосрочная программа по укреплению района путем умелого обращения с населением вот-вот реализуется. Однако революция 1917 г. помешала претворению плана Куропаткина по изгнанию всех киргизов с обширных пространств долины Чу и с земель, примыкающих к озеру Иссык-Куль{389}.

Если вполне справедливо то, что самовосприятие Российской империи относительно колониальных владений отличалось в целом от «характера и идеологии» других западных колониальных держав{390}, русскую колониальную практику следует рассматривать в спектре прочих европейских колониальных мер. Милютин, Куропаткин и прочие ведущие военные изучали колониальную практику других европейских держав, уделяя особое внимание французскому опыту в Алжире. Русские были хорошо осведомлены по части того, что происходило в колониальной военной практике начала XX в. Многие из моделей и методов насилия, обычно отождествляемые с XX в., на самом деле были впервые широко применены в XIX — начале XX в. на колониальном пространстве. Пулеметы, колючая проволока, некоторые формы административного правления, концентрационные лагеря — все это возникло или было впервые применено на колониальных окраинах. Например, концентрационные лагеря для гражданских лиц систематически использовались впервые на Кубе генералом Валериане Вейлером в 1896–1897 гг.{391} Русский наблюдатель в испанских войсках полковник Главного штаба И.Г. Жилинский (впоследствии командующий Северо-западным фронтом в начале Первой мировой войны) очень детально докладывал о таких мерах, а также о том, что коэффициент смертности среди заключенных достигал 25–30%. Он описывал такую практику, как «меры по устрашению населения»{392}. Еще лучше русские военные и общественность в целом были информированы о более известном использовании англичанами концентрационных лагерей во время англо-бурской войны. (Впрочем, политика Англии обрела такую дурную славу не в силу своей уникальности, а, скорее, из-за того, что подвергалась строгой критике в английской прессе и среди общественности{393}).