Шелковая императрица - Фреш Жозе

Покидая родной монастырь, Буддхабадра был полон сомнений. Три дня и три ночи он вновь и вновь взвешивал ситуацию, рассматривал ее с разных сторон, пока не убедился в очевидном: остается лишь исполнить намеченное, потому что в противном случае он ввергнет монастырь Единственной Дхармы в пучину бедствий и смут. Иного решения нет, нужно вернуться в Самье и начать все сначала. Буддхабадра не мог выбросить из головы мысли о крошечном волоске, помещенном в сладковато пахнущий футляр-реликварий из сандалового дерева, — о волоске, который надлежит вернуть на место к сроку, чтобы не ввергнуть в хаос собственную общину.

Он всегда дорожил драгоценной реликвией своего монастыря, к которой совершалось Малое паломничество, а теперь рисковал потерять сокровище. Убежденный, что вполне может рассчитывать на рассудительность и хватку Кинжала Закона, он не колебался, когда совершал задуманное. Ведь от этого зависело будущее монастыря Единственной Дхармы!

Все пошло наперекос, начиная с неудачных переговоров в Самье, в которых участвовали трое: он сам, Рамае сГампо и Безупречная Пустота, — хотя должно было присутствовать четверо! Отсутствие четвертого делегата изначально поставило под сомнение возможность благоприятного исхода встречи, спланированной еще пять лет назад.

Изрядно опечаленный и разочарованный, Буддхабадра поначалу решил, что понапрасну проделал долгий и опасный путь до Самье — целый месяц изнурительных переходов по горам, пустошам и ущельям. Однако во время одной из бесед в красивом внутреннем дворике монастыря Самье, потягивая горячий чай, он удачно перевел пустой и бесполезный разговор на предмет величайшей важности.

— Я ищу средство пополнить ресурсы монастыря Единственной Дхармы! — прямо признался он Безупречной Пустоте.

— А паломники разве не обеспечивают вас всем необходимым? Разве в вашу обитель не приходят тысячи верующих?

— Большинство паломников небогаты. Поступающего серебра едва хватает на содержание монахов, а от правителей Индии ничего не дождешься.

— Щедрая власть — поистине редкость, — кивнул настоятель из Лояна.

— Говорят, шелк — самый дорогой товар на свете…

— Именно поэтому за него взимают самые высокие налоги!

Буддхабадре в голову пришла одна идея, и он немедленно поделился этим соображением с Безупречной Пустотой:

— Если бы мы нашли способ изготавливать шелк, то смогли бы быстро поправить дела.

— Чтобы производить шелковую нить, надо иметь червей и тутовые деревья, а также людей, хорошо понимающих все тонкости шелководства. Это намного труднее, чем кажется!

— А где можно все это раздобыть?

— Китайские законы предписывают смертную казнь для всех, кто без разрешения займется производством шелка или даже необходимых для этого станков! За продажей тутовых деревьев и шелкопрядов следят специальные войска, подчиняющиеся Министерству шелка.

— А ты бы смог достать для меня все необходимое?

Безупречная Пустота чуть ли не подпрыгнул.

— Ты считаешь меня сумасшедшим? — резко ответил он, тут же пожалев о своем тоне.

На удивление, Буддхабадра остался невозмутим:

— Всему есть своя цена. Какова твоя?

— Ты предлагаешь мне ни много ни мало нарушить законы моей страны. Прознай власти о таком проступке, и само существование Большой Колесницы в Китае будет поставлено под удар. Как ты думаешь, чего я могу потребовать взамен? — ответил Безупречная Пустота с непроницаемым лицом. Но подумал другое.

Завести дела по-новому! Использовать силы противников в своих интересах!

Участие в обреченном на провал собрании, которое и открыть толком не удалось, теперь приобрело для Безупречной Пустоты новый, неожиданный смысл.

— Прекрасно понимаю. Я готов дать тебе… если достанешь для меня червей и растения… — Голос Буддхабадры дрогнул: никогда прежде почтенному настоятелю не доводилось затевать игру, построенную на лжи и мошенничестве.

Если бы он только знал, что настоятель монастыря Познания Высших Благодеяний в Лояне, в свою очередь, ступил на дорогу лжи — и какой лжи! — то, вероятно, сразу прервал бы разговор. Однако Буддхабадра подозревал, что Безупречная Пустота ведет собственную игру: настоятель Лояна не спешил ответить согласием, явно выгадывая возможный интерес.

Буддхабадра решился:

— А если я предложу взамен Святую Ресницу? Ее легко перенести, не привлекая внимания, и это очень важная и сокровенная реликвия… — Он старался говорить спокойно.

— Сокровенная, безусловно… Должно быть, ты все обдумал заранее — и потому на сей раз предложил иной предмет в качестве главного залога! По правде говоря, я удивлен, что ты готов рискнуть подобной ценностью. — Безупречная Пустота тонко улыбнулся. — Что ж, в ознаменование нашего согласия ты мог бы принести Ресницу в Лоян через три месяца.

Буддхабадра колебался.

— Чем я объясню такое паломничество? — пробормотал он, удивленный и несколько встревоженный неожиданным согласием Безупречной Пустоты.

— Я готов оставить здесь на хранение свою «Сутру последовательности чистой пустоты», а ты мне потом принесешь ее. В таком случае у тебя будет предлог прийти в Лоян! — предложил Безупречная Пустота.

Буддхабадра успокоился, и главы двух буддийских общин заключили соглашение.

— Три месяца — подходящий срок. Тебе это время понадобится на дорогу, а мне как раз столько и нужно, чтобы раздобыть обещанное. Что касается сутры… Думаю, надо сообщить о нашем уговоре Рамае сГампо! — с довольным видом сказал махаянист.

— Как удачно, что все мы сможем быть друг другу полезны! — согласился Буддхабадра. Черви-шелкопряды и тутовые деревья! Все это — в обмен на маленькую шкатулку, вырезанную в форме сердца, из сандалового дерева, которая лежала у него в кармане…

В таких обстоятельствах вопрос о возвращении в родной монастырь не имел однозначного ответа. Буддхабадра не доверял тупоголовому погонщику слона, который, хотя и честно ухаживал за своим толстокожим подопечным на обратном пути в Пешавар, совсем не умел держать язык за зубами. И настоятель принял решение.

Снова и снова вспоминал он теперь тот печальный момент, когда ему пришлось оставить прекрасного белого слона в одиночестве на перекрестке дороги, ведущей в Кашгар. На ногах великана появились глубокие трещины, причинявшие ему страдания, и это все больше и больше мешало путешествию. Настоятель твердил себе, что его оправдывает следование высшим интересам, стремление помочь своей общине. Но даже из-за слона он был не вправе ставить под угрозу выполнение своего плана.

— Ты должен добиться от хозяина постоялого двора согласия на то, чтобы слон провел ночь в укрытии. Если я не появлюсь там в течение двух дней, значит, меня задержала буря… Ты заплатишь вперед за размещение слона в стойле, а потом самостоятельно пойдешь к монастырю. Предупредишь братьев, которые ждут меня. Ты объяснишь им, что я немного задерживаюсь, — так Буддхабадра наставлял погонщика, стоя на пронизывающем ледяном ветру на перекрестке дорог: по одной они только что пришли из Самье, а другая вела к вершинам Памира.

Он понимал: прибытие погонщика с новостью, что настоятель задерживается в горах, вызовет в монастыре настоящий переполох, но, несмотря на это, был уверен в правильности своего решения. Единственное, что мучило его теперь, — это мысль о великолепном животном, брошенном на смерть в заснеженных горах. И все это, по сути, из-за тщеславного желания произвести впечатление на обитателей Самье, прибыв на белом слоне!

Впрочем, Буддхабадра уже решил, что по возвращении в Пешавар немедленно отправит людей в леса на север Индии, чтобы отыскать другого взрослого белого слона, столь же великолепного и мощного. Освободившись от обузы, Буддхабадра благополучно добрался до одного из постоялых дворов и укрылся там от усилившейся к ночи снежной бури. Привычный к скользким горным склонам, аскет прикинул, что без слона он, может быть, всего через неделю предстанет перед Рамае сГампо. А потом останется только совершить путешествие в Лоян и передать драгоценную сутру Безупречной Пустоте.