Я — «Берёза». Как слышите меня?.. - Анна Тимофеева-Егорова

— Ничего мужичков подковырнули? — спросил неожиданно появившийся Листаревич.

Я покраснела и пробормотала что-то невнятное.

— А что ты стесняешься? Отличный урок всем летчикам преподнесла, — и протянул мне руку. — Позволь поздравить: командование представило тебя за розыски кавалерийских корпусов к награде…

— Егорова, к командиру! — позвали меня.

— Полетите в 6-ю армию, за генералом Жуком — командующим артиллерией фронта, — приказал комэск.

— Есть! — ответила я командиру, повторила задание и стала прокладывать курс на своей полетной карте.

Вечерело. Лететь было приятно. От снега все кругом бело, чисто, и небо ясное — будто хозяйка перед праздником окна помыла, будто и войны нет. Однако, как говорится, береженого бог бережет! И я, на всякий случай, летела на бреющем, маскируясь в балочках, перелесках, как бы сливаясь с местностью.

Сразу после посадки к моему самолету подкатила эмка. Из машины вышел генерал, и я по всем правилам доложила ему.

— Что же, для командующего артиллерийского фронта у вас там мужика не нашлось? — недовольно спросил он.

Я ответила вопросом на вопрос:

— Разрешите узнать, куда полетим?

Полковник, сопровождающий генерала, назвал пункт. Вынув из планшета карту, тут же на крыле самолета озябшими руками я провела курс и села в первую кабину. Генерал, в папахе, закутанный почти до самых глаз шарфом, устроился за мной, и мы полетели. В зеркале, что крепилось слева на стойке центроплана, мне хорошо было видно усталое лицо моего пассажира. Взгляды наши то и дело встречались, я показывала ему рукой то на принарядившуюся в серебристый зимний наряд землю, то на заходящее солнце. Генерал продолжал хмуриться.

Но вот неожиданно на самолет упала тень. Оглянулась — и предательский холодок пробежал по спине. Два «мессершмитта» нагло и самоуверенно пикировали прямо на нас!..

Над самой землей, едва не касаясь ее консолями, я начала бросать машину то вправо, то влево, уклоняясь от пулеметных очередей. А немцы еще и еще заходят для атаки.

Мотор сдавленно фыркнул, затем снова… Впечатление было такое, будто человек задыхается — воздуха не хватает. Внизу — насколько хватало глаз лежала ровная, плотно укутанная снегами степь. Ни приветливого дымка, ни домика обжитого. Волчьи просторы…

Вдруг мотор совсем заглох. Этакое невезение! Я обернулась к «пассажиру», показала рукой, что иду на посадку. Тот в ответ лишь мотнул головой. Но в этом движении сквозило откровенное недовольство. «Вот еще барин, — подумалось мне, — не понимает, что убить могут…» Будто из-за своей прихоти вынужденную посадку делаю. Тем более, что везла не просто офицера связи, а самого командующего «бога войны». Хлопот теперь не оберешься. Мотор заглох. Садилась с ходу. А «мессеры» все бьют и бьют по нам. Сильный порывистый ветер все время норовил подцепить хвост машины, прокинуть ее или в крайнем случае обломать ей крылья. Для хорошего степняка задача, в общем-то простая — не велика машина — фанера да перкаль. Упрямый ветер, но и я не из податливых. Тоже с характером. Крепко держала ручку.

Приземлившись, выскочила из кабины, чтобы помочь генералу, который был так одет, что сам выбраться никак не мог. А «мессеры» не унимались. Холодящие сердце огненные струи впивались в снег совсем рядом с нашим самолетом. Наконец мы остановили машину и побежали к лесу. Спотыкаемся, падаем, поднимаемся и опять бежим. Мой генерал уже совсем задохнулся от глубоких сугробов, одежда и возраст не для кросса. Вдруг все стихло. Тогда я попросила генерала обождать меня под деревьями.

— Вы что, предлагаете ждать вас до морковкиного заговенья? — сердито перебил, догоняя меня, артиллерист. — По такой погоде я лично этого делать не собираюсь. Нужно оставить машину и искать какое-нибудь жилье, пока не поздно. Самолет при каждом порыве ветра судорожно вздрагивал. Я с тревогой смотрела на него, пропуская мимо ушей слова «пассажира» и думала о своем: «Чуть ветер подует посильнее — сломает машину, снесет. Нужно ее немедленно закрепить».

И я полезла в кабину.

— Что вы собираетесь делать? — удивился артиллерист.

— Достану трос из фюзеляжа, будем привязывать самолет.

— Позвольте, так мы ведь здесь дотемна провозимся. А в темноте нам крышка.

— До темна не до темна — а в таком состоянии я не имею права бросить технику.

— Ну, знаете ли…

Однако, посмотрев мне в лицо, «пассажир» понял, что от своего решения я не отступлюсь и принял из моих рук трос.

С величайшим трудом мы подтащили самолет хвостом вперед, к лесу. Осмотрела его. Все-таки изрядно «фрицы» покалечили мой У-2. Пробоины не в счет. Главное, отбита лопасть винта, нет одного цилиндра мотора и пробиты масляный и бензиновый баки. Как еще не загорелся!…

Наконец, закрепили машину, привязав к стволам деревьев, замаскировали ветками. Вдвоем управились быстро. И, забрав документы, прикинув по карте нужное направление, мы углубились в степь. Шли, по колено проваливаясь в снег. Ох, и тяжкий это был ночной путь. Шли час, другой, третий…

С небес, как из разорванного мешка, повалила без конца снежная вата. Временами казалось, что кто-то задался целью укрыть землю солидно, добротно. Идти становилось все труднее и труднее. Но самое страшное, что с усталостью приходило безразличие… Я низко опустила голову, пряча от надоедливых острых снежинок лицо, которые только и напоминали о реальности. «А может быть, это все-таки сон? — лезли назойливые мысли. — Ведь слышу же я дробный стук отбойных молотков, глухие крики проходчиков в тоннеле, шутки подруг по бригаде. Вот Тося Островская что-то шепчет мне на ухо. Но я не разберу. Тогда Тося начинает меня трясти за плечи. Нет, я не понимаю, что она от меня хочет. И почему в тоннеле снег?.. Он так нежно щекочет щеки, так тепло укутывает руки. Мне совсем не хочется освобождаться из его уютных объятий. И опять Тося трясет за плечо… Впрочем, это совсем не подруга, у нее не может быть такого мужского баса…» Я с великим трудом приоткрываю веки.

— Как тебя зовут?

— Анна.

— Встать нужно, товарищ Анна, встать и непременно идти. — Теперь я отчетливо различаю слова. — Так ведь и замерзнуть недолго…

Но сил у меня не осталось ни на шаг, и я села опять в сугроб.

— Дальше не пойду. Идите один…

— Вставай, Анна, вставай, — тормошил меня генерал. — Заснешь и замерзнешь.

— Да, да, да, нужно идти, — машинально ответила я. Наконец, я поняла, где сон, а где явь. — Я сейчас, я обязательно встану…

Разум знает, что нужно делать, но ноги отказываются ему повиноваться. Где взять силы, чтобы подняться, чтобы снова идти в негостеприимной, заснеженной степи?… Нужно только подняться. Он протянул мне руку: я пошла, я сумела перебороть смертельную усталость… Первые метры я держалась за артиллериста, но с каждым шагом чувствовала себя все увереннее и увереннее. Мертвая точка осталась позади, я обрела второе дыхание. И уже не таким зловещим казалось завывание ветра, уже не пугала бездонная темнота.