Прошу к нашему шалашу (сборник) - Виктор Савин

Утром, как немножко рассвело, мы с Ларионычем вышли из избушки. Собаки наши не сразу кинулись в лес, направили носы против ветерка, понюхали воздух, поразмялись, а затем гуськом, впереди Фальстаф, трусцой побежали на выруба, на ночные заячьи жировки.

На этот раз день начался с удачи. Гончаки подхватили беляка в метлике. Он еще не успел убраться на лежку. На первом же круге он лежал у моих ног. К полудню мы уже добыли трех зверьков. Тут бы можно и закончить охоту, но Ларионыч рассудил так: надо взять еще одного зайца, а то как их делить? Предлагал старику взять двух беляков, а мне, мол, хватит и одного. И на это он не согласился. У него правило: что добыто в лесу с товарищем - делить все поровну.

Сходили в избушку, пожевали хлеб, колбасу, согрелись чайком и снова послали собак рыскать по лесу. С обеда Куцый работал вяло, на гону взлаивал редко, словно ударял в большой надтреснутый колокол. Зато мой Фальстаф по-прежнему носился резво и звенел, будто забавлялся игрой в малые переговаривающиеся колокола. Затем Куцый стал отставать от моего гончака, а через некоторое время совсем замолк, затерялся где-то в дальних перелесках.

Ларионыч, смотрю, забеспокоился. Подошел и говорит:

- С Куцым что-то неладно. Никогда еще он не сходил с гона без причины. Стой тут, а я пойду по его следу.

И ушел. Вернулся старик с Куцым на руках. Нес, как ребенка, прижимая к груди.

- Опять из сил выбился? - спросил я.

- Все... Совсем... На своем посту мой гончак расстался с жизнью, сказал старый охотник. Из глаз у него хлынули слезы, стекла очков сразу запотели и стали мутными.

Наша охота была прервана. Под скалой возле избушки Ларионыч разобрал кучу камней, положил в ямину своего пса, соорудил над ним нечто вроде обелиска, а на отвесном утесе углем жирно написал: "Куцый, верный мой друг, гончак. Служил до последнего вздоха".

ЮВАНКО ИЗ БОЛЬШОГО СТОЙБИЩА

Молодой геолог Артем Струнников возвращался на базу разведочной партии. В большом таежном стойбище его ждали товарищи и любимая девушка. Парень шел из гор, где берет начало река Каменная Илюйка. Шел лосиной тропой и пел. Пел от радости, от счастья, переполнившего душу. За плечом у него ружье, на спине тяжелый мешок с кусками кварца, в которых отчетливо видны прожилки золота, и некрупные самородки. А это о чем-то говорит! Вот обрадуются товарищи! Начальник разведочной партии немедленно даст телеграмму в Геологическое управление. А потом, глядишь, в верховьях глухой реки появится прииск: драги, шахты.

Это здорово! И назовут новый прииск именем первооткрывателя. Интересно: прииск Струнниковский...

- Нет, так не годится! - вслух рассуждал Артем. - Стану протестовать. Назовем его в честь нашей геологической партии. Это же коллективный труд, поиск. Просто случайно, что белые квадраты на карте достались мне, а не кому-то другому. Вот, может быть, назвать прииск в честь Светланы? Она единственная девушка-изыскатель в нашей партии.

Чем ниже спускался геолог в долину, тем труднее становился путь. Черные гари, по грудь стоявшие в сплошном красно-розовом кипрее, сменились стелющимися липняками и пихтарниками, а затем начались густые седые ельники и завалы из сухих старых лесин. Долговязые лоси, проложившие здесь тропу, легко перешагивали через колодины и валежины, а Струнникову приходилось садиться на них, перекидывать ноги в тяжелых кованых сапогах.

Под вечер Артем вышел на узкую просеку - визирку, прорубленную топографами и затянутую мелкой порослью. До таежного стойбища оставалось уже не очень далеко. Нужно было засветло добраться до базы. Не ночевать же еще в лесу! И он, пробираясь через чащобу, работал руками, ногами, всем корпусом.

И вдруг совсем рядом - выстрел. Обожгло плечо, грудь. Что-то теплое, липкое начало расплываться по телу.

"Неужели кто-то караулил, следил за поиском?" - мелькнула мысль у геолога. И он медленно, чувствуя как слабеют ноги, присел на влажную траву. Потом свалился на спину, инстинктивно заслоняя своим туловищем мешок с драгоценной ношей. А затем помутнело в глазах. Лес, небо, все куда-то провалилось во тьму.

Очнулся Струнников на другой день. Солнце стояло высоко над лесом. Первое, что увидел, - солнце. Значит, живой! Потом почувствовал, кто-то находится рядом, трясет за руку. Перевел взгляд с неба на землю. И видит стоит перед ним на коленях скуластый мальчишка лет двенадцати-тринадцати, щеки влажные, блестят, а из узких раскосых глаз льются слезы.

- Дяденька, вставайте! Милый дяденька!

- Ты кто такой? - прошелестел сухими губами геолог.

- Юванко я, из Большого стойбища.

Струнников еще хотел спросить у мальчишки, как он оказался тут, но увидел стоявшую рядом с ним корзинку, полную спелой малины, и замолчал. Шевельнул рукой и застонал, чувствуя, как острая боль обожгла все тело, а в глазах разноцветные искорки, муть. И снова не стало ни солнца, ни мальчишки, ни корзинки с ягодами.

А мальчишка держит руку геолога, кладет на посиневшую ладонь малину и говорит сквозь слезы:

- Дяденька, ну вы покушайте ягод! Вам лучше будет. Шибко лучше. Пойдемте, я вам помогу. До стойбища недалеко.

Ничего не добившись от дяденьки, Юванко сорвался с места, забыв про корзину, и с ревом на весь лес побежал вниз по просеке. Потом свернул с нее и напрямик, по-заячьи лавируя между деревьями, перепрыгивая через валежины, припустил к таежному селу.

Под вечер к месту происшествия верхами приехали геологи и с ними женщина-врач с сумкой на боку, отмеченной красным крестом. Первым на лошади подъехал начальник геологической партии, большой бородатый человек с голубыми, по-детски ясными глазами, а за спиной у него, на крупе, сидел проводник Юванко. Бледный, чумазый, перепуганный всем случившимся.

Про мальчишку тут же все забыли. Столпилась вокруг Струнникова, лежавшего с закрытыми глазами. Отстранив людей, врач нащупала у пострадавшего пульс.

- Живой еще, - сказала она.

Все с облегчением вздохнули. У высокой белокурой девушки в коричневом вылинявшем комбинезоне, молчаливой и грустной, приехавшей с геологами, лицо просветлело. Она положила свою ладонь на голову Юванку, потом прижала мальчишку к себе. Он вспомнил про ягоды и начал угощать разведчицу прямо из корзины.

- Кушайте, тетя, малину. Больно сладкая. Сохатый, однако, не ест. Осинку любит. Рябинку любит... Ой, как жалко дяденьку! Пошто он ходил по просеке? Не надо тут было ходить. Вот шайтан и наказал.

- Какой шайтан?

- Плохой человек, с хвостом, с рогами.

- Тут не шайтаном дело пахнет, - сказала девушка серьезно и стала следить за врачом.

Исподняя рубаха у Артема казалась красной и шумела, как жесткая бумага. Ее пришлось разорвать. На плечо и грудь раненому были наложены бинты, которые кое-где тут же порозовели.

К больному наконец вернулось сознание. Он широко открыл глаза, увидел людей и чуть заметно, робко улыбнулся. Хотел что-то сказать, но только пошевелил губами.

- Не надо, не разговаривайте! - предупредила его врач.

Вскоре Струнникоза положили на носилки. А когда клали, он сказал, обращаясь к начальнику геологов, медленно произнося слова:

- Мешок... Мешок мой. Там золото. За мной кто-то охотился. Да помешали, видно.

К обыкновенным носилкам с боков были приделаны еще длинные жерди. Затем носилки были прикреплены к седлам двух лошадей, и люди молча тронулись к Большому стойбищу: сначала по просеке вниз, потом берегом угрюмой реки, где была проложена торная, местами болотистая тропа.

Печальную процессию замыкал Юванко со своей корзиной. Ягоды примялись, осели, запорошились сухими хвоинками, мусором, но мальчишка не обращал на это внимания. Он следил за носилками, покачивающимися между двух лошадей.

В старинном стойбище с большими мрачными домами с маленькими подслеповатыми окнами процессия остановилась у новенького двухэтажного светлого здания, в широких стеклах которого, казалось, купались облака. Здесь Струнникова сняли с жердей и унесли через высокое деревянное крыльцо в помещение.

У крыльца собралось много народа. Люди негромко переговаривались, охали, ахали, всплескивали руками.

- Что же это такое?

- Неужели кто из наших поднял руку на геолога?

- Не дело ли это Потапки Мякишева?

Потом прошел говор: дескать, нужна для переливания раненому кровь. Охотников тут же нашлось немало и среди геологов, и среди местных жителей. Обогнав белокурую девушку, Юванко первый ворвался в кабинет врача.

- Возьмите мою кровь. Моя хорошая кровь, молодая. Комары шибко любят, пьют, накомарник плохо помогает.

- Ты еще молод, мальчик, - сказала врач. - Иди домой. Мы тут без тебя обойдемся, - и указала на дверь.

Юванко постоял в нерешительности, помялся, увидел, что из корзинки у него течет малиновый сок, алый, как кровь, и у него опять потекли слезы. Поставив корзинку возле стола, он сказал:

- Возьмите, тетя. Кушайте ягоды. Шибко лечите дяденьку.