Ревизор: возвращение в СССР 22 (СИ) - Винтеркей Серж

— Привет, — выдохнула она и потащила его в подъезд.

Мама с Ахмадом тоже пошли за Жариковыми с сумками и свёртками. А Аришку так мне и оставили. Причем она тут же рванула за мусорные контейнеры к моему стеклянному НИИ. Пришлось оставить обе переноски Костяну и бежать за племяшкой. Пока поймал её, усадил на качели и раскачал, вышел Пётр на улицу, и она решила рвануть к нему, чуть с качелей не спрыгнула. Еле успел придержать ее!.. Пётр подошёл к нам, и только тогда она успокоилась.

— Вот же юла! Как ты с ней справляешься? — сочувственно спросил я, продолжая качать её.

— Привык уже, — пожал плечами он.

— Вот правду говорят, маленькие детки — маленькие бедки, — заметил я, — мои, пока, только спят, едят и орут.

— Сейчас переворачиваться начнут, — со знанием дела сказал Пётр, — глаз да глаз нужен будет. Наш уже два раза с кровати падал. Хорошо, один раз вместе с одеялом упал, даже не плакал, вообще не понял, что случилось, а второй раз — на ковер. Поорал немного, но больше для порядка — не ушибся.

Эх, как мне хотелось о собственном опыте возни с детьми, пока они растут, рассказать! Но нельзя, считается, что у меня его еще нет.

Вскоре к нам присоединились Родька с Григорием. Увидели нас в окно и решили не ждать назначенного часа. Аришка опять чуть с качелей не спрыгнула, как Родьку увидела, такая егоза! Петру пришлось её согнать с качелей.

— Там сейчас праздничный стол готовят, — подмигнул я Родьке, — вот, нагуляешь аппетит и пойдём к нам.

— Я уже нагулял, — на полном серьёзе заявил Родька.

— Мы даже завтракать не стали, чтобы места больше осталось, — то ли пошутил, то ли всерьез сказал Григорий и переложил в другую руку коробку.

Похоже, подарок и тяжёлый, — мысленно улыбнулся я.

— Деда! — увидел Родька появившихся у нас во дворе Никифоровну и Егорыча и помчался им навстречу.

— Деда! — сповторюшничала наша малая и побежала вслед за Родькой.

Дети, такие дети, — с умилением подумал я и пошёл к своим мальчишкам, заодно поздороваюсь с Гончаровыми-старшими.

— Как ёжики носом во сне водят, просыпаются уже, — наклонилась Никифоровна над переносками, — давно гуляете?

— Часа полтора где-то, — ответил я.

— Неси-ка ты их, Паш, домой. Есть уже хотят, сейчас орать начнут, — подсказала она.

И мы все поднялись к нам. Женщины разделились, кто на кухне, кто в детской. Трофим с Егорычем начали рекламировать самогончик от Никифоровны, Гриша к ним сразу и присоединился снять пробу. Одобрил, показав большой палец.

Вскоре приехала Ксюша и вручила мне замысловатую керамическую вазу, явно, авторская работа.

— Хотела приехать пораньше, помочь, а тут и без меня уже помощников хватает, — улыбнулась она, глядя на нас. А глаза грустные…

Блин, Иван же так и не знает, что она беременна от него. Но, явно, не сейчас буду об этом думать, у нас с женой праздник! Да и Ксюше сейчас не нужны лишние потрясения. Она и так, вон, еле держится, улыбается через силу.

Тут из детской вышла Ирина Леонидовна с бутылочкой в руках и, увидев Ксюшу, неприятно удивилась. Но быстро взяла себя в руки, улыбнулась ей, пусть и холодно, и кивнула, приветствуя. Ксюша ей также растерянно улыбнулась и кивнула. Ну и хорошо, хватило женщинам ума не устраивать тут у меня разборки. Лучше худой мир, чем добрая ссора. Тем более Галия дружит с Ксюшей, она, в любом случае, будет у нас появляться. Ирине Леонидовне, так или иначе, ещё придётся с ней сталкиваться, и она это прекрасно понимает. Женщина она жесткая, со своими понятиями, но, несомненно, умная. Понимает, что зарплата у нее очень хорошая даже по московским меркам и в колодец с водой не плюют.

Чуть позже к нам присоединились супруги Данченко с чем-то текстильным в большом целлофановом пакете и художники с первого этажа с шикарным утренним летним пейзажем маслом сантиметров шестьдесят на восемьдесят. Так бы и стал, и замер минут на пять, оценивая. Но неудобно было долго разглядывать его, а то и другие подарки надо было бы так же тщательно изучать, чтоб людей не обидеть. А я их сваливал все со словами благодарности в большой комнате на окне и рядом на полу. Но пейзаж поставил на спинку дивана в большой комнате, пусть все смотрят.

За ними подтянулись Марат с Аишей, Миша Кузнецов, Сатчаны и Маша с Витей. Такие пунктуальные, ровно к часу пришли, как и назначено.

— Вы что, во дворе все ждали, что ли, пока час дня наступит? — пошутил я.

Вышла жена, вручила мне накормленного Русика и вскоре вернулась с Андрюшкой на руках. Так мы и встретили гостей всем семейством.

Всем хотелось подержать малышей, но чужих мужчин дети боялись. К женщинам ещё кое-как на руки шли. Одного тут же отжала Римма Сатчан и села с ним на диване в большой комнате играть. А второй быстро оказался у Маши на руках.

— Они только поели, сильно их не трясите, — подсказал я, — а то увидите фонтан дружбы народов.

Тут жена отозвала меня в сторону и достала деревянную коробочку, которая показалась мне смутно знакомой. Открыл её, ну, точно: жемчуга Шанцева.

— Что с этим делать? — спросила жена.

— А откуда это у тебя? — спросил в свою очередь я.

— Твоя мама привезла — сказала, что это благодарность от жены Шанцева.

— Вот, же… — чуть не ругнулся я. — Отдай это обратно маме, пусть вернёт Наталье Кирилловне. Мы с Шанцевым уже давно разобрались. Никто никому ничего не должен. Я же чисто помочь хотел, вот и помог, восстановил справедливость.

— Хорошо, — кивнула жена и унесла коробочку.

Марат пошёл будить отца. Тот вышел заспанный после дежурства, быстренько умылся, сунулся за сигаретами, а они кончились. Он стрельнул у Петра одну и собрался в магазин.

— Всем привет! Ничего купить не забыли? — заглянул он на кухню. — Я в магазин прогуляюсь за сигаретами, а то не проснусь никак…

— Может, хлеба докупить? — переглянулась бабушка с мамой и Никифоровной. — А то народу, смотрите, сколько.

— Я куплю, — кивнул Загит, — сумку только дайте.

— Два батона и два чёрных, — наказала бабушка, подавая ему две матерчатых сумки и Загит ушёл.

Вскоре пришла Анна Аркадьевна и принесла две смешных декоративных подушки на диван с мордами львов. Положил их на спинку дивана справа и слева от пейзажа.

— Девочки! Что помогать? — тут же отправилась она на кухню.

— Загит за хлебом ушёл, как принесет, подрезать надо будет, — ответила ей Никифоровна.

Москва. Дом Ивлевых, квартира на шестом этаже.

Лина стояла у окна на кухне и скучала. Пока ещё соседи с детьми гуляли, можно было за ними понаблюдать, а сейчас двор опустел. Скукота… Читать уже больше не хочется… Одной, всё-таки, плохо, даже в кино сходить не с кем. Замужние подруги в гости не приглашают. Боятся, что мужика у них отобьет… А незамужних уже и не осталось.

Придётся опять мужчину искать, — подумала Лина. — С Мишей нас, наконец, развели. Я теперь свободная женщина! О! Сосед с третьего этажа! — увидела она в окно Загита. — С сумками куда-то пошёл. Не иначе, в магазин отправили. Значит, скоро обратно пойдёт!..

Лина быстро собралась, вышла на улицу, чтобы, как будто, случайно встретиться с отцом Галии, когда он будет возвращаться из магазина.

Мужчина ей понравился. Ну и что, что намного старше. Зато огромный, обстоятельный и сразу видно, что добрый. Она рядом с ним как тростинка рядом с дубом. Такое приятное чувство возникает, даже чувства — спокойствия, защищенности. Да еще и профессия героическая, пожарный. Вот бы его окрутить. Такого кавалера и мама не осмелится погнать из квартиры, как Мишу погнала.

Москва. У дома Ивлевых.

Оксана приехала на станцию метро Щербаковская, вышла на улицу и медленно шла, думая, что же ей делать? Караулить мужа у подъезда? Это так нелепо… Может же Пашка выйти, вместо Загита. И что это будет? Оксана представила, с каким ехидным лицом он на неё посмотрит, и внутри у неё всё сжалось от обиды, стыда и ещё непонятно чего…