Лучше не возвращаться - Дик Фрэнсис

— Ничего, абсолютно, — отрезал Кен. — Ничего, кроме… — Он замолчал в нерешительности, неуверенный в своей догадке.

— Кроме чего? — спросил я.

— Видишь ли, Оливер следил за экраном, как ты. Пару раз я тоже поглядывал на него. Сейчас я не могу поклясться, но мне показалось, что кривая электрокардиографа — линия, которая отражает частоту пульса, — несколько изменилась. Стоять и следить за ней я не мог. Может, мне и следовало это сделать. А потом, конечно, кривая заметно изменилась, так как была нарушена работа сердца. — Кен нахмурился, серьезно задумавшись. — Мне нужно будет кое-что проверить.

— Здесь? — спросил я, оглядываясь.

— Нет, дома. Все мои книги дома. И слава Богу, что они там. Кэри держал свои у себя в кабинете, и все мы могли ими пользоваться, если наталкивались на что-то такое, в чем мы сомневались. То, что не унес пожар, уничтожила вода, — он покачал головой. — Некоторые из тех книг невозможно будет заменить.

— Не повезло вам, — сказал я. — И на этом неприятности не закончились. — Во всяком случае, еще предстоит опознать труп, который обнаружили вечером.

Кен устало потер ладонями лицо.

— Поехали в Тетфорд.

— Ладно. Но, Кен…

— Что?

— До тех пор, пока они не выяснят, чье это тело, не ходи один по темным улицам.

Кен удивленно посмотрел на меня. Он как-то не задумывался над тем, что найденный труп может служить сигналом опасности.

— Это наверняка поджигатель, — возразил он.

— Возможно. Но зачем ему понадобилось устраивать пожар?

— Понятия не имею. Этого никто не знает.

— У меня складывается впечатление, что поджигатель сам не знал, что начнется пожар, до тех пор, пока уже ничего нельзя было поделать.

— Почему ты так считаешь?

— Растворитель, краска — они почему-то оказались там. Если бы ты собирался поджечь здание, разве ты решился бы бросить спичку, зная, что вокруг полно легковоспламеняющихся веществ?

Он подумал и сказал:

— Пожалуй, нет.

— Так что будь осторожен.

— Знаешь, ты напугал меня.

— Вот и хорошо.

Он пристально посмотрел на меня.

— Не ожидал, что ты окажешься таким…

— Каким?

— Таким… таким пронырливым.

Я криво улыбнулся.

— Как коварная игла? Но ведь никто из нас не может всего упомнить. Мы не сразу придаем значение многим серьезным вещам. Понимание, что ты запомнил что-то важное, часто приходит неожиданно и с большим опозданием. Поэтому, если ты вспомнишь что-нибудь такое, что упустил из виду, обязательно расскажи.

— Хорошо, — сказал он твердо, — расскажу.

Викки старалась изо всех сил понравиться Жозефине, матери Кена. Но, что правда, то правда — у них были несовместимые характеры. Викки, порывистой, щедрой, внутренне молодой, несмотря на седину, приходилось искать общий язык с обидчивой, скромно одетой, угловатой женщиной, для которой неодобрительное отношение к тому, что ее окружало, было привычкой. Белинда, отбывающая срок изгнания в кухне решила подзарядиться стаканчиком «Кровавой Мэри» (чтобы успокоить нервы и перестать визжать как сказал Кен, который и приготовил для нее напиток). Стаканчик возымел свое действие, и Белинда заметно подобрела. Мы с Грэгом разговаривали о том о сем, не произнося ничего такого, что стоило бы запомнить. Наконец все уселись за стол и принялись за жареного ягненка с картофелем, горошком, морковью и подливой. Признаться, я уже стал забывать о существовании подобных блюд. За столом все были настолько увлечены процессом поглощения пищи — передавали, подливали, подкладывали, — что я счел возможным безо всяких прелюдий заговорить на тему блестящей работы Кена, встреченной подозрительной неблагодарностью хозяина кобылы.

— Уникальный человек, — сказал я. — Винн Лиз, так, кажется, его зовут. Он мне ужасно не нравится.

Жозефина Макклюэр, сидевшая рядом со мной, отвлеклась от вилки с аппетитным кусочком, который она собиралась положить себе в рот, и посмотрела на меня. Я как ни в чем не бывало продолжал:

— Он проявил удивительное равнодушие к своей лошади. Ему было наплевать на нее. У меня даже сложилось впечатление, что он желал ее смерти.

— Это невозможно! Такая бессердечность! — воскликнула Викки.

Жозефина Макклюэр положила в рот свой кусочек.

— У некоторых это от рождения, — сказал я.

Кен в очередной раз рассказал о том, как он получил разрешение на операцию от жены Винна Лиза. Он улыбнулся:

— Он сказал, что я не мог разговаривать с его женой посреди ночи, так как она всегда принимает снотворное.

Жозефина Макклюэр язвительно вставила:

— Быть женой Винна Лиза — тут без снотворного не обойдешься.

«Вот ты и завелась, уважаемая», — подумал я и в один голос с другими присутствующими спросил почему.

— Кен, — сурово обратилась она к сыну, — ты не говорил мне, что делал какую-то работу для Винна Лиза. Одно это имя! То, что он вытворял, в голове не укладывается. Я думала, он уехал за границу. Держись от него подальше.

Кен уязвленно ответил:

— Я не знал, что вы с ним знакомы.

— Я с ним не знакома. Я его знаю. Это не одно и то же.

— А что вы о нем знаете? — спросил я, придав своему голосу такую проникновенность, на какую только был способен. — Расскажите нам.

Она фыркнула.

— Он издевался над лошадьми, и за это его отправили в тюрьму.

Викки издала возглас, полный ужаса, а я спросил:

— Когда?

— Много лет тому назад. Возможно, лет сорок. Был ужасный скандал, потому что его отец был мировым судьей.

Кен, открыв рот, уставился на нее.

— Ты никогда не говорила мне об этом.

— Не было повода. Я много лет не слышала его вмени. Уж забыла и думать. К тому же он уезжал. Но если этот ваш владелец был так бессердечен наверняка это он и есть. Не так уж много людей носят имя Винн Лиз.

— У вас хорошая память, — сказал я.

— Я ей горжусь.

— А еще у Кена были неприятности с Роном Апджоном, — сказал я. — А о нем вы никаких скандальных историй не знаете?

— Ронни Апджон? — Она слегка нахмурилась. — Мой муж был с ним знаком. И с его стороны было глупо упрекать Кена, что та лошадь выиграла скачки. Кен мне рассказывал.

Я старался ее разговорить:

— Он все еще работает? Наверное, у него есть партнеры?

— А, вы имеете в виду старого господина Трэверса? Нет, он был партнером отца Ронни.

Я затаил дыхание. Жозефина отрезала кусочек мяса и положила его себе в рот.

— Я прослушал, — сказал Кен. — О чем вы говорили?

— Старик Трэверс, — продолжала его мать, — был большим бабником.

Викки поразил контраст между высокомерностью Жозефины и скудностью ее словарного запаса. При слове «бабник» Викки едва не рассмеялась. Но Жозефина говорила серьезно. Грэг, наверное, улыбаясь про себя, подумал, что Жозефине уже нечего бояться бабников. Но когда-то она была молодой и счастливой женой и, несмотря на складочки вокруг рта, многое от той женщины оставалось в ней и сейчас.

— Апджон и Трэверс, — задумчиво произнес я. — Да, они работали вместе. — Жозефина продолжала бесстрастно пережевывать свой кусочек. — И чем они занимались? — спросил я.

— Не знаю. Что-то связанное с финансами. — В ее голосе можно было прочесть, что финансы ее ничуть не интересуют. — Насколько я знаю, Ронни Апджон не работал ни одного дня в своей жизни. Его отец и старик Трэверс не имели постоянного дела.

— Вы столько можете рассказать! — восхищенно заметил я. — А имя Иглвуд ничего вам не говорит?

— О, нет, только не Иглвуды! — взмолилась Белинда.

Жозефина злобно посмотрела на свою будущую невестку и сказала такое, от чего у всех кусок в горле застрял: — Надеюсь, вы лучше, чем эта девка Иззи. Белинда не могла не согласиться, тем не менее была ошарашена. Ей высказали комплимент, который можно было расценивать как удар ниже пояса.

— А что не так с этой Иззи Иглвуд? — спросил я Жозефину.

— Дело в ее матери.

Викки чуть не подавилась горошком, и Грэг постучал ее по спине.

Когда переполох улегся, я спросил:

— И что же у нее за мать?

Жозефина поджала губы, но не могла удержаться, чтобы не посплетничать на эту тему. Она выпалила:

— Мать Иззи была и есть шлюха.

К счастью, в тот момент Викки успела проглотить свой горошек. Она довольно улыбнулась и сказала Жозефине, что давно не получала такого наслаждения от приема пищи. Бледные щеки Жозефины слегка порозовели.

— Мама, не будь такой, — возмутился Кен. — Иззи не виновата, что у нее такая мать.

— Наследственность, — мрачно парировала Жозефина.

— А как звали ее мать? — ненавязчиво поинтересовался я.

— Рассет Иглвуд, — с готовностью ответила Жозефина. — Дурацкое имя. Иззи, конечно, ее внебрачная дочь.

— Перестань, — взмолился Кен. Он посмотрел на меня: — Послушай, смени тему.