Путь к Истоку - Анастасия Штука

Легко поднявшись по мраморным пологим ступеням, она приветливо улыбнулась пожилому слуге, который сдержанно поклонился ей, расцветая в радостной и счастливой улыбке.

— Давно вы не посещали нас, госпожа, — ворчливо произнес он, старательно маскируя за недовольством теплые нотки.

Колдунья слегка нахмурила тонкие брови, внимательно изучая его высокую, немного сутулую фигуру в белом, форменном костюме, отмечая осторожность и скованность, с которой он двигался.

— Видимо, очень, — уничижительно фыркнула она, подпуская в голос ехидство, — раз кое-кто забыл сказанное мной и опять стоит на сквозняке в сырую и ветреную погоду.

Седовласый, сохранивший следы былой тонкой и благородной красоты, мужчина тяжело покачал головой. — Да разве я могу оставить свое место? Кто же тогда будет приветствовать наших гостей?!

— Насколько я помню, тебе выделили двух расторопных и шустрых мальчишек в ученики и помощники, — старательно пряча улыбку, сказала колдунья, с наслаждением наблюдая за искренним возмущением, вспыхнувшим в выразительных, серых глазах слуги и покрывшим впалые щеки румянцем.

— Вот именно — шустрых. Разве молодежь устоит на одном месте? Эх, — он удрученно взмахнул рукой и сразу поморщился.

Яснина громко рассмеялась, уже не сдерживаясь. Она потрепала мужчину по худому плечу засветившейся алым сиянием рукой и тепло улыбнулась ему, когда тот недоверчиво распрямился, осторожно выпрямляя спину и расцветая в широкой и благодарной улыбке.

— Не представляю на этом месте кого-то другого, поэтому твой радикулит мы подлечим. И все же береги себя…

— Благодарю мою сиятельную и прекрасную госпожу, — мужчина склонился к ее руке в элегантном и безупречном поклоне, прикасаясь прохладными губами к ее пальцам, — правда, не могу вспомнить, в который раз я это делаю.

Колдунья весело фыркнула и, не выдержав, звонко рассмеялась, откинув назад голову и заливаясь глубоким, обволакивающим словно бархат, немного хрипловатым смехом.

— Проходите, госпожа, проходите скорее. А то хозяин мне уже все уши прожужжал о вас. Делает вид, что не беспокоится, а сам каждую свободную минутку бежит к окошку. Вас все высматривал…

Подарив еще одну теплую улыбку слуге, с изящным поклоном распахнувшему перед ней широкие двустворчатые двери, она шагнула внутрь. Когда глаза немного привыкли к мягкому сумраку, царившему в просторном зале, Яснина осмотрелась по сторонам, но кроме нее в приемной никого не было. На высоких стенах, облицованных нежно кремовым мрамором, висели большие картины в светлых тонах и изящные шелковые драпировки. Арочный стеклянный потолок поддерживали тонкие, резные колонны, между которыми вились гирлянды цветов из хрусталя, заливающие помещение приятным теплым и серебристым светом. Несколько оббитых шелком оттоманок и кресел стояли в небольших нишах, а у подножия огромной лестницы, ведущей на второй этаж, были установлены статуи грациозных ланей, словно приподнявшихся в танце на задние ноги, выполненных из отливающего серебром мрамора. Бросив быстрый взгляд на широкую лестницу, устланную белоснежным, расшитым серебряной нитью и шелком ковром, она недовольно поморщилась и не торопливо направилась к одной из двух арок.

Едва она вошла в огромный зал, мягко освещаемый теплым светом многочисленных гирлянд, тянущихся между установленными в центре колоннами, как ей на встречу заспешила невысокая, гибкая девушка в красивом и кокетливом белоснежном платье, лучащаяся радушной и приветливой улыбкой.

— Рада приветствовать вас снова, госпожа, — она присела в изящном реверансе и весело подмигнула ей, — а уж как будет рад хозяин!

— Спасибо, Милана. Надеюсь, ты присматриваешь за ним?

— Глаз с него не спускаю, — клятвенно заверила ее девушка, поблескивая черными, живыми глазками и делая очень характерный жест рукой, касаясь ногтем зуба, — ой!

Восхитительно смутившись, она торопливо спрятала руку себе за спину, заставив колдунью прыснуть от сдерживаемого смеха. Она знала, что жизнерадостную и бойкую Милану Вран подобрал на улице пару лет назад. Отмыл, приодел и оставил у себя в таверне, пожалев худенького и заморенного угловатого подростка, затравленно смотрящего на окружающих волчьим взглядом. Девчонка отошла, расцвела и проявила себя, деятельно прибрав к рукам многочисленных служанок и властно командуя ими, словно опытный полководец в своем гарнизоне. Загорелая, темноглазая и черноволосая она гибко скользила по залу, словно красивая бабочка, порхающая от цветка к цветку, приковывая к себе взгляды. Яснина знала, что девушка постоянно получала от посетителей более чем заманчивые предложения, включающие нередко и брачные, но лишь отмахивалась от них, упорно преследуя свою цель. Колдунья вздохнула, следуя за весело щебечущей Миланой, ведущей ее по широкому проходу между колоннами, вокруг которого на возвышениях стояли круглые столики, накрытые белоснежными накрахмаленными скатертями и удобные обеденные стулья с изогнутыми спинками. Она давно знала о том, что девушка безответно влюблена в своего хозяина, и всячески поддерживала ее, вот только Вран основательно вбил себе в голову, что он слишком стар для такой юной красавицы и упорно отказывался принять любовь Миланы, считая ее простой благодарностью. Предприняв несколько неудачных попыток переубедить упрямого мужчину, Яснина махнула рукой на это неблагодарное занятие, злорадно пообещав в случае слишком долгого упорства подвергнуть его какому-нибудь заклятью. Испугаться Вран не испугался, но угрозой проникся.

Они не дошли и до середины пустого зала, когда из незаметной, прикрытой шелковой драпировкой, боковой двери вышел высокий, широкоплечий, крепко сложенный мужчина, застегивающий на ходу пуговицы на черном длинном и глухом сюртуке. Заметив приближающихся к нему женщин, он на мгновение замер, затем бросил свое занятие и торопливо направился к ним быстрым и решительным шагом. Через минуту колдунья оказалась прижата к широкой и мускулистой груди, обтянутой плотной шерстью, пропитавшейся насквозь запахом вишневого дыма и дорогих сигар. Яснина растерялась, с трудом заставив себя остаться на месте. Раньше Вран никогда не пересекал невидимую черту, разделяющую их. Да, он всегда был рад видеть ее в своей таверне, не делая из этого особой тайны, но никогда не позволял себе ничего кроме вежливого пожатия руки. Словно почувствовав колебания колдуньи, не спешившей обнять его в ответ, мужчина поднял голову, вглядываясь в ее удивленно округлившиеся глаза. На его узких, пересеченных старым шрамом, губах появилась печальная улыбка.